Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

У. М. Бахтикиреева

К ВОПРОСУ О РОЛИ ЯЗЫКА В НАЦИОНАЛЬНЫХ КОНФЛИКТАХ

(Языковая политика и языковые конфликты в современном мире. - М., 2014. - С. 241-245)


 
The article represents the author's reflections about the role of the state language and the language of national minorities.
 
Современная системная типология языков обосновывает положение о равном интеллектуальном совершенстве всех языковых систем мира [Мельников, 2011]. Однако, как свидетельствует прак- тика, далеко не всем языкам выпадает честь функционировать во всех сферах его использования и получить свою интеллектуальную «развертку» в историческом процессе. По всей видимости, это закономерный процесс в развитии человеческого общества. Любой народ (этнос, этническая группа), который в конкретный исторический период не смог самостоятельно отстоять свою независимость, «обречен» на двуязычие/полиязычие. Знание языка метрополии становится жизненно необходимым для «покоренных» народов.
В случае сбалансированной языковой политики (система стратегических решений по регулированию языковых отношений) и языкового планирования (система мероприятий по воздействию на языковую практику) диглоссно-билингвальные (асимметричные) отношения между государственным языком и языками национальных меньшинств не представляют угрозы системе государственного устройства. Придавая диффузный характер языковой ситуации, двуязычная ситуация способствует единению разноэтнических групп на основе государственного языка.
Ламентации «покоренных» народов по поводу ассимиляции этноса (этнической группы) или умирания этнических (автохтонных) языков актуализируются в периоды зыбкого, не стабильного состояния общества, помех в функционировании государственной системы.
В своих работах мы неоднократно писали о том, что языковые факторы наравне с географическими (в частности, государственные границы) и другими (экономическими, социальными и др.) являют собой подсистему по отношению к системе государственной. Привлекательность государства обусловливает отношение многонациональных граждан к государственному языку. Любой человек (представитель не титульной нации), желающий реализовать себя из среднестатистического индивида в конкретную личность, предпочтет достойное знание государственного языка и этнического языка, и иностранных языков. Иными словами, мотивационные предпочтения людей в отношении знания языка/языков находятся в прямой зависимости от связывания перспектив их жизни, жизни детей и внуков с конкретной страной.
Государство, в котором провозглашается ценность одного языка, превосходство его над другими, обречено на недолговечность. Непродуманная, неадекватная языковая идеология, языковая политика и языковое планирование подтачивают государственную систему изнутри подобно ржавеющей шестеренке в механических часах, постепенно подвергающей коррозии всю часовую систему
По справедливому замечанию профессора Тартуского университета А.Д. Дуличенко, в СССР русский язык по объективным причинам стал языком межнационального общения. Одновременно он был государственным языком, даже несмотря на то, что «признать за ним статус государственного языка боялись, так как в публицистических работах В.И. Ленина дореволюционного периода понятие государственный язык окутывалось только негативными коннотациями. <…>. Достойно сожаления, что в советское время ни руководство страны, ни социолингвисты глубоко не входили в языковые отношения и проблемы многоязыкового государства, — скорее наоборот, они почти не опускались с директивнопропагандистского уровня» [Дуличенко, 2013: 7]. Критикуя основную ошибку советской социолингвистики, постоянно повторявшей клише «об окончательном решении этноязыковых проблем в СССР», ученый считает, что выбранная позиция обусловила в зна… чительной степени закрытие перспективы для других языков. Она «ни только не решила назревшие проблемы языковой жизни СССР, но и разрушила саму страну, принеся этим неисчислимые страдания миллионам людей» (выделено нами. — У.Б.) [Дуличенко, 2013: 7–8].
Мы солидаризируемся с выводами А.Д. Дуличенко. Гомогенизация полинационального общества была основным вектором языковой политики СССР, начиная с 40-х гг. ХХ в. Внедрение русского языка во все сферы жизни общества осуществлялось посредством специальных декретов, постановлений и указов. Так, например, Постановление ЦК ВКП (б) и Совета Народных Комиссаров от 13 марта 1938 г. «Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей» абсолютизировало обучение на русском с 1-го класса на территории РСФСР, а в других республиках с 3-го класса. Создавалась учебнометодическая литература на русском языке, закрывались национальные школы. В Казахстане, например, с 1955 г. было принято решение отменить преподавание казахского языка в школах с русским языком обучения, а в ее столице «до середины 1980 годов работала единственная казахская школа № 12» [Сулейменова, 2011: 59]. В этот же период активно внедрялся метод «шапирографии» (автор А.Б. Шапиро) — механическое перенесение некоторых явлений русской грамматики на грамматику других национальных языков.
Отдельную проблему представляла замена графики. «То бедственное положение, в котором оказались многие национальные языки СССР после стольких лет декларируемого благополучия и процветания, заставляет возвращаться к страницам истории, чтобы докопаться до первичных причин, вызвавших сегодняшнюю ситуацию, когда понадобилось принимать реанимационные меры. В связи с естественным и неизбежным ростом национального самосознания и возрождением стали возникать проблемы, верному разрешению которых способствует знание первопричин. Представляется актуальной попытка воспроизвести истинную ситуацию с языком и заменами алфавита соответствующего периода для того, чтобы объективно оценить причины и последствия. На наш взгляд, «совершенно неправильно рисовать только черными красками отказ многих народов от арабского алфавита, а тем более — давать сугубо положительную оценку принятию русской графической системы» (выделено нами. — У.Б.) [Дуличенко, 2013].
Приведенные примеры дают представление о воплощении на практике языковой политики и языкового строительства СССР, укреплявшего одно из положений языковой идеологии того периода — о неодинаковой ценности языков и особой развитости русской языковой системы по сравнению со всеми другими языками. Этому способствовали и господствовавшие представления «среди многих советских филологов о том, что язык тем совершеннее, чем больше его грамматика похожа на грамматику русского языка» [Алпатов, 1994].
Таким образом, государственным de facto постепенно становился язык «одной наиболее развитой нации (в терминологии того времени)» или «насильственная русификация» [Дуличенко, 2013: 85].
Мощное доминирование русского языка ограничивало социальную нагрузку на языки национальных меньшинств и обусловило уменьшение числа компонентов системы функций. Изменение социально-функциональной значимости языка в количественном измерении служило критерием неравновесности, неравнозначности взаимодействующих языков в качественном отношении. Этнические языки не выполняли в необходимой мере роли аккумулятивной функции. Использование русского языка в сфере хозяйственной деятельности, общественно-политической, организованного обучения, художественной литературы, СМИ объективно ослабляла функцию аккумуляции опыта и знаний у этнически нерусских билингвов на этническом языке. Следовательно, ослабевала аккумулирующая функция этнического языка, ослаблялась роль конструктивной функции языка как элемента этноса, что зачастую приводило к образованию гибридных моделей. Доминирование (по крайней мере, до распада СССР) на евразийской территории русскоязычия в речевой культуре многих этнически нерусских людей, нередко формирование полного или неполного транслингвизма (смена языка или периодическое возвращение в соответствующих ситуациях к этническому языку) было закономерным явлением. Вместе с тем, русскоязычие — переход на русский язык служил индивиду инструментом, определенной компенсирующей системой, открывающей доступ к личностной реализации вне пределов этноса.
Положение об особой значимости и ценности русского языка среди других языков Союза, по своим функциональным возможностям не способным соперничать с русским ни в одной из важных коммуникативных сфер, достаточно долгое время использовалось для легитимации русского языка в качестве единственного доминирующего языка в СССР. Как отмечают известные социолингвисты, такого рода утверждения до сих пор можно встретить в отношении некоторых других языков РФ и титульных языков постсоветских государств. «Именно в подобных фактах проявляется особенность всякой языковой идеологии, которая всегда претендует на истинность и исключительность, маскируя под ней чьи-то политические и/или экономические интересы».
Не вызывает сомнений, что неудачная языковая идеология и языковая политика советского государства, не адекватное складывавшимся обстоятельствам решение этноязыковых вопросов сыграли отнюдь не последнюю роль в распаде культурно-исторической общности на евразийской территории.
И в настоящее время (собственно, как и во все времена) язык продолжают рассматривать не просто как часть культуры, но как дело (гео)политики, экономики и религии. Об этом красноречиво свидетельствует современная практика на постсоветской территории. Примеров накопилось множество. Обратимся к одному из последних: признание крымско-татарского языка одним из официальных языков для принятого в состав России Крыма, в определенной мере урегулировала не только языковые и национальные (этнические) вопросы в этом ареале. Это решение, безусловно, облегчает решение экономических, политических, социальных проблем в указанном регионе. Для национального меньшинства с драматичными страницами истории закрепление его языка как равного среди других — это не простое признание языковой и национальной (этнической) идентичности. Это, безусловно, гораздо больше. Важно, чтобы решение о поддержке и использование языка национальных меньшинств в разных сферах его применения не становилось для государства актуальной лишь в острый период урегулирования очередной геополитической задачи. Объединяющая роль государственного языка видится в его способности а) направить стремление людей к коллективному стилю мышления, идентификации с мировой цивилизацией, всем человеческим сообществом, б) выразить в своей «языковой оболочке» культурное разнообразие многонационального социума. Достижение конечной цели разви… тия любого государства — партнерства ради мира — невозможно без соблюдения этих условий.
 

Литература

Алпатов В.М. Общественное сознание и языковая политика в СССР (20–40-е гг.) // Язык в контексте общественного развития. М.: ИЯ РАН, 1994. С. 29–46.
Выдрин А. Языковая политика в Узбекистане. Фитрат, Поливанов, Стали и другие… [Электронный ресурс] Режим доступа: http://www. fergananews.com/zvezda/vydrin.html [Последнее обращение 04.01.2014].
Дуличенко А.Д. Русский язык: от века ХХ к веку XXI…// Филологические науки / Научные доклады высшей школы. № 1. 2013. С. 3–11.
Мельников Г.П. Где центр глубинной евразийской культуры? (Идеи евразийства в свете достижений системной типологии языков) // Вестник РУДН. Серия «Теория языка. Семантика. Семиотика». № 1. 2011. С. 6–13.
Сулейменова Э.Д. Языковые процессы и политика: монография. Алматы: Казак университеті, 2011. 117 с.
Сулейменова Э.Д. Макросоциолингвистика. Алматы: Казак университеті, 2011. 404 с.
Тишков В.А., Степанов В.В., Функ Д.А., Артеменко О.И. Статус и поддержка языкового разнообразия в Российской Федерации. Экспертный доклад. 55 с. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://rudocs.exdat.com/docs/index140117. html [Последнее обращение 07.03.2014].