Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

А. Ю. Мусорин

ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ТЕОНИМИЧЕСКОЙ ЛЕКСИКИ ЯЗЫКОВ ХРИСТИАНСКОГО МИРА

(Российские немцы. - Новосибирск, 2008. - С. 221-230)


 
Изучение лексико-тематических групп - не новое направление в языкознании вообще и в русистике в частности. Мы имеем исследования, посвящённые терминам родства, глаголам движения, прилагательным цветообозначения, названиям построек различного типа и мн. др. А вот исследований, посвящённых наименованиям Высшего Существа - Бога до сих пор нет. Между тем, изучение теонимической лексики любого из языков христианского мира имеет колоссальное значение не только для языкознания или даже филологии в широком смысле этого слова, но также для истории культуры, философии и богословия.
Первая задача, которую необходимо решить при изучении теонимической лексики любого из языков христианского мира, - это составление по возможности полного списка слов, принадлежащих к этой лексико-тематической группе. При этом необходимо помнить, что наряду с общеизвестными и широко употребительными теонимами, такими как Бог, Господь, Всевышний, Творец, существует значительный пласт редкой, даже окказиональной теонимической лексики. Примером теонимического окказионализм может служить существительное Первопрограммист, выявленное и введённое в лексикографический оборот О. Н. Лагутой [Лагута, c. 253]. Наличие такого рода лексических единиц в значительной степени усложняет решение данной задачи, поскольку всегда остаётся возможность того, что какая-то часть теонимического материала окажется неохваченной исследованием.
Другой задачей, которая стоит перед исследователем христианской теонимической лексики - отделение в ней общехристианского элемента, свойственного всем языкам христианского мира, от элемента национального, свойственного только данному конкретному языку, связанного с какой-либо отдельной национальной культурой. Примерами общехристианской теонимической лексики могут служить слова Бог, Божество, Господь, Творец, Спаситель. Они имеют однозначные переводческие эквиваленты практически во всех языках христианского мира: греч. Θεóς, Θεοτης, Κύριος, Ποιησας, Σωτήρ; лат. Deus, Divinitas, Dominus, Creator, Salvator; англ. God, Divinity, Lord, Creator, Savior; польск. Bóg, Bóstwo, Pan, Stworca, Zbawca. Эквиваленты указанным теонимам можно без труда подобрать из самых различных языков как Европы, так и христианского востока. Что же касается теонимической лексики, свойственной только каким-либо отдельным языкам, и не имеющей однозначных общепринятых эквивалентов в других языках христианского мира, то здесь в качестве примера можно привести белорусское Усеспадар (на русский язык этот теоним можно скалькировать как "Всегосподин, Всехозяин").
Теонимическая лексика любого языка христианского мира живёт и развивается в тесной связи с теонимической лексикой других языков, носители которых исповедуют христианство. Более того, в любом языке значительную часть её по своему происхождению представляют заимствования из других языков или кальки. Так, например, церковнославянское и русское Вседержитель является калькой с греческого Παντοκράτορ (πάντα - "всё", κράτετω - "иметь власть, править, царствовать"), заимствование из латинского представляет собой английский теоним Creator, полностью сохранивший, кстати, орфографию языка-источника, а белорусское Боства (Божество) пришло в белорусский язык из польского - Bóstwo. Таким образом, изучение теонимической лексики любого из языков христианского мира с неизбежностью требует от исследователя освещения такого рода межъязыковых взаимодействий. При этом следует заметить, что источники воздействия для разных языков различны. Так, для русского важными источниками формирования церковнославянской лексики послужили греческий и церковнославянский, для языков Западной Европы - латынь, а теонимическая лексика украинского и белорусского языков формировалась под значительным влиянием польского.
Следует заметить, что при калькировании теонимической лексики далеко не всегда одному слову языка-донора соответствует одно слово языка-реципиента. Так, например, трём греческим лексемам Ποιησας, Ποιητής и Κτισας в русском соответствует только одна лексическая единица: Спаситель. Есть и обратные случаи: латинскому теониму Pater в английском соответствуют два слова: Father и Begetter.
Поскольку значительная часть теонимов образована от слов с нетеонимическим значением путём метафорического переноса, возникает вопрос, имеем ли мы в таких случаях дело с одним многозначным словом или с парой омонимов. Возьмём для примера пару творец (о человеке) и Творец (теоним). Связь между этими двумя лексическими единицами очевидна и легко ощущается любым носителем русского языка, из чего следует, что перед нами два значения многозначного слова. Однако такое утверждение противоречит принципу парадигматической самотождественности слова, в соответствии с которым лексема во всех своих значениях имеет один и тот же набор грамматических форм. Между тем, теоним Творец, в отличие от нетеонимического творец, не имеет форм множественного числа, из чего следует, что Творец и творец - это пара омофонов, первый из которых, с точки зрения словообразования, является производным от второго. То же самое можно сказать о парах Спаситель - спаситель, Отец - отец, Учитель - учитель и др. Следует заметить, что данная проблема является частью более широкой проблемы изучения словообразовательных, ассоциативных, этимологических и иных связей теонимических лексических единиц с нетеонимическими. К этой проблеме примыкает проблема отношений между христианскими и языческими теонимами: лексема бог (мы пишем её с маленькой буквы, когда речь о богах языческих религий, предполагающих политеизм), вне всякого сомнения, имеет формы множественного числа - боги, богов, богам и др., в то время как говоря о Едином Боге христианской религии, употребить форму множественного числа невозможно. Парадгматическое единство слова опять нарушается. Нарушение парадигматического единства слова иногда может быть связано не только с отсутствием форм множественного числа, но и с варьированием форм единственного числа, случаи которого мы встречаем в церковнославянском языке. "В качестве примера можно привести противопоставление форм дат. ед. Духу и духови, разное склонение лексем Слово и слово. Только первая из форм дат. ед. употребляется в выражении Слава Отцу и Cыну и Святому Духу. После же чтения Апостола и возгласа иерея миръ ти чтец во время литургии всегда ответит: и духови твоему. Слово как одно из наименований Бога Сына склоняется без наращения основы бывшим основообразующим суффиксом -ес- , а как обозначение лексемы имеет формы, образованные по иному склонению (слово, словесе, словеси и. т. д.)" [Панин, c. 5].
Отдельным направлением в изучении христианской теонимической лексики должно стать описание грамматических особенностей наименований Бога в том или ином языке. Тут следует заметить, что грамматические характеристики отдельных теонимов могут быть весьма необычны. Возьмём два примера: Господь и Троица. Существительное Господь характеризуется уникальной для русского языка парадигмой, в составе которой сочетаются формы с основой на твёрдый согласный и формы с основой на мягкий согласный: Господь, Господа, Господу… Ср.: медведь, медведя, медведю… Что же касается теонима Троица, то здесь особый интерес представляет "раздвоение" его грамматического рода, которое хорошо наблюдается в тексте молитвы: "От сна восстав, благодарю Тя, Святая Троице, яко многия ради Твоея благости и долготерпения не прогневался еси на мя лениваго и грешнаго…" [Православный Молитвослов, с. 5]. Форма прилагательного Святая однозначно указывает на то, что теоним Троица женского рода, а глагольная словоформа "не прогневался еси" столь же однозначно свидетельствует о мужском роде. Такого рода примеры встречаются и в других языках. Так, например, в латинском имя Иисус - Jesus склоняется по совершенно несвойственной этому языку парадигме, возникшей под влиянием греческого: nom. Jesus, gen. Jesu, dat. Jesu, acc. Jesum, abl. Jesu, voc. Jesu.
Крайне важным представляется рассмотреть распределение теонимических единиц по текстам и группам текстов. Здесь с некоторой долей условности представляется возможным выделить три группы теонимов. В первую группу войдут слова, активно употребляющиеся как в церковных, так и в светских текстах самого разного содержания. Сюда относятся: Бог, Господь, Творец, Спаситель, Судия и мн. др. Предварительные наблюдения над теонимической лексикой позволяют нам предполагать, что это - наиболее многочисленная группа теонимов. Вторую группу составляют слова, употребление которых ограничено по преимуществу ограничено какой-либо группой текстов. Примером такого теонима может служить лексема Сущий (церковнослав. сый), встречающаяся почти исключительно в Ветхом Завете. Будучи же употреблена в каком-либо ином тексте, она отсылает читателя к соответствующим местам Ветхого Завета. В третью группу мы включаем теонимические окказионализмы, или, в тех случаях, когда мы имеем дело с мёртвым языком, представленным небольшим количеством дошедших до нас текстов, - гапаксы. В ряде случаев функционирование того или иного теонима ограничено текстами, созданными в рамках какой-либо одной христианской конфессии. Так, например, такое наименование Иисуса Христа, как Oriens - "восход, рассвет" практически не встречается вне рамок католической мессы [Стасюк]. Особо следует сказать о теонимах, которые никогда не употребляются в собственно церковных текстах; которые сформировались и функционируют в рамках религиозного фольклора, попадая оттуда иногда в произведения авторской литературы. Примером такого теонима может служить белорусское Божыч - слово, обозначающее Христа-Младенца. Его мы встречаем, например, в религиозном гимне Б. Данилюка:
 
Бо Дзіцятка-Божыч
Горка галасіў,
Шчодра з вочак сілёзы
Раз за разам ліў.
 
Необходимой при описании теонимической лексики представляется также её квантитативная характеристика, выявление частотности употребления тех или иных единиц. При этом было бы неправильно полагать, что наиболее частотные теонимы являются одновременно и наиболее значимыми с точки зрения религии и культуры. Так, например, теоним Сущий (греч. Ων, лат. Sum Qui Sum, англ. I Аm Who I Am, польск. Jestem Który Jestem и др.) встречается в текстах крайне нечасто, однако является с точки зрения христианина одним из важнейших, поскольку этим именем Бог сам называет себя, явившись Моисею. Это - единственное в христианской традиции самонаименование Господа.
Для ряда языков христианского мира характерна высокая степень вариантности теонимической лексики. Так, например, русское Сущий может быть переведено на белорусский и как Сутны, и как Той, Хто Ёсць, а Господь - как Гасподзь, как Спадар и как Пан. Применительно к белорусскому языку эта вариантность объясняется сосуществованием в рамках белорусской религиозной письменности двух достаточно независимых друг от друга традиций: православной и католической.
Ещё одним аспектом, на который необходимо обратить внимание, является словообразовательная активность тех или иных теонимов в различных языках христианского мира. Если мы обратимся к русскому языку, то увидим, что наибольшей словообразовательной активностью среди теонимов обладает лексема Бог. От неё образованы такие слова, как Божество, Богомладенец, божественный, божий, богословие, богоискательство, единобожие, обожать, обожествление, богоугодный, богадельня, безбожник, богопротивник, божничка, (по)божиться и мн. др. На втором месте в отношении словообразовательной активности стоит теоним Христос. От него образовано само название религии - христианство, а также такие слова, как христов, христианский, христолюбивый, христопродавец, антихрист, (по)христосоваться, христорадничать. Словообразовательная активность остальных теонимов гораздо ниже. Так, например, от существительного Господь образуется только прилагательное господний, от Спас - прилагательное спасский, от Спаситель - краткое прилагательное спасителев, от Вседержитель - краткое прилагательное вседержителев. От имени Иисус также образуется одно только краткое прилагательное - Иисусов. Прочие теонимы русского языка вовсе не образуют от себя производных. Естественно предположить, что в иных языках словообразовательная активность теонимов, эквивалентных приведённым выше, может оказаться другой.
Всё сказанное выше является описанием синхронных характеристик теонимической лексики языков христианского мира. Вместе с тем не следует забывать, что теонимическая лексика ни в одном языке не является чем-то застывшим, неизменным на протяжении столетий. Изменения в религиозной жизни народов, развитие богословской мысли с неизбежностью приводят появлению новых теонимических единиц. Кроме того, теонимы, издавна существующие в языке и активно употребляемые на протяжении веков в текстах самых различных жанров могут с течением времени менять своё положение в лексической системе языка. Так, например, в церковнославянском языке старославянского периода развития существительное господь имело как теонимическое, так и нетеонимическое значение - "господин, хозяин" [Тимофеев, с. 20]. В современном же церковнославянском, равно как и в русском, эта лексема является только теонимом. Попутно заметим, что в большинстве языков христианского мира слова, эквивалентные русскому Господь, сохранили свои нетеонимические омонимы. Так, английский теоним Lord имеет нетеонимический омоним lord - "господин, владыка, повелитель, властитель, феодальный сеньор" [Мюллер, с. 454], а новогреческое κύριος (с маленькой буквы) является достаточно точным эквивалентом русского господин или английского mister, форма звательного падежа этого существительного стандартно употребляется при обращении по фамилии к уважаемому человеку: κύριε Σολομε - "Господин Соломос".
Несмотря на высокий уровень развития исторической лексикологии и лексикографии, как отечественной так и зарубежной, вопросы развития теонимической лексики почти не получили в ней своего освещения, будучи рассматриваемы лишь эпизодически и в контексте иных исследовательских проектов. Тема ещё ждёт своей разработки.
 

Литература

Лагута О. Н. Метафора как исследовательский объект медиевальной и современной науки // Τέχνη  γραμματική. Выпуск 1-й, посвящённый 90-летию доктора филологических наук профессора Новосибирского государственного университета Кирилла Алексеевича Тимофеева. - Новосибирск, 2004.
Мюллер В. К. Англо-русский словарь. - М., 1970.
Панин Л. Г. История церковнославянского языка и лингвистическая текстология. - Новосибирск, 1995.
Стасюк Ю. А. Теонимическая лексика латинского языка (на материале Новой Вульгаты и Литургии Часов). - Τέχνη  γραμματική. - Вып. 3. - Новосибирск, 2008. - С. 425 - 433.
Православный Молитвослов и Псалтирь. - Барнаул, 1990.
Тимофеев К. А. Религиозная лексика русского языка, как выражение христианского мировоззрения. - Новосибирск, 2001.