Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

М. Ю. Олешков

ОСНОВЫ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ ЛИНГВИСТИКИ: ДИСКУРСИВНЫЙ АСПЕКТ. II

(Нижний Тагил, 2006. - 146 с.)


3. АНАЛИЗ ТЕКСТА/ДИСКУРСА

3.1. Структура текста/дискурса
 
Для осуществления анализа дискурсивного процесса и текстов как «продуктов» коммуникации необходимо определиться со структурой дискурса на уровне модели. Моделируя дискурсивный процесс и вычленяя «составные части» полученной модели, исследователь получает возможность изучать сложный, многоаспектный объект или процесс более детально. Это важно и для функциональной лингвистики, которая рассматривает весь «конгломерат» речевой коммуникации в совокупности. Таким образом, для аналитической деятельности в масштабах такого объекта, каковым является коммуникативный процесс, необходимо определиться с понятием структуры дискурса на уровне модели.
Дискурс имеет свою структуру, принципиально отличающуюся от структуры лингвистических единиц разных уровней. Модель дискурса, должна строиться на интеракционной основе с учетом факторов инференционной интерпретации, коллективной интенциональности и принципа интерсубъективности. Кроме того, как отмечает М.Л. Макаров, "отличительными чертами дискурса являются его связность (когеренция), а также метакоммуникативная самоорганизация" (Макаров 2003: 202). Вероятно, у основных структурных единиц дискурса (коммуникативный акт - коммуникативный ход (макроакт) - обмен - трансакция) имеются когнитивные корреляты: например, рамки коммуникативного хода определяются наличием иерархически организованной целевой доминанты коммуникантов, границы трансакции зависят от характера предметно-референтной ситуации и обусловленных процедурным сценарием типов деятельности коммуникантов и т.д.
Кроме того, любое речевое событие категориально и символически «маркировано» нормой в координатах данной культуры: институтов, ритуалов, обычаев, способов деятельности, - и это позволяет считать дискурсивный процесс конвенциональным процессом.
Конвенциональность дискурса определяет спектр социально-культурологических параметров, которые могут служить основой дискурсивной модели в рамках институционально обусловленной коммуникативной ситуации (сфере общения). В качестве таких параметров (характеристик) могут быть использованы:
- социальный контекст (Дейк 1989: 23): личное, общественное, институциональное/формальное, неформальное с учетом фреймов конвенциональных установлений, а также таких категорий, как позиции (роли, статусы и т.д.) свойства (пол, возраст и т. д.) отношения (превосходство, авторитет) функции ("отец", "слуга", "судья" и т. д.);
- формы речевой коммуникации (Гойхман, Надеина 1997: 23 и др.): дискуссия, обсуждение, совещание, терапевтический диалог, слушания, заседания, массовая коммуникация и др.; "интенциональные"
- типы разговорной речи (Henne, Rehbock 1982: 30): беседа, личный разговор; разговор «за чашкой чая», застольная беседа; профессиональная беседа; разговор продавца с покупателем; конференции, дискуссии; интервью; обучающая беседа, урок; совещание, консультация и др.
Лингвистические параметры, определяющие структуру дискурсивной модели тоже весьма разнообразны. Сюда могут быть отнесены внешне- и внутритекстовые характеристики речи (Карасик 2002):
- конститутивные (относительная оформленность, тематическое, стилистическое и структурное единство и относительная смысловая завершенность);
- жанрово-стилистические (стилевая принадлежность, жанровый канон, клишированность, степень ампликации (компрессии);
- семантико-прагматические (адресативность, образ автора, информативность, модальность, интерпретируемость, интертекстуальная ориентация);
- формально-структурные (композиция, членимость, когезия);
Большое значение имеют жанровые характеристики (Шмелева 1997):
- коммуникативная цель (информативные, императивные, этикетные и оценочные речевые жанры),
- образ автора,
- образ адресата,
- образ прошлого (ретроактивная направленность речевого события),
- образ будущего (приглашение, обещание, прогноз), диктумное (событийное),
- содержание (набор актантов, их отношения, временная перспектива и оценка диктумного события),
- языковое воплощение речевого жанра.
В основу дискурсивной модели могут быть заложены и "математические" параметры (Потапова 2003). Так, Х. Софер выделяет иерархическую, циклическую, линейную, параллельную, зигзагообразную и концентрическую структуры (Sopher 1996).
Дискурсивную модель можно представить в виде схемы, соответствующей современным теориям коммуникации: адресант (субъект коммуникативного процесса) -> сообщение (текст/дискурс) -> канал (типологическая разновидность текста - вербальный/невербальный) -> код (жанровая разновидность текста) -> адресат (субъект коммуникативного процесса) -> результат коммуникации (воспринятая и интерпретированная информация) -> о6ратная связь.
Структурно система коммуникации может содержать следующие компоненты:
- «информационная» коммуникация, осуществляемая с целью сообщения новых знаний и изменения «картины мира»;
- коммуникация «сотрудничества», имеющая целью обеспечение взаимодействия субъектов коммуникативного процесса;
- «императивная» коммуникация, реализуемая в рамках «инструктирующего» дискурса; используется при реализации интенции «управление»;
- «оценочная» коммуникация достигается путем использования оценочных речевых актов и выполняет контрольную функцию.
В контексте этой структуры типы речи в сфере коммуникативного взаимодействия можно классифицировать следующим образом:
- информативно-воспроизводящий (сообщение, репродукция и обобщение),
- волюнтивно-директивный (волеизъявление),
- контрольно-реактивный (оценочная реакция),
- эмотивно-консолидирующий (предложение собственной картины мира для кооперативного взаимодействия),
- манипулятивный (социальное доминирование, установление иерархии).
В дискурсивной модели можно условно выделить следующие иерархически организованные модули, которые участвуют в конструировании процесса передачи, восприятия и интерпретации информации:
а) концептуально-фактологический, связанный с конструированием сюжетно-тематической структуры дискурса и осмыслением концептуальной составляющей сообщаемой/воспринятой информации;
б) когнитивный, обусловленный психологически адекватной ориентировкой коммуникантов в пространственно-временной реальности, что обеспечивает эффективное восприятия семантически значимой информации (когнитивный резонанс);
в) хронологический (хронотопический), ориентированный на учет временных характеристик дискурсивного процесса;
г) аксиологический, направленный на реализацию (достижение) запланированной семантико-стилистической формы порождаемого текста/дискурса как «ценностного» продукта;
д) культурологический, обеспечивающий органичное взаимодействие культур адресанта и адресата и синхронизирующий языковые картины мира коммуникантов для восприятия и интерпретации сообщаемой информации;
е) нормативно-конвенциональный, связанный с доминирующей нормой дискурса в координатах данной культуры: институтов, ритуалов, обычаев, - а также с ограничениями, основанными на социокультурных регулятивах общения ("коммуникативная компетенция");
ж) антиципационно-прогностический, также связанный с понятием "коммуникативной компетенции" и обусловленный релевантным «продолжением» дискурса в контексте экспектаций участников коммуникации;
з) индивидуально-личностный, имеющий отношение к личностным характеристикам участников коммуникативного процесса как деятелей (темперамент, преобладание рассудочной или эмоциональной реакции, консерватизм или склонность к новаторству, подражание или стремление к оригинальности и т д.).
Приведенные выше модули образуют значительно количество комбинаций для моделирования коммуникативного процесса с «заданными» параметрами (в том числе и в институциональных дискурсах). Однако способ их практического «воплощения» может быть основан на различных подходах, и именно в этих подходах реализуются дискурсивные стратегии коммуникантов и проявляется творческая индивидуальность участников коммуникации как деятелей (Олешков 2005b).
 
3.2. Дискурс-анализ как междисциплинарное направление функциональной лингвистики
 
Как уже отмечалось, теория речевых актов оказала влияние на разработку проблем коммуникативной грамматики, анализа дискурса, конверсационного анализа (особенно его немецкой разновидности - анализа разговора). В самое последние десятилетия широкое распространение в мировой лингвистике получил дискурс-анализ как совокупность ряда течений в исследовании дискурса (обычно отличающихся своим динамизмом от статичной лингвистики текста).
Анализ дискурса в начальных его вариантах был исследованием текстов (последовательностей предложений) с позиций структурализма, т.е. представлял собой структуралистски ориентированную грамматику текста.
Основная причина, по которой дискурсивный анализ играет центральную роль в функциональной лингвистике, состоит в том, что, по мнению функционалистов, форма в значительной степени формируется и объясняется функционированием языка в реальном времени. Этот процесс, собственно, и является дискурсом.
Дискурсивные явления изучаются в лингвистике в двух основных аспектах. Во-первых, дискурс может исследоваться как таковой, в том числе как структурный объект. Во-вторых, дискурс интересует лингвистов не сам по себе, а как центральный фактор, влияющий на морфосинтаксические явления (например, порядок слов в предложении может быть объясним на основе дискурсивных факторов, лежащих за пределами данного предложения).
М. Л. Макаров отмечает, что в современной лингвистической литературе встречается три основных употребления термина «дискурс-анлиз»:
1) дискурс-анализ (в самом широком смысле) как интегральная сфера изучения языкового общения с точки зрения его формы, функции и ситуативной, социально-культурной обусловленности;
2) дискурс-анализ (в узком смысле) как наименование традиции анализа Бирмингемской исследовательской группы (М. Култхард, М. Монтгомери, Дж. Синклер).
3) дискурс-анализ как «грамматика дискурса» (Р. Лонгейкр, Т. Гивон), близкое, но не тождественное лингвистике текста направление (Макаров 2003: 99).
По нашему мнению, наиболее употребительным является мспользование термина в первом значении.
В целом, можно говорить о том, что функционально-лингвистическое течение в анализе дискурса сложилось под влиянием коммуникативно-прагматических моделей языка и идей когнитивной науки. В центре его внимания - динамический характер дискурса как процесса конструирования речи говорящим / пишущим и процессов интерпретации принятой информации слушающим / читающим. При этом анализируются такие показатели, как прагматические факторы и контекст дискурса (референция, пресуппозиции, импликатуры, умозаключения), контекст ситуации, роль топика и темы, информационная структура (данное-новое), когезия и когеренция, знания о мире (фреймы, скрипты, сценарии, схемы, ментальные модели).
В России в таком функциональном плане проводятся исследования представителями Тверской семантико-прагматической школы В. И. Юганова, В. С. Григорьевой и др.
Этнографическое течение в анализе дискурса сформировалось из этнографии речи и имеет целью исследовать правила конверсационных умозаключений (conversational inferences), которые представляют собой контекстно связанные процессы интерпретации, протекающие на основе правил контекстуализации. Основателями и активными исследователями в этой области считаются Э. Гоффман - автор социологической теории взаимодействия, а также Ф. Эриксон, Дж. Шулц, А. Сикурель, Дж. Гамперц, Дж. Кук. Особенность этого направления дискурс-анализа в том, что контекст понимается не как данное, а как создаваемое коммуникантами в ходе их вербальной интеракции, как множество процедур, предполагающих использование «указаний» на фоновое знание. При этом исследуются стратегии дискурса (особенно в связи с правилами передачи роли говорящего, построением связанных пар как последовательностей взаимно соотнесенных речевых ходов, выбором определенных языковых и неязыковых средств).
Анализом дискурса (и конверсационным анализом) заимствуется из социологической теории Э. Гоффмана понятие обмен / взаимообмен для речевого «раунда» с двумя активными участниками, каждый из которых совершает «ход», т.е. производит выбор какого-либо действия из множества альтернативных действий, влекущий за собой благоприятные или неблагоприятные для участников ситуации взаимодействия последствия.
С 70-х годов ХХ века анализ дискурса становится междисциплинарной областью исследований, использующей достижения антропологии, этнографии речи, социолингвистики, психолингвистики, когнитивной науки, искусственного интеллекта, лингвистической философии (теории речевых актов), социологии языка и конверсационного анализа, риторики и стилистики, лингвистики текста. Аналогичные процессы наблюдаются и в современном отечественном языкознании: от формальной лингвистики текста через семантику и прагматику текста к теории текста (текстоведению, текстологии).
Конверсационный анализ (conversational analysis) как отдельное направление возникает в 70-е годы в русле этнометодологии (выдвинутой в 1967 году социологом Х. Гарфинкелом теории способов и приемов организации членами социокультурной общности своей повседневной деятельности) и имеет целью эмпирический анализ разговоров (Х. Закс, Э. Щеглов, Г. Джефферсон, Ч. Гудвин).
В конверсационном анализе исследуются процессы практического умозаключения (inference) и приемы, посредством которых участники речевого взаимодействия осуществляют внутреннее структурирование социальных событий и «устанавливают порядок» ведения разговора, а также (на более высоком уровне) упорядоченность социальных событий, влияющих своими структурными свойствами на организацию разговоров (смена коммуникативных ролей, границы речевого хода и др.). Границы речевых ходов (как и в анализе дискурса) устанавливаются на основе: а) формальных критериев (паузы, синтаксические конструкции, сигнализирующие возможность очередной мены ролей); б) функциональных критериев (совершение хотя бы одного коммуникативного хода). Устанавливается зависимость особенностей речевых ходов от этнокультурных и возрастных факторов, типа дискурса. В исследованиях используются стохастические модели (симулирование статистически частых образцов мены ролей), наблюдения над использованием дискретных вербальных и невербальных сигналов в целях управления поведением друг друга (исследования А.А. Романова, С.В. Кресинского, С.А. Аристова).
Мена коммуникативных ролей трактуется как система взаимодействия, гарантирующая беспрерывное протекание разговора, обеспечение как говорящим, так и слушателями условий и соответствующих сигналов (неязыковых или языковых) передачи кому-то из участников права на очередной «речевой вклад».
Анализ разговора (Gesprächsanalyse) является немецким вариантом конверсационного анализа, в котором наблюдается сближение с теорией речевых актов (Г. Унгехойер, Д. Вегенер, Х. Рамге, Й. Диттман, Х. Хенне и Х. Ребок, А. Буркхардт). Особое внимание уделяется конверсационным словам, включающим в себя сигналы членения, сигналы обратной связи и междометия (в англо-американской традиции - маркеры дискурса).
Одним из современных направлений лингвистики речи является интент-анализ. Многие психологические и психолингвистические разработки направлены на то, чтобы характеризовать на основе вербального материала сопутствующие речи психические процессы и состояния. Анализируя речь, моделируют знания, которые необходимы, чтобы говорить и успешно коммуницировать (Слово в действии 2000: 148). Интент-анализ обращен на то, чтобы исследовать текущее состояние сознания. Реконструируются интенции, т. е. направленность сознания говорящего в момент речи, в актуальной ситуации общения. Соответственно в центре внимания оказываются подвижные функциональные характеристики речи, связанные с коммуникацией, которую она обеспечивает, и, конечно, с партнером общения.
Речевое взаимодействие коммуникантов всегда имеет интенциональный подтекст. Наряду с интенциями, возникающими по ходу взаимодействия, поведение участников взаимодействия определяют более общие «надситуативные» намерения, формирующиеся помимо разговора в связи с политической, профессиональной и прочей деятельностью коммуникантов.
Анализ диалогических интенций в первую очередь обращен к ситуации непосредственного общения, в которой направленность говорящего на адресата наиболее очевидна. Разговор «лицом к лицу», диалог потому и возникает, что в нем человек стремится достичь важных для себя целей, и эти цели так или иначе связаны с собеседником. В одном случае говорящий обращается с просьбой, предлагает, приказывает, побуждая партнера к желаемым действиям. В другом - он нацелен на то, чтобы выразить и при необходимости отстоять свои взгляды. В третьем разговор может быть вызван стремлением высказать к собеседнику определенное отношение. Эти и другие цели нередко преследуются одновременно, причем намерения партнеров могут не совпадать. Так или иначе, ход разговора призван обеспечить реализацию устремлений говорящих, адекватное их намерениям взаимодействие с собеседником (Слово в действии 2000: 150). Задача интент-анализа - реконструировать этот подтекст, выявив не только то, что человек формально сказал, но и то, что он хотел или имел в виду сказать, т.е. мотив и цель его речи, определяющие ее внутренний смысл.
 
3.3. Дискурс-анализ как современный метод исследования коммуникативных процессов
 
В последнее десятилетие дискурс-анализ может быть отнесен к числу самых популярных методов исследования в общественных и гуманитарных науках. В то же время, несмотря на многообразие публикаций, затрагивающих как теорию дискурса, так и концепции дискурс-анализа, сложно найти результаты конкретных эмпирических исследований с подробным описанием методики проведения. Таким образом, нелегко определить наиболее эффективный (если таковой существует) подход к изучению речевого взаимодействия на любом уровне. Рассмотрим некоторые современные варианты использования дискурс-анализа в США и Западной Европе в рамках функциональной лингвистики.
 
3.3.1. Прикладное исследование дискурса и анализ текста
 
В Германии дискурс-анализ активно используется с начала 90-х годов ХХ века. Можно выделить два основных направления в немецких дискурс-исследованиях, отличающихся, главным образом, своим отношением к языковой стороне дискурса и к пониманию дискурса как такового. К первому направлению относятся, прежде всего, прикладное исследование дискурса (angewandte Diskursforschung) и лингвистический дискурс-анализ (linguistische Diskursanalyse), в основе которых лежит классический анализ текста. Среди сторонников прикладных дискурс-исследований следует назвать Г. Брюннер, Р. Филера, В. Киндта. Лингвистическим дискурс-анализом в Германии занимаются Дитрих Буссе, Фритц Херманнс, Вольфганг Тойберт, Георг Штётцель и др. В этом же направлении работает и Маттиас Юнг с коллегами, которые применяют для изучения миграционного дискурса так называемый «корпусно-ориентированный» дискурс-анализ (korpusorientierte Diskursanalyse), относящийся к сфере «корпусной лингвистики».
В русле второго направления, а именно в сфере общественно-научного дискурс-анализа (sozialwissenschaftliche Diskursanalyse), работают сторонники традиций М. Фуко. К этому направлению можно отнести как критический дискурс-анализ (Critical Discourse Analysis), так и дискурс-анализ в области социологии знания (wissenssoziologische Diskursanalyse). Критический дискурс-анализ (КДА), разработанный Ван Дейком, Н. Фэйрклаф и Р. Водак, в Германии развивают Зигфрид Эгер, Юрген Линк и др. Зигфрид Эгер на сегодняшний день, бесспорно, является одним из самых значительных исследователей дискурса в Германии. Он первый из немецкоязычных исследователей, кто опубликовал методическое пособие по качественному дискурс-анализу. В своих работах З. Эгер удачно сочетает теоретические и методологические разработки, на основе которых выводит практические шаги для проведения исследования. На первый план в КДА выходят не языковые, а социальные феномены. КДА, по мнению З. Эгера, нацелен на выявление знаний, заложенных в дискурсе, их взаимосвязей с властью и на критическое рассмотрение этих процессов. Этот анализ применим как к повседневным знаниям, которые передаются посредством СМИ, повседневной коммуникации, школы, семьи и т.п., так и к тем знанием, которые производятся различными науками. (Jaeger 2001). Таким образом, критический дискурс-анализ концептуализирует язык как форму социальной практики и пытается довести до сознания людей неосознаваемое ими взаимное влияние языка и социальной структуры.
Еще одним вариантом исследования дискурса является дискурс-анализ в области социологии знания, сторонники которого опираются в первую очередь на труды Петера Бергера и Томаса Лукманна. Наиболее ярким представителем этого направления в Германии является Райнер Келлер. Данный тип анализа дискурса, по мнению Р. Келлера, направлен на исследование общественных практик и процессов коммуникативного конструирования, стабилизации и трансформации символических порядков, а также их последствий: законов, статистики, классификаций и т.п. Практики в этом смысле являются одновременно результатом дискурса и предпосылкой для новых дискурсов. (Keller 2004). Все вышеназванные процессы и практики могут происходить, а, следовательно, и рассматриваться, на нескольких уровнях, как то: институциональном, организационном или уровне социальных (коллективных) агентов.
Несмотря на ряд отличий от лингвистических исследований дискурса, общественно-научный анализ имеет довольно много общего с корпус-лингвистическим дискурс-анализом. Это касается в первую очередь отбора текстов для формирования корпуса данных. Главное различие заключается в дисциплинарно обусловленных исследовательских интересах. Анализ языковой стороны дискурса выступает только в качестве составной части общественно-научный дискурс-анализ. К этому добавляется обязательный анализ социальных агентов и процессов, которые производят рассматриваемый дискурс, анализ ситуаций и контекстов производства дискурса, а также событий и различных социальных практик, т.е. всего того, что находится «вне» корпуса текстов.
 
3.3.2. «Междисциплинарная» модель дискурс-анализа
 
Как уже отмечалось, в Германии долгое время наблюдалось определенное несоответствие между углубленным интересом к теории дискурса и концепциям дискурс-анализа, с одной стороны, и недостаточной разработкой методологии анализа, с другой. О стремлении немецких лингвистов преодолеть этот дисбаланс свидетельствуют публикации, появившийся в течение последних лет. Речь идет, прежде всего, об упоминавшейся работе «Исследование дискурса» Райнера Келлнера и втором томе «Дискурс-анализ в общественных науках» с подзаголовком «Исследовательская практика» (Handbuch 2003).
Главным достоинством работы «Исследование дискурса», несомненно, является то, что Келлер детально описывает практическую модель проведения дискурс-анализа. Данная модель предназначается историкам, социологам и политологам, в центре внимания которых находятся процессы производства, стабилизации и трансформации общественных структур знаний. Подробно рассматривая все шаги дискурс-анализа, первостепенное значение Р. Келлер все же придает таким фазам исследования, как постановка вопросов, формирование корпуса текстов и презентация полученных результатов, т.е. именно тем, которые до сих пор не достаточно разработаны. В отличие от Зигфрида Эгера, лингвиста по образованию, Райнер Келлер уделяет еще меньше внимания лингвистическому анализу текста как части дискурс-анализа, что немаловажно для исследователей неязыковых специальностей.
Кроме практических рекомендаций по проведению дискурс-анализа и конкретных примеров, в своей работе Р. Келлер дает весьма полный обзор актуальных теорий дискурса и различных походов к исследованию дискурса, снабжая их собственными комментариями. По мнению Р. Келлера, дискурс-анализ представляет собой «мульти-методическое» поле. И в этом сложно с ним не согласиться, т.к. понятием «дискурс-анализ» чаще всего обозначают не какой-то специальный метод, а скорее исследовательские точки зрения на предмет исследования, рассматриваемый как некий дискурс. Несмотря на многообразие дискурс-аналитических подходов, Р. Келлер выделяет четыре общих признака, характерных для всех дискурс-исследований:
1. Дискурс-исследования занимаются фактическим употреблением письменного и устного языка и других символических форм в общественных практиках;
2. Дискурс-исследования подчеркивают, что при практическом употреблении знаков содержание значения конструируется социальными феноменами, которые тем самым конструируются в своей общественной реальности;
3. Дискурс-исследования допускают, что некоторые интерпретации понимаются как части всеохватывающей дискурс-структуры, которая в определенный временной отрезок формируется и стабилизируется при помощи специфичных институционально-организационных контекстов;
4. Дискурс-исследования исходят из того, что употребление символических порядков подлежит реконструируемым правилам толкования и функционирования. (Keller 2004: 8).
«Исследование дискурса» Р. Келлера, хотя и имеет подзаголовок - «Введение для исследователей в области общественных наук», является не просто «введением в предмет», обычно предназначаемым студентам и аспирантам. В своей работе Р. Келлеру удалось соединить обзор теоретических оснований, общих методологических подходов и конкретные примеры дискурс-анализа, что делает данную работу незаменимой как для молодых ученых, так и для специалистов, которые намереваются впервые применить данный метод в своих исследованиях.
Отдельные идеи Р. Келлера, изложенные им в вышеописанной работе, можно обнаружить в его статье, входящей в сборник «Дискурс-анализ в общественных науках. Том 2: Исследовательская практика». Данная работа является логичным продолжением одноименного сборника, вышедшего в свет в 2001 году с подзаголовком «Теории и методы» и включившего в себя основополагающие труды наиболее признанных в Германии исследователей дискурса, в том числе Зигфрида Эгера и Райнера Келлера. Второй том состоит из вводной части и 15 статей, которые представляют читателю примеры применения дискурс-анализа в различных дисциплинах - социологии, истории, политологии, дискурсивной психологии, педагогики и лингвистики. Так, в статье «Методические аспекты дискурс-анализа. Проблемы анализа дискурсивной полемики на примере немецких дискуссий по поводу войны в Косово» социолог М. Шваб-Трапп наглядно демонстрирует методические проблемы анализа в рамках политического дискурса. Основными проблемами, по его мнению, являются три - проблема выбора, интерпретации и представления. Они осложняются тем, что в работе анализируются общественные дебаты, а не «стабильные» тексты, как в большинстве дискурс-исследований (Schwab-Trapp 2003).
Социолог Вилли Фиовер посвятил свою статью изучению роли нарративных структур в дискурс-анализе на примере исследования изменений в общественном восприятии климата. Методологически и методически его работа ориентируется на нарративную семиотику, которая подчеркивает, конфигуративный аспект дискурса. Автор выступает за культурологическую интерпретацию, которая, по его мнению, может быть ключом для успешного толкования отдельных дискурсов (Viehoever 2003).
В целом, следует отметить, что второй том «Дискурс-анализа в общественных науках» расширяет представления о возможностях применения дискурс-анализа, показывает возникающие методические проблемы и предлагает пути их решения.
 
3.3.3. Теория риторической структуры
 
В 1980-е годы ХХ века в США Уильямом Манном и Сандрой Томпсон была разработана так называемая Теория риторической структуры, предлагающая весьма интересную и многообещающую модель структуры дискурса (Mann, Thompson 1988).
Теория риторической структуры (ТРС) основана на предпосылке о том, что любая единица дискурса связана хотя бы с одной другой единицей данного дискурса посредством некоторой осмысленной связи. Такие связи называются риторическими отношениями. Термин «риторические» не имеет принципиального значения, а лишь указывает на то, что каждая единица дискурса существует не сама по себе, а добавляется говорящим к некоторой другой для достижения определенной цели. Единицы дискурса, вступающие в риторические отношения, могут быть самого различного объема - от максимальных (непосредственные составляющие целого дискурса) до минимальных (отдельные клаузы). Дискурс устроен иерархически, и для всех уровней иерархии используются одни и те же риторические отношения.
Набор риторических отношений ограничен, хотя и не определен окончательно. Авторы предлагают рабочий список из 24 отношений.
Дискурсивная единица, вступающая в риторическое отношение, может играть в нем роль ядра либо сателлита. Большая часть отношений асимметрична и бинарна и содержит ядро и сателлит. Другие отношения, симметричные и не обязательно бинарные, соединяют ядра.
В ТРС разработан формализм, позволяющий представлять дискурс в виде сетей дискурсивных единиц и риторических отношений.
(1)
1 Петр вошел в дом,
2 достал из холодильника бутерброды
3 и включил телевизор.
Два класса риторических отношений напоминают противопоставление между подчинением и сочинением, а список риторических отношений типа «ядро-сателлит» весьма похож на традиционный список типов обстоятельственных придаточных. Фактически ТРС распространяет типологию семантико-синтаксических отношений между клаузами на отношения в дискурсе. Для ТРС несущественно, выражено ли данное отношение союзом соответствующей семантики, или запятой, или же оно соединяет независимые предложения или группы предложений. Сочиненные клаузы и обстоятельственные придаточные выступают в ТРС в качестве отдельных элементарных единиц, а дополнительные и относительные придаточные - обычно нет.
Рассмотрим развернутый пример построения графа риторических структур. В примере (2) приводится сокращенный русский перевод начального фрагмента этого текста, с разбиением на минимальные дискурсивные единицы. Номера единиц указаны в начале каждой строки. Каждому предложению соответствует порядковый номер; единицы, состоящие из частей предложений, нумеруются при помощи букв.
(2)
1 В 7 часов утра 25 октября наши телефоны начали звонить.
2 Звонки переполняли коммутатор весь день.
(3)
(3А) Сотрудники остались на работе допоздна,
(3В) отвечая на вопросы
(3С) и разговаривая с репортерами изо всех частей страны,
(4)
(4А) Публикуя результаты опроса,
(4В) мы не представляли себе, что получим столь массовый отклик.
(5) Реакция прессы и публики была буквально невероятной,
(6) Вначале поток звонков шел в основном от репортеров, а также официальных лиц, разъяренных тем, что мы привлекли внимание к положению дел в их городах.
(7) Теперь же мы получаем звонки от обеспокоенных граждан, спрашивающих, как заставить чиновников взяться за разрешение демографических проблем.
Авторы ТРС специально подчеркивают возможность альтернативных трактовок одного и того же текста. Иначе говоря, для одного и того же текста может быть построен более чем один граф риторической структуры, и это не рассматривается как дефект данного подхода. Действительно, попытки применения ТРС к анализу реальных текстов сразу демонстрируют множественность решений. Тем не менее, эта множественность очень ограниченна. К тому же, принципиальная возможность различных трактовок не противоречит реальным процессам использования языка, а, напротив, вполне им соответствует.
Существует ряд весомых подтверждений того, что ТРС в значительной степени моделирует реальность и представляет собой важный шаг в понимании того, как дискурс устроен «на самом деле».
 
3.3.4. Дискурс и когнитивная система
 
Т. Гивон является одним из родоначальников дискурсивно-ориентированного подхода к синтаксису. В частности, модель, разработанная исследователем в 1983 году (Givоn 1983), основывалась на двух идеях - теоретической и методологической.
Теоретическая основывалась на том, что языковая форма иконически кодирует содержание. В частности, в области референции: чем более ожидаем, предсказуем данный референт, тем меньше усилий требуется для его «обработки», и тем меньше формального материала затрачивается на его кодирование.
Методологическая идея состояла в утверждении о возможности количественно измерить так называемую «непрерывность топика» - «референциальное расстояние» от данной точки дискурса назад до ближайшего предшествующего упоминания референта; чем меньше расстояние, тем непрерывнее топик.
Работы Гивона не ограничиваются проблематикой референции и непрерывности топика. Напротив, Гивон - один из самых «концептуальных» современных лингвистов.
Базовая идея, лежащая в основе концепции Гивона, состоит в следующем: грамматика - это набор инструкций по ментальной обработке дискурса, которые говорящий дает слушающему. Это когнитивная вариация общего функционалисткого тезиса о том, что грамматика подчинена коммуникативным процессам.
Для подхода Гивона к проблемам связности характерны: больший интерес к связности мыслительной, нежели текстовой; признание приоритета устного языка как первоочередного объекта исследования; большое внимание к данным когнитивной психологии. Среди видов связности наибольшее внимание уделяется референциальной связности (другие виды: пространственная, временная, аспектуальная, модальная и событийная). Когнитивная модель референциальной связности различает два вида операций: активация внимания (проспективая, для адаптации новой информации) и поиск в памяти (ретроспективный, для нахождения референтов). Типология возможных дискурсивных ситуаций такова:
(а) продолжение активации референта, активного в данный момент
(б) прекращение активации референта
(в) активация референта, не являющегося сейчас активным:
(1) либо нового (неопределенного) референта (2) либо уже имеющегося в памяти (определенного) референта.
 
3.3.5. Дискурс и сознание
 
Исследования Уолласа Чейфа хорошо известны в России в основном по книге «Значение и структура языка» (Чейф 1975).
Работа У. Чейфа посвящена исследованию языка и сознания. По его мнению, две эти сферы не могут быть поняты по отдельности. В то же время, обе дисциплины, изучающие сознание и язык - психология и лингвистика - в их современном состоянии получают крайне критическую оценку Чейфа, и он резко дистанцируется от доминирующих направлений в обеих науках - экспериментальной психологии и генеративной грамматики. В связи с этим, У. Чейф формулирует две методологические идеи, определяющие многое в его подходе.
Во-первых, в противоположность когнитивно-психологической практике признавать только публично верифицируемые данные, У. Чейф декларирует право исследователя опираться на интроспекцию как на законный источник информации о когнитивных процессах. Язык представляет собой мощный инструмент проверки наших интроспективных гипотез.
Во-вторых, в противоположность и психологической, и лингвистической практике, У. Чейф настаивает на приоритете естественных данных перед искусственными (экспериментальными или сконструированными). Хотя искусственные данные могут быть полезны, основывать целые научные направления только на них непродуктивно. Работа Чейфа генетически связана с этнографической традицией, для которой характерна ориентация на эмпирические данные.
У. Чейф исследует две основные проблемы, Первая - это объяснение языковых явлений на основе процессов, происходящих в сознании. Сознание может быть непосредственным (отражение того, что происходит здесь и сейчас) и отстраненным (воспоминание или воображение). Непосредственное сознание более базисно и устроено проще, чем отстраненное. Вторая основная проблема - сопоставление устного и письменного языка. Исходной и более универсальной формой языка является устная, несмотря на то, что лингвисты большую часть своих усилий до сих пор направляли на письменный язык. Поэтому все типы явлений, рассматриваемые в последних работах Чейфа, вначале исследуются на материале бытового разговорного языка и непосредственного режима сознания.
Главное понятие структуры дискурса, по У. Чейфу - интонационная единица, квант дискурса, соответствующий одному фокусу сознания и соизмеримый с размером одной предикации (clause). Средняя длина игтонационной единицы - четыре слова (для английского языка). Прототипическая инонационная единица, совпадающая с предикацией, вербализует таким образом событие или состояние. События, состояния и их участники, то есть референты, У. Чейф именует родовым термином идеи (напоминающим традиционное понятие знаменательных частей речи).
В каждой интонационной единице обычно представлен один элемент новой информации. Противопоставление данного/доступного/нового ответственно за просодическую (ударное/безударное) и лексическую (местоимение/имя) реализацию референтов. Такой фундаментальный для английского языка феномен, как подлежащее, объясняется на основе понятия исходного пункта интонационной единицы.
У. Чейф также обсуждает различные модификации, связанные с письменным каналом языкового взаимодействия, с одной стороны, и с отстраненным режимом сознания, с другой. В частности, рассматриваются различия между прозой от первого лица, прозой от третьего лица, и цитируемой речью.
В целом исследования У. Чейфа представляют собой попытку интеграции различных дисциплин, исследующих человеческое сознание.
 
3.3.6. Дискурсивные выборы как производные когнитивных состояний
 
Расселл Томлин исследует классические «информационные» категории, в первую очередь тему (топик) и данное/новое. Он предлагает радикально переинтерпретировать эти теоретически неясные понятия в когнитивных терминах, опираясь на факты, независимо установленные в когнитивной психологии. В частности, Р. Томлин предлагает заменить понятие темы (топика) на фокусное внимание, а понятие данного на активированное в памяти. Экспериментально манипулируя состояниями внимания и памяти говорящего, можно проверить, как эти когнитивные характеристики реализуются в грамматической структуре.
В серии последних работ Р. Томлин заявил о более обширной исследовательской программе, которую он называет когнитивной функциональной грамматикой. Эта еще не созданная грамматика - теория отображения когнитивных функций на грамматическую структуру. Компоненты когнитивной функциональной грамматики - модель представления событий и их отображения на языковую структуру, модель когнитивной системы говорящего и методология экспериментальной верификации каузальных связей между когнитивными и языковыми явлениями.
В целом, для работ Р. Томлина характерно уникальное сочетание теоретического новаторства с тщательным проведением психолингвистических экспериментов.
 
3.3.7. Устный бытовой диалог и гетерогенные структуры
 
Современные дискурсивные исследования часто ориентированы на такой тип дискурса, как устный бытовой диалог. Когда лингвисты обращаются к устному разговорному языку, оказывается, что очень многие категории, выработанные исследователями языка на протяжении столетий, являются принадлежностью не языка вообще, а письменного кодифицированного языка.
Изучать даже устный язык, не зафиксировав его, невозможно. Поэтому двумя предпосылками анализа бытового диалога являются, во-первых, его аудиоили видеозапись, и, во-вторых, система транскрибирования.
Акцент на изучении устного бытового диалога характерен, в частности, для работ У. Чейфа. Очень большое количество работ по исследованию устного диалога выполнено Сандрой Томпсон и ее сотрудниками и учениками.
Основная идея С. Томпсон заключается в интеграции лингвистического анализа с конверсационным (так называемым Анализом бытового диалога). Это направление получило известность после появления статьи (Sacks, Schegloff, Jefferson 1974).
Главная черта Анализа бытового диалога - полный отказ от априорных теоретических конструкций, сугубый эмпиризм, уверенность в том, что непредвзято исследуемые реальные данные сами подскажут аналитику, какие модели употребления являются основными.
В Анализе бытового диалога наиболее активно изучаются такие явления, как чередование реплик в диалоге на уровне диады или триады, коррекция коммуникантами сказанного ранее и др.
Сандра Томпсон является соавтором программной работы (Оnо, Thompson 1995). В этой статье делается попытка на основе Анализа бытового диалога вместо того, чтобы строить априорные модели, сформулировать синтаксические закономерности реального дискурса. Выводы, к которым приходят авторы, состоят в том, что дискурс обнаруживает не столько грамматику, сколько грамматикализацию - повторение определенных структурных моделей, так называемых конструкционных схем. Реализация конструкционных схем диктуется когнитивными и коммуникативными обстоятельствами. По мнению исследователей, «ясное понимание того, что такое синтаксис, должно опираться на понимание того, что такое бытовой диалог» (Ono, Thompson 1995: 259).
В этом контексте интересна работа Сесилии Форд «Грамматика во взаимодействии» (Ford 1993), в которой исследуются принципы употребления обстоятельственных придаточных (adverbial clauses) - в первую очередь, временных, условных и причинных - в разговорном дискурсе. С. Форд противопоставляет расположение придаточных перед главным предложением и после него, причем в последнем случае различается непрерывная и завершающая интонация в главном преложении. Опираясь на методологию Анализа бытового диалога, С. Форд объясняет функциональные различия между этими тремя типами. В частности, препозитивные придаточные выполняют функцию структурирования дискурса, а постпозитивные имеют более узкую область действия, распространяющуюся на главное предложение. С. Форд также предлагает объяснения для неравномерного распределения семантически различных придаточных по позициям относительно главного предложения. Так, причинные придаточные никогда не бывают в препозиции, а условные оказываются в препозиции более чем в половине случаев.
Актуальным направлением современного дискурс-анализа является изучение гетерогенности лингвистической структуры. Так, Д. Лухьенбрурс исследует процессы когнитивной обработки информации и механизмов, позволяющих "текущим образом" состыковать поступающую информацию с предшествующей частью дискурса, т.е. «те естественно-языковые процессы, которые требуют интегральной обработки информации, поступающей из разных источников (из слуховой, осязательной, зрительной и запоминающей систем)» (Лухьенбрурс 1996: 141). Основная гипотеза автора состоит в том, что существуют особые языковые средства, которые явным образом указывают слушающему, как он должен включать поступающую информацию в уже имеющуюся у него модель данных, содержащихся в дискурсе; и более того, что сложность этого процесса значительно превосходит все то, что предлагается в рамках топикально ориентированных компьютерных подходов. Для анализа Д. Лухьенбрус использует дискурсы судебного разбирательства, которые, по ее мнению, достаточно сложны, поскольку слушания проводятся в интересах присяжных и проходят в форме диалога между адвокатами и свидетелями. Фактически, истинными адресатами происходящего являются присяжные заседатели, которые непосредственно в дискурсе не участвуют (парадокс «активного постороннего»), являясь только наблюдателями судебных слушаний. Для обеспечения правильного протекания данной процедуры адвокаты должны основывать свои выступления на тех данных, которые по их представлениям находятся в распоряжении присяжных (т.е. удерживаются ими в понятийном пространстве), и каждое последующее высказывание адвокатов дополняет ментальную модель рассматриваемого дела, развивающуюся в умах присяжных.
В работе (Гил 1996) представлен частный случай изучения гетерогенности лингвистической структуры. Это изучение двух устных текстов, каждый из которых представляет собой последовательность выкриков торговцев. Анализ этих текстов, по мнению автора, «обнаруживает существование жестко ограниченных дистрибутивных типов, которые, однако, не могут быть объяснены в терминах единого набора правил и принципов грамматической теории» (Гил 1996: 119). Утверждается, что анализ этих текстов показывает, насколько грамматика «недоопределяет» язык.
Из гетерогенности лингвистической структуры следует, что для адекватного описания грамматической способности человека необходимо уметь проводить границу между языковыми явлениями грамматической природы и теми языковыми явлениями, источниками которых являются другие, внеграмматические ментальные способности. Автор делает вывод о том, что «адекватное понимание универсальной грамматики возможно только на основании общей науки о мышлении, основанной в свою очередь на изучении музыки, зрения и других областей ментальной деятельности (Гил 1996: 139).

4. АНАЛИЗ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО ДИСКУРСА (НА МАТЕРИАЛЕ ДИДАКТИЧЕСКИХ ТЕКСТОВ)

4.1. Институциональный дискурс
 
Институциональный дискурс рассматривается в различных исследованиях по функциональной лингвистике, посвященных определенным типам общения, выделяемым на основании социолингвистических признаков. Сегодня активно анализируется политический дискурс (Купина, 1995; Баранов, 1997; Базылев, 1997; Серио, 1999; Гудков, 1999; Шейгал, 2000; Чудинов, 2001 и др.). Изучается дискурс СМИ (Алещанова, 2000; Гусева, 2000; Майданова, 2000; Ягубова, 2001), отдельно рассматриваются различные аспекты рекламного дискурса (Пирогова, 1996; Анопина, 1997; Денисова, 2002). Объектом изучения является научный дискурс (Васильев, 1998; Яцко, 1998), моделируется на прагматическом уровне педагогический дискурс (Карасик, 1999; Коротеева, 1999; Лемяскина, 1999), осуществляется лингвистическое описание религиозного дискурса (Крысин, 1996; Крылова, 2000), в меньшей мере освещена специфика медицинского (Бейлинсон, 2001) и спортивного дискурса (Аксенова, 1986; Панкратова, 2001).
Основной характеристикой институционального дискурса является организующая функция общения. Общественные институты - это культуры, выражением которых является организационный символизм (мифы, истории, шутки, ритуалы, логотипы и т.д.) Этот символизм, по мнению Р. Водак (Wodak 1996), призван замаскировать конфликты, нарушения дискурса, противоречия между участниками институционального общения. Организующая функция общения в сфере институционального дискурса состоит в том, чтобы «закрепить отношения власти» (в широком смысле слова - власть врача над пациентом, учителя над школьником, офицера над рядовым и т.п.).
Противопоставляя личностно-ориентированное и статусно-ориентированное общение, В.И. Карасик отмечает, что во втором случае коммуниканты реализуют себя только в ограниченном наборе ролевых характеристик, выступая в качестве представителей определенных групп людей (начальник и подчиненный, клиент, пациент, пассажир, прихожанин, ученик и т. д.) (Карасик 2002: 290-291).
Общественные институты имеют свои системы ценностей, которые кристаллизуются в форме особых идеологий, при этом внешние требования и ожидания могут расходиться с имплицитными правилами поведения. Так, согласно внешним нормам поведения, ученик в современной школе обязан соблюдать «Правила поведения учащегося», которые во многом воспринимаются как архаичные.
В то же время, институциональные дискурсы динамичны, для их адекватного понимания следует учитывать интертекстуальные связи того или иного типа дискурса с другими типами дискурса в синхронии и диахронии. Как отмечает Р. Водак, институциональный дискурс не сводится только к одному типу дискурса, но представляет собой сложную совокупность различных взаимосвязанных конфликтующих между собой дискурсов в рамках заданной обстановки (setting) (Wodak 1996: 12). И действительно, демократические изменения в российском социуме последнего десятилетия обусловили «синтетические» процессы в сферах бытования некоторых институциональных дискурсов (политический - синтез официально-делового, публицистического стилей и «сниженного» вплоть до фени, педагогический - синтез научно-популярного и разгворно-бытового стилей и т.д.).
В целом, институциоанльный дискурс как форма «общественной практики» отражает реальность, сохраняя, в то же время, отношения неравенства коммуникантов, определяемых ролью, статусом и другими факторами.
В контексте концепции языковых игр Л. Витгенштейна, согласно которой речь строится - подобно игре - по определенным правилам, с одной стороны, и является действием, формой жизни - с другой, любой институциональный дискурс содержит такие речевые действия, как приказания, описания, рассуждения, шутки, приветствия и т.д.). Такой дискурс можно трактовать как многоуровневое образование вербального и невербального характера, построенное по определенным эксплицитно представленным и имплицитно подразумевающимся правилам, конвенционально определяющим те или иные действия участников коммуникации.
М.Л. Макаров, рассматривая отличия разговорного дискурса как наименее структурированного от ритуализованного, институционального, выделяет такие свойства последнего, как более жесткая структурализация при максимуме речевых ограничений, фиксированная мена коммуникативных ролей, меньшая обусловленность контекстом, ограниченное количество глобально определенных целей и др. (Макаров 2003: 176).
В то же время, институциональность носит градуальный характер (Карасик 2002: 191). Как уже отмечалось, ядром институционального дискурса является общение базовой пары статусно неравных участников коммуникации - учителя и ученика, священника и прихожанина, следователя и подследственного, врача и пациента. Наряду с этим типом общения можно выделить также общение «равностатусных» субъектов: учителей, а также учеников между собой. На периферии институционального общения находится контакт представителя социального института с человеком, не относящимся к этому институту.
Следует учитывать, что любое коммуникативное взаимодействие многомерно по своей сути. Поэтому полное устранение личностного начала в институциональном общении невозможно, но существуют конвенционально обусловленные характеристики коммуникативных контактов в рамках социальных институтов, которые могут быть изучены.
Так, Р. Водак, анализируя дискурс в школах Австрии (заседания школьных комитетов), приходит к выводу о том, что власть в институциональном дискурсе может выражаться как доступ к информации.
Родительские ассоциации, школьные и классные форумы, членами которых являются выборные учителя, ученики и родители, комитеты социального обеспечения и другие объединения, основанные на демократическом принципе, в реальности организованы, как установлено Р. Водак, в соответствии с правилами жесткой институциональной иерархии. Показателями неравенства являются временные интервалы выступлений на различных заседаниях (чем большей реальной властью обладает участник дискурса, тем больше он говорит), процент принятых и отклоненных предложений (важно то, кто вносит предложение), характер обсуждения проблем. Важным способом манипулирования общественным мнением является замена коммуникативного действия «обсуждение» формальным одобрением: чем более важным для существования данного учреждения является тот или иной пункт повестки дня собрания, тем больше вероятность сокращения дискуссии по этому пункту. Если же речь идет о второстепенных проблемах (например, украшения для классных комнат), то, напротив, всех активно приглашают высказаться. Тем самым поддерживается иллюзия демократического решения вопросов. Особенность данного типа дискурса, как отмечает исследователь, состоит в том, что реальная власть проявляется только в косвенных речевых действиях (Wodak 1996: 96).
Итак, институциональный дискурс есть специализированная клишированная разновидность общения между людьми, которые могут не знать друг друга, но должны общаться в соответствии с нормами данного социального института. Институциональному дискурсу объективно присущи такие системо-образующие признаками, как 1) статусно квалифицированные участники, 2) локализованный хронотоп, 3) конвенционально обусловленная в рамках данного социального института цель, 4) ритуально зафиксированные ценности, 5) интенционально «закрепленные» стратегии (последовательности речевых действий в типовых ситуациях), 6) ограниченная номенклатура жанров и 7) жестко обусловленный арсенал прецедентных феноменов (имен, высказываний, текстов и ситуаций).
В заключение отметим, что нормы институционального дискурса отражают этнические ценности социума в целом и ценности определенной общественной группы, образующей институт.
 
4.2. Основные коммуникативные категории процесса дидактического взаимодействия
 
Рассмотрим возможности дискурс-анализа в исследовании закономерностей порождения и восприятия речи в процессе коммуникативного взаимодействия участников педагогического общения. Так как исследуемые процессы происходят в образовательной среде школьного урока и основная цель (макроинтенция) общающихся имеет дидактическую направленность (на уровне конвенции), то такой дискурс будем называть «дидактическим».
В контексте исследования дидактического дискурса в рамках образовательной среды урока важно определить основные дефиниции, описывающие процесс дидактической коммуникации.
Адресант речевого события вообще - это всегда тот, кто говорит или пишет, даже если он только транслирует чью-то точку зрения, пересказывает полученную из различных источников и в различное время информацию, более или менее умело ее компилируя. Иначе обстоит дело в дидактической речевой ситуации (ось учитель - учащийся), инициатором (и «держателем речи»!) которой является учитель. Здесь адресант, автор дискурса, - человек, который осознает свою потребность (как желание или необходимость) в создании текста (исполнитель некоторой конвенциональной роли, носитель социального, возрастного и т.п. статуса). Он обладает способностью «создавать» речь и реализует ее в виде собственного дидактического текста-жанра, оказывая планируемое воздействие на адресата (преследуя определенную цель) в конкретной ситуации общения. Обязательными характеристиками адресанта дидактического текста являются осознанная потребность и необходимость в самореализации в дидактическом общении; умение создавать, исполнять и рефлексировать собственный текст по «дидактическим» правилам. Из этого следует, что адресант дидактического текста - автор, «хозяин», тот, кому есть что сказать (потому что он личность и профессионал), и тот, кто умеет это сделать (потому что он обладает профессиональной компетентностью).
Адресат (реципиент) в дидактическом речевом событии - это тот, кому предназначено высказывание, получатель информации, т. е. в большей степени объект, нежели субъект общения (субъект-субъектные отношения - прерогатива другого, личностно ориентированного, уровня взаимодействия). В то же время, адресность в дидактическом контексте указывает на стохастическую (вероятностную) диалогичность с разной степенью ее выраженности: аудитория может ответить автору сообщения (высказывания), вступить с ним в диалог, может откликнуться (или не откликнуться) эмоциональной или вербальной реакцией-ответом и др.
Так как цель дидактического дискурса - «социализация нового члена общества» (Карасик, 2002: 304), то целеполагание адресанта-учителя - это «планируемое воздействие», следовательно, осознанный акт, детерминированный особенностями (и, в первую очередь, личностными особенностями) самого адресанта и его адресата (учащегося). В то же время, цель в дидактической речевой ситуации может быть и неосознанной (спонтанной).
Кроме того, важную роль играют референтная ситуация, канал связи, общий контекст взаимодействия на оси «адресант - адресат».
Существенным признаком дидактического взаимодействия является также относительное стилевое единообразие речевого поведения участников дидактического взаимодействия в рамках институционального дискурса. Это обеспечивается механизмом ролевого поведения: стандартная дидактическая коммуникативная ситуация, соотносится субъектом речи с типовой «контекстной моделью» (Dijk, 1995), задает типовой образ адресанта - речевую (дискурсивную) роль, поведение в рамках которой регулируется социально установленными предписаниями и/или взаимными ожиданиями партнеров (учителя и учащихся).
Такая стереотипность речевого поведения членов образовательной среды (участников дидактического взаимодействия) обусловлена когнитивными и социально-психологическими факторами. Если считать, что ментальные схемы (фреймы, модели, сценарии), обеспечивающие человеку ориентацию в ситуациях и событиях, в которых он участвует или которые наблюдает, иерархически организованными структурами данных, аккумулирующими знания об определенной стереотипной ситуации (Дейк, 1989; Минский, 1979; Chafe, 1993; Schank, 1977), то следует признать, что именно они позволяют субъекту общения более или менее адекватно интерпретировать поведение других людей, планировать собственные действия и осуществлять их традиционными (принятыми в данном обществе) способами, что и позволяет партнерам интенционально понимать поступки и воспринимать их логику.
 
4.3. Пропозиция в дидактическом дискурсе
 
Рассмотрим проблему пропозиционирования в дидактическом дискурсе на примере анализа фрагментов урока литературы в 10 классе общеобразовательной школы (речь учителя представлена без редакторской правки).
Ну, например, Николай Александрович Добролюбов. Откройте 36-ую страницу в своём учебнике и посмотрите. Я не смогла найти портрет, тем более мы не в своём кабинете. Николай Александрович Добролюбов - это замечательный русский критик, поэт. Им нельзя не восхищаться. В 13 лет он уже имел достаточные знания, которые накопил в впечатлениях от книг. Он основательно читал книги, записывал книгу в реестр. Реестр - это слово можно перевести как читательский дневник. Да? Сначала аннотации к книге у него были краткие, вот такие же, как мы с вами писали. Но потом всё более и более становились подробные отзывы, что привело к тому, что он стал писать критические статьи, то есть с детства он это делал. А потом о любви к чтению свидетельствует стихотворение, детское стихотворение Добролюбова, но в общем-то смысл-то в нём заложен глубокий. Это мечта Добролюбова о том, чтобы у всех было очень много книг, о том, чтобы всё познать и чтобы передать это людям.
В модели когнитивной обработки текста Ван Дейка и В. Кинча (1988) выделяются стратегии установления значимых связей между предложениями текста. Авторы объединяют их под общим названием стратегий локальной когерентности (связности), то есть считают, что основной задачей понимания является конструирование (адресантом) локальной связности (ср. в нашем примере Откройте..; посмотрите…; записывал в реестр…; Реестр - это…; Сначала…; но потом..).
Информация производится и воспринимается говорящими и слушателями в конкретных ситуациях в рамках широкого социокультурного контекста (см. выше). Поэтому восприятие и обработка дискурса - не просто когнитивное, но в то же время и социальное событие. Фактически, пользователи языка воспринимают информацию, заключенную в соответствующем тексте, на основе имплицитно известного им социального контекста.
Как уже отмечалось, когерентность (смысловая связность) дискурса связана с реализацией текстообразующей функции распределения информации в тексте/дискурсе. В процессе коммуникации информация передаётся порциями, каждой из которых соответствует пропозиция. Фактически, пропозиция выступает как единица обработки информации. Высказывания в дискурсе связаны настолько, насколько связаны соответствующие им пропозиции. Можно сказать, что в коммуникативном акте на уровне текста структура информации, как правило, включает в себя более одной пропозиции и является полипропозициональным единством. Связность пропозиций, обеспечивающая когерентность дискурса, зависит от степени адаптивностии «нового» к объёму включенного «данного». В нашем примере "цепочка", обеспечивающая пропозициональную линейность дискурса, выглядит так: Добролюбов (1), русский критик, поэт (2), читательский дневник (3), критические статьи (4) и т.д. Распределяя информацию по отдельным пропозициям и выстраивая линейную пропозициональную цепочку, учитель создаёт "направленный" в информационном плане текст. Наряду с линейной, существует вертикальная зависимость элементов дискурса - «сверху вниз». Вертикальная связь обеспечивает глобальную связность частей текста по отношению к теме всего дискурса (Макаров 2003: 139). Темой дискурса, представленной в виде макропропозиции, в анализируемом фрагменте является Добролюбов - читатель.
Создавая текст, адресант рассчитывает на предполагаемое информационное состояние адресата (в нашем примере учащиеся знакомы с ранее изученными разделами школьного курса русской литературы), которое и позволяет ему, распределяя информацию по отдельным пропозициям и выстраивая линейную пропозициональную цепочку, устанавливать информационую когерентность текста. При этом, по нашему мнению, следует учитывать такой фактор, как пропозициональная синхронизация, под которым понимается процесс поэтапного соответствия сообщаемых (и усваиваемых) единиц информации в рамках речевого взаимодействия.
Знания об окружающем мире актуализируются в определенные моменты при помощи оперативной или долговременной памяти. При этом актуализация знаний носит избирательный характер, и, в конечном счете, активированная область знаний предстает как некий концепт, ментальный образ, отражающий процессы мыслительной деятельности, как квант знания, которым человек оперирует в процессе мышления и слухового восприятия. Таким образом, изложение учебного материала учителем возможно представить как активизацию в сознании ученика тех ментальных образов, которые должны стать основой для возникновения новых. Выбор слова (в широком понимании) должен быть строгим: «Чем больше совпадают сферы мыслительного содержания коммуникантов, тем выше (при прочих условиях) вероятность адекватного понимания информации, совпадения передаваемого и воспринимаемого смысла» (Мурашов 2001: 35). Этот процесс, который можно определить как когнитивный резонанс, обусловлен тенденцией к намеренному ограничению имплицитных значений. Важно, чтобы интерпретативная деятельность учащихся была сведена к минимуму, что на этапе сообщения школьникам новой для них информации достигается исключением непрямой коммуникации. Поэтому, выбирая средства языкового выражения и "выстраивая" цепочку пропозиций, учителю необходимо осознавать, активизирует ли данное слово предполагаемый концепт.
Кроме того, основываясь на собственной логике «создания» дидактического текста в процессе речевого взаимодействия, учитель должен последовательно «продвигаться» от одного кванта информации к другому (от одной пропозиции к другой), синхронизируя этот процесс с ментальной областью учащихся, обеспечивая оптимальные условия адекватного восприятия нового знания. Процесс активизации, заключающийся в «способности говорящего фокусировать своё сознание лишь на ограниченном фрагменте мира в каждый данный момент», был выделен и описан У. Чейфом (см. выше). Интонационная единица У. Чейфа соразмерна ровно с одной предикацией, т.е. именно с одним квантом актуализированного на данный момент знания. (Chafe 1993). Такой подход представляется вероятным в контексте понимания дискурса как системы объединенных квантов.
Так как концепты находятся не в разрозненном, хаотичном состоянии - им присуща некоторая упорядоченность и отнесенность (концепт является итогом познавательной деятельности человека и семантической категорией наиболее высокой степени абстракции), то их объединяет некий общий семантический контекст. Именно поэтому пропозициональная синхронизация и призвана обеспечивать когнитивный резонанс в процессе передачи информации от адресанта к адресату.
В научной литературе существуют разные представления об организации концептов, по сути, они не отличаются принципиально, а только дополняют друг друга.
Так, Франсуа Реканати вводит понятие «ментальная энциклопедия». Под «ментальной энциклопедией» Ф. Реканати подразумевает «всю совокупность персональных знаний, переживаний, ассоциаций, представлений, концепций и т.д., оформленных в некую целостную систему» (Recanati 1996). Информация в «ментальной энциклопедии», по мнению Ф. Реканати, представлена в виде различных досье, или интенциональных окон. Фактически, наличие «ментальной энциклопедии» является непременным условием для адекватной интерпретации высказывания. В нашем примере досье Николай Александрович Добролюбов «хранится» у десятиклассников в ментальной энциклопедии в интенциональном окне русская литературная критика. Таким образом, контекст для каждого высказывания не «дается», но «избирается». В связи с этим интерпретация высказывания рассматривается как активизация ("извлечение из") определенных участков энциклопедической памяти, которые бы соотносились с ситуацией. Слово учителя задает направление, которое должно привести к нужному участку «ментальной энциклопедии» ученика.
Таким образом, распределяя информацию по отдельным пропозициям и выстраивая линейную цепочку на основе пропозициональной синхронизации, учитель создаёт «направленный» в информационном плане текст, восприятие которого учащимися происходит более эффективно.
 
4.4. Трансляция «нового» в дидактической коммуникации
 
Усвоение информации в процессе коммуникативного взаимодействия на уроке связано с такими дидактическими единицами, как знания, умения и навыки. При этом следует учесть, что умения и навыки формируются в процессе тренинговой и репродуктивной деятельности, в то время как знания передаются и усваиваются в вербальных (и невербальных) актах дидактического взаимодействия коммуникантов (учителя и учащихся). Рассмотрим механизм передачи учащимся новой информации учителем в процессе монологического выступления на уроке.
Знание в качестве дидактического концепта может трактоваться как результат процесса познания действительности, отражающий ее в сознании человека в виде представлений, понятий, суждений, гипотез, теорий, концепций, принципов, законов закономерностей и т. д. (Современный словарь по педагогике 2001: 242), как смысловая единица, объективированная знаковыми средствами языка (НИЭС 2001: 268). Другими словами, знание приобретается индивидуумом в процессе «перевода» мыслительного концепта в теоретическую форму отражения окружающей действительности, которая «присваивается» личностью и, в итоге, входит в континуум учебной информации благодаря усваиваемой текстовой форме (в том числе, и в процессе дискурсивного способа трансляции).
Так как мы акцентируем внимание на новом учебном знании, выступающим центром познавательной деятельности как таковой, то возникает проблема определения учебное знание как единицы анализа дидактического текста/дискурса.
Учебное знание (в дидактическом аспекте) - это семантический концепт, представляющий собой квант содержания учебного текста и репрезентирующий в процессе дискурсивной практики динамику познавательной деятельности адресата, направленную на формирование изменений в языковой картине мира как способе концептуализации действительности.
В рамках эпистемологического подхода знание можно трактовать как дихотомическое единство имеющейся/приобретенной информации об окружающем мире, преемственно реализующееся в процессе пошаговой репрезентации текста/дискурса посредством чередования элементов известного и неизвестного.
Таким образом, учебное знание как единица дидактического текста/дискурса отражает динамику смыслотворчества нового содержания обучения, его постепенное превращение в рамках дискурсивного процесса из концептуального образа адресанта (учителя) в целостную концепцию (или ее фрагмент), присваиваемую адресантом (учащимся). В итоге, вербальная форма репрезентации «материализуется» на ментальном уровне и формирует у адресата (учащегося) измененную картину мира (см. Гийом 1992: 71; Тураева 1994: 105 и др.).
Итак, знание - это экстралингвистическая двухкомпонентная единица (известное/новое), функционирующая в учебном тексте/дискурсе как фрагмент выстраиваемого адресантом содержания; это смысловой концепт, вербально материализующийся в дискурсивной практике посредством текста, объединяющего известную и неизвестную для адресата информацию.
Фактически, такая структура знания детерминирует субъектно-объектную, диалогическую природу учебного текста/дискурса в образовательной среде урока. Деятельность адресата (учащегося) по усвоению нового знания всегда целенаправленна, а адресант (учитель) выступает как созидающая личность, стремящаяся к тому, чтобы познавательные усилия адресата были реализованы максимально эффективно. Поэтому для учителя как автора учебного текста оказывается важным не столько сам процесс вербализации нового знания (хотя и он, безусловно, важен), сколько интенционально обусловленная направленность текста на адресата. Таким образом, учебный текст/дискурс представляет собой конструктивный диалог между двумя концептуальными системами коммуникантов, в процессе которого адресанту и инициатору общения (учителю) важен уровень результативности такого диалога. При этом известно, что эффективность учебного (дидактического) общения зависит от антиципационной способности учителя предвидеть особенности понимания содержания учащимися и учитывать их возможную реакцию на уровне потенциального непонимания. Успех учебного диалога во многом достигается посредством особой структурной и смысловой организации дидактического текста/дискурса.
Еще одна характеристика учебного знания связана с понятием информационного поля, под которым подразумевается информационное пространство, соответствующее рамкам образовательной среды (школы, отдельно взятого урока) и т.п.), охватывающее тот или иной объем фактов и событий реального мира и представленный репертуаром тем.
Информационное поле - это аксиологическая категория, связанная с понятием информационной нормы. В процессе дидактического взаимодействия информация о явлениях и законах окружающего мира, предметах и понятиях сообщается в определенном объеме, причем этот объем является ограниченным. С позиций дидактики можно выделить ограничения, обусловленные государственным стандартом (содержание обучения). Коммуникативная лингвистика определяет конвенциональный характер ограничений, основанных на социокультурных регулятивах общения (коммуникативная компетенция).
Кроме «информационных» и конвенциональных ограничений, информация в дидактическом общении обладает такими характеристиками, как оптимизированность, адресность и селективность, которые непосредственно обеспечивают «дидактический эффект» взаимодействия субъектов образовательного процесса.
Под оптимизированным характером информации следует понимать ее способность соответствовать оптимальному уровню коммуникативного взаимодействия в плане экономичности, энергозатратности и т.п.
Адресность дидактической информации обусловлена «дифференциацией» адресата. Учитель не может провести два одинаковых урока в разных классах одной параллели. Более того, «озвучивая» информацию на одном и том же уроке, он, дифференцируя учащихся по способностям, уровню подготовки, когнитивным параметрам и др., ориентируется на конкретного ученика (группу учащихся) - конкретного адресата.
Селективность обеспечивает доступность излагаемых сведений для понимания аудитории разного уровня восприятия.
Как уже отмечалось, процесс развертывания содержания учебного текста в дидактическом дискурсивном процессе осуществляется посредством чередования компонентов знания: элементы нового, еще неизвестного адресату репрезентируются продуцентом речи на основе уже известного реципиенту знания.
Известная адресату (учащемуся) информация в семантической «развертке» учебного текста/дискурса может быть выражена двояко: 1) та, что «присвоена» им давно и входит в номенклатуру «субъектного» опыта учащегося, 2) только что «преподнесенная» информация, известная учащемуся из «нового» контекста, т. е. это знание, усвоенное контекстуально. Способами выражения ранее известной информации являются различные приемы использования в учебном дискурсе средств интертекстуальности (ссылок, сносок, цитат, пересказа и т.п.) (Чернявская 1999). Коммуникативным средством выражения контекстуальной информации является неоднократное «дублирование» фактов, понятий, дефиниций, в силу чего происходит процесс постепенного, поэтапного формирования нового знания. Рассмотрим примеры выше указанных способов передачи информации в речи учителя на уроке литературы в 10-м классе общеобразовательной школы. Тема урока: «Развитие русской литературы второй половины ХIХ века» (речь учителя приводится без редакторской правки, многоточиями обозначены пропуски фрагментов, не имеющих существенного значения в контексте рассматриваемой проблемы). Выделены существенно значимые для проблемы исследования информационные компоненты.
Пример передачи информации, «присвоенной ранее»:
Итак, первый период у нас с вами - это дворянский период. Здесь вот даты есть. С 25-го года. Это что за дата - 1825 год? Это восстание декабристов. Как бы вот революция отсчитывается от декабристского восстания по 61-ый год. А это что такое за дата? 61-ый год?Историю за девятый класс, по-моему, там есть. Это отмена крепостного права. 61-ый год. Но вы знаете, что событие это было какое? Формальное. Правильно? Ещё долго-долго в России была зависимость между дворянами и крестьянами. Ну, формально, конечно, вот такой акт свершился, ради которого и бились эти прогрессивные дворянские писатели.
Пример передачи «преподнесенной» информации:
Итак, первый период у нас с вами - это дворянский период. Здесь вот даты есть…
Вот первый… Ленин уже позже в одной из статей памяти Герцена он охарактеризовал все эти три этапа. Вот первый этап он назвал «дворянский». Почему? Потому что поднялись на защиту народа дворяне. Дворяне…
Вот это первый. И первый этап, он как бы овеян идеями декабризма. Изучением их опыта, дальше - выявлением их ошибок: правы - не правы были декабристы. Вот такие вопросы постоянно были в это время и в критических статьях, выступлениях в общественных в устных и письменных и так далее…
Дальше. Второй период русского освободительного движения. Посмотрите, сколько писателей уже принимало участие в этом освободительном движении. Второй период возглавлял Николай Гаврилович Чернышевский…
Итак, вот это второй этап. Второй этап…
Вот очень точную характеристику дает Ленин этому второму этапу, что «ближе их связь с народом», потому что вы же смотрели в словарях, я просила вас написать, что такое «шестидесятники», что такое «революционеры-демократы», что такое «разночинцы». У вас как раз сноски есть в статье там.
Видно, что развертывание текста в процессе дидактической коммуникации происходит на основе чередования известной и неизвестной информации. Кроме того, важно то, что само новое знание постоянно «перебивается» старым, уже присвоенным знанием за счет многочисленных контекстуальных смысловых повторов поясняющего и уточняющего характера, а также семантических акцентов, регулярно осуществляемых продуцентом речи для выделения главного в общем потоке информации.
Фактически, в процессе вербализации передаваемой информации адресант (учитель) стремится сделать свое знание узнаваемым для адресата. При этом степень «узнаваемости» нового находится в прямой зависимости от уровня его контекстуальной представленности в предшествующих фрагментах дидактического текста/дискурса.
Итак, преемственно репрезентированное посредством известного знания, а также введенное через неоднократные повторы с помощью контекстуально известного новое знание предстает в дидактическом тексте/дискурсе как присвоенная адресатом систематизированная информация. При этом важно отметить тот факт, что в ситуации воприятия новой информации деятельность ученика-адресата в идеале носит неинтерпретативный характер, поскольку текст/дискурс, «предъявляемый» учителем ученику, - последовательность языковых единиц, организованная педагогом определенным образом для реализации интенции «сообщение информации» и направленная на восприятие учащимися - отвечает принципу доступности и риторическим требованиям информативной речи, среди которых наиболее важными являются:
- совмещение «нового» и «старого» (опора «нового» на общеизвестные факты («фоновые» знания) и житейский (субъектный) опыт учащихся);
- конкретизация излагаемого (использование уподоблений, сравнений);
- создание эффекта упорядоченного поступательного движения (осуществление постепенного, логического, перехода от одной мысли к другой, соблюдение хронологической последовательности в изложении, возможно также использование направляющих вопросов) и др. (Сопер 1999: 200-236).
 
4.5. «Категориальный» анализ дидактического дискурса
 
Как уже отмечалось, решение коммуникативной задачи на уроке осуществляется посредством коммуникативных актов. Под коммуникативным актом мы понимаем условный фрагмент дискурса - единство речевого акта говорящего, аудитивного акта слушающего и коммуникативной ситуации. Фактически речь идет о комплексе двух коммуникативных действий - стимула и реакции.
В отличие от коммуникативного акта, коммуникативный (интерактивный) ход (речевой или неречевой), является минимально значимым элементом, развивающим взаимодействие, направляющим процесс общения к достижению общей коммуникативной цели. Коммуниктативный ход не всегда совпадает с коммуникативным актом: чаще он реализуется с помощью сложного макроакта - последовательности коммуникативных актов, комплекса действий, иерархически организованного вокруг целевой доминанты (Dijk 1981; Habermas 1981).
В итоге, коммуникативный акт самостоятельно не выполняет дискурсивной функции: полная его актуализация осуществляется в дискурсе в качестве коммуникативного хода, который, в свою очередь, служит для развития «направленного» диалога как реальной единицы речи (Бахтин 1986). В сущности, имеет место традиционно используемая в лингвистике категория «диалогическое единство» (стереотипный обмен репликами - коммуникативными ходами). В этом контексте различаются инициирующие, продолжающие, поддерживающие, обрамляющие, закрывающие, ответные, фокусирующие, метакоммуникативные и другие ходы (Романов 1988; Stenstrom 1994 и др.). Термин «обмен» как концепт, динамически организующий функциональное единство коммуникативных ходов, активно используется в современной теории дискурса, причем различают простые (двухкомпонентные) и сложные (комплексные) обмены. Особенностью обмена как единицы общения является его интеракционная природа, предполагающая мену коммуникативных ролей). Предметом нашего исследования явились трехкомпонентные обмены (триады), содержащие 1) запрос информации адресатом, 2) передачу запрошенной информации партнером по общению и 3) оценочную реакцию.
Рассмотрим возможности «категориального обоснования» речевых фрагментов урока для выявления совокупности содержащихся в исследуемых отрезках дискурса «ближайших интенций» как показательных для коммуникативного процесса дидактического взаимодействия.
Для решения поставленных задач устный дискурс педагогического взаимодействия должен быть переведен в письменные тексты без редакционной правки и с максимально возможным сохранением «ситуационных» признаков (экстраи паралингвистических параметров общения). Схема анализа включает учет таких факторов, как интенция (макроинтенция), количество пропозиций, вид пресуппозиции (семантическая или прагматическая), особенности экспликатуры и ее связь с импликатурой (конвенциональной или коммуникативной), характер референции (выражение интерсубъективности) и инференции (формально-логическая или вероятностно-индуктивная), тип оценочного речевого акта - реплики (собственно оценка, похвала, порицание, критическое суждение, стимулирование).
Образцы анализируемых фрагментов дискурса:
4 класс
Учитель: Что могут обозначать наречия, отвечающие на вопросы где? куда?
Ксюша: Это место действия.
Учитель: Правильно, это место действия. Молодец.
В высказывании учащегося содержится одна пропозиция («Отвечающие на данные вопросы наречия относятся к наречиям места действия»).
Экспликатура ответного высказывания определяется развитием логической формы суждения, выраженной в вопросе учителя. «Это» - связка при сказуемом, выраженном именем, которое является грамматическим выражением семантической репрезентации, «извлеченной» адресатом в процессе декодирования заданного вопроса.
Референция идентифицирующая, так как и говорящий и адресат знают об объекте референции (наречиях места действия). Принцип интерсубъективности сохранен, адресат соотносит языковое выражение «наречия, отвечающие на вопросы где? куда?» с теми же фоновыми знаниями и понятиями («наречие места действия»), что и адресант. На данный факт указывает и ответная реплика учителя.
Импликатура коммуникативная, но имплицитность реплики адресата устраняется под действием контекста (предыдущего и последующего высказываний учителя).
Пресуппозиция прагматическая, так как основана на информации, содержащейся в контексте и когнитивно освоенной коммуникантами. Об этом свидетельствует и идентифицирующая референция.
Инференция формально-логическая. Высказывание адресата является логическим следствием высказывания адресанта (так как речь в реплике учителя идет только о тех вопросах, на которые отвечают не все наречия, а только наречия места действия).
Реакция адресанта оценочного характера представляет собой речевой акт - похвалу стимулирующего характера.
7 класс
Учитель: (класс повторяет правило написания частицы «не» с различными частями речи)… Пишем, небольшая речонка... Серёжа.
Серёжа: Небольшая речонка э-э-э - это прилагательное. Пишем слитно, так как «небольшая» можем заменить синонимом без «не» - маленькая.
Учитель: Конечно. Хорошо. Четыре…
Высказывание учащегося содержит три пропозиции: небольшая - это прилагательное (1), пишем слитно (2), возможна замена синонимом без «не» (3).
Экспликатура определяется развитием логической формы, предшествующего высказывания: «небольшая речонка» (Учитель) - «это прилагательное» (Ученик - декодирует информацию с выделением «необходимого» слова). Кроме того, фоновые знания ученика содержат дефиниции «прилагательное - часть речи, обозначающая качество, свойство или принадлежность и выражающая это значение в формах падежа, числа и рода» и «синоним - слово или выражение, совпадающее или близкое по значению с другим словом, выражением».
Референция идентифицирующая, так как и говорящий, и адресат знают об объекте референции (правилах написания «не» с частями речи). Принципы интерсубъективности сохранён, так как адресат имплицитно адекватно соотносит языковой факт «небольшая» с говорящим «это прилагательное». На данный факт указывает и заключительная реплика учителя.
Импликатура конвенциальная. Определяется прямым значением слов: прилагательное, синоним, а также порядком слов; небольшая и маленькая являются синонимами.
Пресуппозиция прагматическая, так как опирается на информацию, когнитивно освоенную коммуникантами. О том, что «небольшая» - это прилагательное, о том, что «не» пишется слитно, потому что можно заменить данное прилагательное синонимом «маленькая», ученик знает из усвоенного ранее материала. «Пишем слитно» (Сережа) - о том, что нужно писать слитно с прилагательным, мы узнаем из контекста и макроинтенции («повторение правил написания частицы «не» с частями речи»).
Инференция формально-логическая. Высказывание ученика вытекает из высказывания учителя, так как контекст ситуации свидетельствует о том, что речь идет о правилах написания частицы «не» с прилагательными.
Реакция адресанта представляет собой речевой акт - похвалу стимулирующего характера и собственно оценку.
9 класс
Учитель: (диктует) В доме иногда нарушалась тишина: где-то скрипнула дверь, послышались чьи-то шаги… Какие знаки препинания здесь ставятся?
Аня: Двоеточие ставится, так как связь пояснение, а запятая - так как связь распространение.
Учитель: Да…
Высказывание учащегося содержит две пропозиции: двоеточие ставится при пояснении (1), запятая ставится при распространении (2).
Экспликатура обусловлена развитием логической формы, выраженной в первом высказывании адресанта. Знаки препинания, о которых спрашивает учитель, известны учащемуся имплицитно, но в фоновых знаниях содержится информация о запятой, двоеточии (и других знаках препинания). Экспликатура определяется значением слов двоеточие, запятая.
Референция идентифицирующая. Говорящий и адресат знают об объекте референции (знаках препинания). Принцип интерсубъективности сохраннн, так как адресат соотносит языковое выражение «знаки препинания» с теми же образами и объектами, что и говорящий «двоеточие», «запятая». Об этом свидетельствует и содержание второго высказывания учителя («Да…»).
Импликатура конвенциональная. Определяется прямым значением слов двоеточие, запятая, пояснение и распространение, а также порядком слов.
Пресуппозиция прагматическая, так как опирается на информацию, данную в контексте и когнитивно освоенную коммуникантами. О том, какие знаки препинания должны быть поставлены в данном предложении, ученик знает из усвоенного ранее материала.
Инференция формально-логическая, потому что высказывание Ани следует из первого высказывания учителя (запрос информации о правилах постановки знаков в конкретном предложении), а в высказывании ученика после раскодирования запроса содержится ответ и его обоснование на примере данного предложения. «Какие знаки» (Учитель) - «двоеточие, так как…», «запятая, так как…» (Аня).
Реакция адресанта представляет собой речевой акт - подтверждение, но не имеет экспрессивной окрашенности и не содержит собственно оценки.
На основании проведенного анализа можно сделать следующие выводы.
Ввиду относительного однообразия и лаконичности исследуемых конструкций (вопросо-ответные триады), интенциональный характер представленных дискурсивных фрагментов легко определить следующим образом. Адресант (учитель) осуществляет запрос информации с целью контроля ее усвоения или актуализации для «перехода» к сообщению нового информационного блока. Адресат (учащийся) сообщает известную ему информацию в репродуктивном режиме (цель - воспроизведение известного знания). Ответная реплика адресанта имеет «оценочный» или уточняющий характер. Таким образом, макроинтенция проанализированных фрагментов имеет антиципационную природу и может быть определена как воспроизведение известной информации для дальнейшей реализации запланированной дидактической деятельности.
В результате анализа дискурсивных фрагментов, можно сделать вывод о том, что имеется корреляция между количеством пропозиций в ответной реплике адресата (учащегося) и его возрастом. Ответы учащихся 4 и 5 классов, как правило, содержат не более одной пропозиции (реплики «часть речи не изменяется», «наречия обозначают место действия» и т.п.). В более старшем возрасте «распространенность» ответных высказываний увеличивается («светло-голубой - это сложное прилагательное (1), пишется через дефис (2), так как обозначает оттенок цвета» (3) - 7 класс; «обстоятельства - это второстепенный член предложения (1), обозначающий признак действия или другого признака» (2) - 8 класс и т.п.).
Экспликатура реплик адресата обусловлена предшествующим высказыванием адресанта (учителя) - «запрос информации» и его же последующей репликой-оценкой (или уточнением). Например, если рассматривать ученическое высказывание: «Это место действия» вне контекста, то интерпретатор не сможет определить, о каком месте действия идет речь. Но зная содержание предшествующего высказывания учителя, макроинтенцию и характер последующей оценочной реплики («Хорошо», «Конечно», «Да», «Молодец», «Так»), можно понять, что речь идет о «наречиях места».
Большинство импликатур проанализированных ученических высказываний конвенциональны. В то же время, в речи учащихся 4-х классов встречаются коммуникативные импликатуры («Это место действия», «Эта часть речи не изменяется»). Вероятно, значительную роль в этом процессе играет повышение уровня коммуникативной компетенции учащихся более старших классов (привычка «полного» ответа).
Референция ученических высказываний идентифицирующая, что объясняется тем, что, сообщая новую информацию, адресант (учитель) ориентирован на знания, когнитивно освоенные учащимися ранее. В принципе, при анализе речевой деятельности коммуникантов на «нетипичном» уроке, когда учащиеся знакомятся с «абсолютно неизвестной» им учебной информацией, характер референции может быть интродуктивным.
Кроме того, следует отметить, что идентифицирующая референция обусловливает реализацию принципа интерсубъективности (это проявляется в оценочных высказываниях учителя).
Пресуппозиция исследуемых ученических высказываний встречается двух видов: прагматическая и (реже) семантическая. Полученные данные подтверждают, что в ответных репликах учащихся чаще используются «общие фоновые знания», т.е. та информация, которая в равной степени известна коммуникантам. Семантический характер пресуппозиции проявляется в случаях «провокации на ошибку» со стороны адресанта (например, Учитель: В колонке глаголов прошедшего времени определите у глаголов лицо... Данил. Данил: У глаголов прошедшего времени лицо не определяется. Учитель: Верно...).
Инференция ответных реплик учащихся, как правило, формально-логическая, что позволяет оценить ученическое высказывание в рамках исследуемых триад как репродуктивное, «несамостоятельное», обусловленное реакцией на «запрос» учителя.
Таким образом, исследование детских высказываний с интенцией «сообщения информации» в 4-9 классах показывает, что «репродуктивные» по своей сути реплики учащихся имеют, в основном, сложное пропозициональное строение, в них преобладают конвенциональные импликатуры как следствие особенностей реализуемых интенций, они ориентированы на идентифицирующую референцию, принцип интерсубъективности, а также строятся на основе информации, усвоенной ранее, что указывает на формально-логическую инференцию и прагматическую пресуппозицию, которая, в итоге, обладает более высокой степенью частотности.
 
4.6. Уровень энтропии дидактического текста/дискурса
 
Как отмечалось, в настоящее время, в процессе перехода от структурно-семантического к коммуникативно-деятельностному аспекту исследования лингвистических единиц возникла необходимость изучать текст как результат динамического процесса, который дискурсивно реализуется в рамках коммуникативного акта.
Можно констатировать, что для современной лингвистики характерен постепенный отход от понимания текста как автономного (независимого от коммуникативной ситуации) образования, раз и навсегда определенного во всех своих параметрах авторской интенцией. Прагматический взгляд на проблему текста обусловил релятивистское понимание феномена «текст», который трактуется уже как переменная величина коммуникативной ситуации).
Релятивистская трактовка текста поддерживается также когнитивной психологией и когнитивной лингвистикой, с позиций которых знание текстовых моделей является частью коммуникативной компетенции говорящих, определенный уровень которой позволяет порождать и воспринимать тексты. Сами же тексты можно определить как когнитивные репрезентации интенционально планируемого содержания высказывания.
В частности, В.Хайнеманн (Textbeziehungen 1997) отмечает, что современная коммуникативная практика свидетельствует о том, что текст (в традиционном смысле этого слова) является основной единицей коммуникации. В процессе интеракции (в прагматическом плане) тексты участвуют как целостные лексико-грамматические смысловые высказывания. Являясь «инструментами» коммуникативных действий, тексты связаны с автором и ориентированы на определенную реакцию реципиента, а потому не могут быть интерпретируемы произвольно. Коммуникативную значимость текста подчеркивает и Г. В. Колшанский, говоря о том, что текст - это прежде всего единица коммуникации, «структурированная и организованная по определенным правилам, несущая когнитивную информацию, психологическую и социальную нагрузку общения» (Колшанский 1978: 32).
Тексты определенной жанровой отнесенности (официально-деловые, художественные и т.п.) имеют ряд общих структурных и содержательных черт, которые могут быть описаны в виде совокупности параметров, выявляемых путем непосредственного анализа состоявшихся текстовых продуктов, т. е. чисто эмпирически, индуктивно. Естественно, что наряду с общими, параметровыми чертами отдельные типы текстов имеют и существенные отличия, выражающиеся конкретными значениями параметров.
Комбинации значений разных параметров - это «образцы» (сценарии, фреймы, дискурсивные рамки), по которым порождаются тексты определенного функционально-стилистического типа или его варианта.
В основе современных исследований, посвященных изучению различных языковых средств в рамках определенных видов текстов, лежит функционально-семантический анализ как один из наиболее известных современной лингвистике способов обеспечить выяснение роли того или иного языкового средства в организации текста. Среди направлений, по которым развивается сегодня изучение вербального текста, выделяются: 1) изучение текста как порождаемого и интерпретируемого языкового/речевого феномена (процесса/результата), обладающего свойствами коммуникативной системы высшего уровня; 2) определение единиц (компонентов), составляющих текст; 3) построение типологии текстов; 4) выявление, анализ и классификация основных текстовых категорий.
Ю.А. Левицкий выявляет некоторые общие условия коммуникации, которые принимаются в качестве параметров текстообразования. По мнению исследователя, при рассмотрении различных величин этих параметров как дифференциальных признаков появляется возможность характеризовать любой текст через различные наборы этих признаков. Выделяются следующие параметры: 1) ситуация коммуникации: 2) партнеры: 3) цель коммуникации; 4) предмет речи; 5) дефицит времени (Левицкий 1996: 10).
Выше изложенное позволяет говорить о наличии определенной упорядоченности в самом процессе порождения текста в акте коммуникации и, более того, о вероятностном «идеальном» тексте как оптимальном итоге именно данного процесса вербального взаимодействия. При этом следует учитывать, что даже созданный специально и зачитанный «буква в букву» идеальный текст в рамках дискурсивного процесса объективно будет «накапливать» погрешности (анормативные лингвистические, параи экстралингвистические явления и др.), т.е. увеличивать энтропию. Следовательно, при разработке соответствующей методологии, появляется возможность анализа эффективности коммуникации на энтропийном уровне. Можно предположить, что результаты такого исследования «письменного» произведения (текста), созданного автором, будут во многом отличаться от результатов такого же анализа графически оформленного в виде текста результата (продукта) дискурсивного процесса. Естественно, что релевантность подобного исследования во многом обусловлена уровнем разработанности теоретического аппарата таких направлений языкознания, как коммуникативная лингвистика, лингвопрагматика и лингвосинергетика.
Для определения методологической основы энтропийного анализа текста как результата (итога) коммуникативной ситуации необходимо сформулировать некоторые концептуальные положения.
1. Дискурс как процесс интенционально обусловлен авторским намерением создать некий целостный продукт, который «на выходе» может считаться текстом. Дискурс как процесс и текст как продукт - две тесно связанные между собой, но существенно различные стороны одного явления.
2. Текст представляет собой результат дискурсивного процесса и является материальным воплощением инициальной установки адресанта. Это своеобразный итог дискурсивной (коммуникативной) ситуации. Таким образом, под текстом понимается особая, развернутая, графически оформленная вербальная форма осуществления речемыслительного произведения автора. Тексту присущи определенные категории (макроинтенция, когезия и др.), наличие которых, собственно, и позволяют считать текст текстом.
3. Реализуя собственную интенцию на уровне речевой стратегии, автор текста/дискурса стремиться (порой неосознанно) добиться максимального эффекта в достижении своей цели. Ни один адресант сознательно не идет на заведомое «ухудшение» своего вербального продукта, а пытается максимально эффективно (со своей точки зрения) реализовать авторскую экспектацию.
4. Такой «идеальный» текст (результат коммуникативного процесса), как правило, не может быть создан/реализован автором (или коммуникантами) в реальной дискурсивной практике: всегда проявляются особенности вербального и невербального характера, которые искажают «идеальную» структуру в плане достижения макроинтенции говорящего или реализации макротемы текста как целого.
5. Отступления от «магистрального» пути реализации замысла автора текста происходят в точках бифуркации, когда возникают «сбои» и текст как система обретает возможность разворачиваться в нескольких вероятностных направлениях. При этом происходит изменение (увеличение или уменьшение) энтропии (уровня информационной упорядоченности) текста как продукта коммуникации.
6. При анализе монологического (и, вероятно, диалогического) дискурса энтропия может быть выявлена при сравнении «идеального» варианта протекания коммуникативной ситуации с реальным итогом в виде зафиксированного результата (= текста, записанного аудиально, на видеокамеру или оформленного графически).
7. «Идеальный» текст как система «разворачивается» упорядоченно, но в точках бифуркации система переходит в новое состояние, не всегда соответствующее «правильной» траектории развертки. Каждое «неправильное» изменение вызывает увеличение энтропии, что может быть зафиксировано.
8. В итоге, при анализе всего завершенного отрезка речи (текста или его фрагмента) может быть определен показатель (уровень) энтропии, определяющий «степень соответствия» практически реализуемого текста/дискурса запланированной стратегии говорящего.
Итак, в контексте нашего исследования текстовый статус имеют только речевые произведения, зафиксированные письменно. Ср. точку зрения В. Г. Костомарова и Н. Д. Бурвиковой: дискурс - это «текст, образовавшийся в процессе дискурсии, когда смысл «на выходе» становится адекватным авторскому замыслу» (Костомаров, Бурвикова 1995: 238).
Таким образом, дискурс противопоставлен тексту как фиксированному результату, продукту, который самодостаточен и может работать как «генератор смыслов» (Ю. М. Лотман). В отличие от дискурса, текст лишен жесткой прикрепленности к реальному времени и существует во времени-пространстве культуры. В этом смысле текст представляет собой лингвистический факт, потенциально присущий процессу «вторичной коммуникации», когда необязательно наличие второго партнера (адресата), но, при необходимости, закодированная в тексте информация может быть озвучена, раскодирована и воспринята.
Фактически, как отмечает М. Я. Дымарский, «текст содержит необходимые компоненты коммуникативного акта в свернутом виде» (Дымарский 1999: 42).
Отдельно необходимо определиться с концептом «энтропия».
Энтропия как понятие термодинамики сегодня активно используется в различных науках. В частности, в статистической физике это мера вероятности пребывания системы в данном состоянии, в теории информации - мера неопределенности и т.п. (НИЭС 2001: 836). Концепт энтропия в современной науке коррелирует с такими понятиями, как «информация», «организация», «избыточность» и «упорядоченность». Все эти термины в контексте исследуемой проблемы в отношении к понятию текста как системы нуждаются в четком определении.
1. Под энтропией понимается мера неопределенности (непредсказуемости) развития текста в дискурсивном процессе, характеризующуюся возможностью выбора в качестве последующего некоего этапа из ряда вариантов. Показатель энтропии количественно характеризует уровень информационной упорядоченности текста как системы: чем он больше - тем менее упорядочена система (=текст), тем больше ее отклонение от «идеального» развития. Таким образом, энтропия - это функция состояния; любому состоянию системы можно придать вполне определенное значение энтропии. В термодинамике достижение максимума энтропии характеризует наступление равновесного состояния, в котором уже невозможны дальнейшие энергетические превращения: вся энергия превратилась в теплоту и наступило состояние теплового равновесия. При максимальной энтропии на уровне текста можно говорить о том, что текст перестал быть таковым, т.е. утратил все признаки текста.
2. Информация - снятие неопределенности в системе путем реализованного выбора варианта, непредсказуемого по отношению к предшествующим состояниям системы. В нашем случае следует различать информацию о системе (= о тексте) и информацию, которая «содержится» в системе (= в тексте). В первом случае информация - мера организации системы. При этом математическое выражение информации тождественно выражению для энтропии, взятой с обратным знаком. Как энтропия системы выражает степень ее неупорядоченности, так информация показывает меру ее организации. Второе значение информации связано с философским концептом отражение. Относительная информация из потенциальной, какой она является в «вероятностном идеальном» тексте при реализации коммуникативной ситуации превращается в актуальную, т.е. происходит ее иллокутивная «передача» и восприятие на уровне отражения. В этом случае количество информации определяется как величина, обратно пропорциональная степени вероятности того события, о котором идет речь в сообщении. Синергетически это означает, что если в системе происходят изменения, отражающие воздействие другой системы, то можно сказать, что первая становится носителем информации о второй. Ср. точку зрения В. П. Руднева, который отмечает, что «энтропия и информация суть величины, равные по абсолютной величине, но противоположные по направлению, то есть с увеличением энтропии уменьшается информация… Вещи увеличивают энтропию, тексты увеличивают информацию; текст движется в направлении уменьшения энтропии и накопления информации» (Руднев 1996: 12).
3. Под избыточностью следует понимать меру изначальной предсказуемости выбора последующего состояния системы, вследствие чего сам этот выбор не приводит к появлению новой информации; при этом сама предсказуемость выбора обусловлена предшествующими состояниями системы. При исследовании и обработке языка избыточность следовать учитывать на двух уровнях: на уровне слова и на уровне последовательности слов (= текста). В контексте нашей проблемы важен именно второй фактор. Р. Солсо отмечает, что языки обладают значительной избыточностью. На примере английского языка он показывает: «Если бы мы решили уменьшить избыточность, используя только слова из четырех букв, то из них можно было бы составить 456 976 комбинаций (от АААА до ZZZZ). Лексика такого объема могла бы передавать ту же самую информацию, что и полный язык, но при этом ошибки различения похожих слов несомненно возросли бы. Избыточность как характеристика сигнала весьма облегчает жизнь маломощным информационным процессорам, населяющим эту планету» (Солсо 2002: 294). С этой точки зрения избыточность не мешает адекватному восприятию информации «маломощным» реципиентам, хотя, в какой-то мере, «ухудшает» идеальный текст, рассчитанный на «идеального» (в плане восприятия) адресата.
В нормативно-языковом аспекте избыточность фактически означает наличие какого-либо коммуникативного дефекта (см. ниже).
4. Под упорядоченностью понимается количество (мера) информации для описания системы (система является тем более упорядоченной, чем меньше требуется информации для ее описания). Если рассматривать идеальный текст как систему, то максимально упорядоченным будет такой коммуникативно воспроизводимый текст/дискурс, в котором абсолютно все подчинено одной главной цели - реализации макроинтенции. Естественно, что в этом случае для описания (и анализа) такого текста потребуется меньше информации, чем для текста с большим количеством коммуникативных дефектов и точек бифуркации, в которых система «разворачивается» не в магистральном направлении.
5. Организацией считается способность системы опережающим образом реагировать на информацию. В плане анализа текста это означает, что «идеально» составленный (структурированный и т.п.) и безупречно реализуемый в прагматическом аспекте текст/дискурс «предсказуем» в интенциональном плане: каждый последующий фрагмент (фраза, высказывание) логически продолжает предыдущий в достижении основной цели - макроинтенции.
Кроме определения приведенных выше дефиниций, необходимо отметить следующее.
Энтропия текста/дискурса во многом обусловлена институциональностью. В процессе речевого общения в рамках социальных институтов (суд, школа и т.п.) уровень энтропии значительно ниже, чем, например, при выступлении поэта перед аудиторией или при фатическом общении друзей. По мнению исследователей, «энтропия возрастает в художественных текстах и разговорной речи, уменьшается в публицистике и научно-технической речи» (Герман 2000: 66). Ср. также: «художественный язык имеет… более высокую избыточность и высшую энтропию, представляющие собой величины приблизительно обратно пропорциональные» (Левый 1975: 300).
На вероятность адекватного понимания текста влияют такие факторы, как объективное представление коммуникативного намерения адресанта, уровень способности распознавания звуковых (графических) сигналов и умение соотнести их с фонетическими, морфофонематическими, морфологическими, лексическими и синтаксическими признаками, специфическими для данного языка, эмоциональная мотивированность адресата, способность интегрировать все виды информации, поступающие по различным каналам: ситуативную, социальную, концептуальную, эмоциональную, эстетическую и др.
Кроме того, для анализа текста важным аспектом является изучение пропозициональных структур, так как пропозиция является базовой единицей обработки информации в тексте (=«семантический инвариант, общий для всех членов модальной и коммуникативной парадигм предложений и производных от предложения конструкций» (ЛЭС 1990: 401)).
Считается, что структура текста представляет собой не просто перечень (набор) содержащихся в нем пропозиций, но между последними существуют отношения иерархии: некоторые из пропозиций «выше по рангу», некоторые занимают подчиненное по важности положение. При «извлечении» из памяти прочитанного или услышанного текста первыми приходят на память пропозиции высокого ранга. Таким образом, тематическое устройство текста можно представить в виде иерархии ("лестницы") пропозиций.
Для энтропийного анализа текста необходимо определиться с понятием «коммуникативный дефект».
Под коммуникативным дефектом понимаются ненормированные коммуникативно проявляющиеся языковые факты, включающие собственно ошибки и коммуникативные сбои.
Если ошибка как лингвистическое явление (низкий уровень языковой компетенции, недостаточная культура владения родным языком и т.п.) в традиционном понимании не требует уточнения, то «коммуникативный сбой» как понятие коррелирует с дефиницией «норма». Во многом сбой «обусловлен» несоблюдением языковой (речевой) нормы. При этом, как отмечает Н.Л. Шубина, коммуникативной сбой наблюдается в том случае, когда участники коммуникации используют разный набор кодов для передачи и получения информации. Наглядным примером может служить «подключение» в процессе коммуникации неизвестного для одного из участников кода (другой язык, метаязык, паралингвистические средства) (Шубина 1996: 15).
В то же время, не относятся к коммуникативным дефектам так называемые коммуникативные приемы - отступления от нормы, которые продуцент речи использует сознательно для реализации авторской коммуникативной стратегии. Кроме того, доказано, что коммуникативные дефекты (сбои и ошибки), в отличие от интенционально обусловленных интересами адресанта приемов, непроизвольны для говорящего. При этом если причина и структурная характеристика коммуникативного сбоя или ошибки весьма расплывчаты и неопределенны, то, как отмечает Л. Н. Мурзин, структура приема очерчена четко. Это особенно относится к тем приемам, которые в русской традиции обычно называются фигурами (ср. антитезу, инверсию, повтор и др.) (Мурзин 1980).
В качестве примера можно взять повтор. В отличие от повторов-ошибок, не осознаваемых говорящим, повтор-прием характеризуется симметричностью расположения повторяемых компонентов. Эта симметричность и служит определенным сигналом для слушающего, знаком того, что данный повтор выполняет прагматическую функцию. По мнению Н.Л. Шубиной, многие повторы в речи следует рассматривать как своеобразные актуализаторы. Причем при каждом повторе меняются просодические характеристики речи. Повторы в этом случае выполняют апеллятивную функцию (прием убеждающей речи). В спонтанной речи часто используются повторы-паузы с ослабленными просодическими характеристиками. Это «островки» для отдыха или выбора новых приемов для поддержания общения. Такого рода повторы реализуются почти автоматически. Но их следует отличать от повторов, которые создают переакцентуацию (возникновение дополнительного смысла при помощи интонационных средств). Такому повтору часто сопутствуют и другие весьма активные в современном русском языке процессы: растяжка гласных и согласных, самоперебивы, нефонематическое удлиннение (Шубина 1996).
Из выше сказанного следует, что и коммуникативные сбои, и приемы, и собственно ошибки могут быть выявлены в речи только в контексте оппозиции норма-антинорма. Понятие нормы в сегодняшней языковой ситуации требует отдельного рассмотрения.
Как известно, под влиянием современных социально-политических и экономических условий существования российского социума усиливается воздействие обиходно-разговорной речи на литературный язык. В связи с этим возникает вопрос о необходимости кодификации и сознательной регулировки не только литературного языка и его письменной формы, но и тех его разновидностей, которые всегда рассматривались как нелитературные или периферийно-литературные. Поэтому традиционное определение нормы как «совокупности наиболее пригодных, предпочитаемых для обслуживания общества средств языка» (Барнет 1976: 47) сегодня может быть отнесено не только к вербальным явлениям «литературного» уровня. Более современным, на наш взгляд, с точки зрения необходимости сохранения преемственности национальной культуры, является оппозиция литературная традиция - речевой стандарт (см. Горбачевич 1981). Кроме того, в контексте коммуникативно-деятельностного направления современной лингвопрагматики можно выделить оппозицию кодификационная (системно-стилистическая) норма - коммуникативная (ситуативная) норма.
Если понятие кодифицированной нормы достаточно полно рассмотрено в традиционной лингвистике, то коммуникативная норма, коррелирующая с ортологическими, функционально-стилевыми, жанрово-речевыми, ситуативно-речевыми (включая и этические) особенностями вербального взаимодействия (Захарова 1993: 36) - феномен, являющийся прерогативой лингвопрагматики. Фактически, как отмечает И. Т. Вепрева, «каждый тип коммуникативной неудачи можно расценивать как отступление от коммуникативной нормы, регулирующей речевое общение. Коммуникативная норма в таком понимании выступает как родовое понятие-термин по отношению к другим типам норм» (Вепрева 1996: 139-140).
Следует отметить, что кодификации легче подвергаются коммуникативные нормы в институциональных дискурсах, когда регламентируемый речевой процесс планируется, регулируется, моделируется в контексте статусно-социальных ролей коммуникантов и т.п. (официально-деловая, научная, педагогическая, религиозная, дипломатическая, юридическая и другие сферы человеческой деятельности). Исследователями выявлена корреляция коммуникативной нормы и речевого жанра в зависимости от ситуации общения, коммуникативной цели, характера коммуникации и т.п. (Захарова 1999). Но, в то же время, кодификация профессионального речевого общения пока не нашла отражения словарях и нормативных справочниках.
Таким образом, мы обозначили основные понятия, которые имеют существенную значимость для осуществления энтропийного анализа текста.
При вычислении показателя (уровня) энтропии текста необходимо учитывать следующие количественные параметры.
1. Объем анализируемого текста на пропозициональном уровне (количество пропозиций).
2. Количество точек бифуркации (случаев возникновения флуктуаций) со знаком (-) - увеличение энтропии, или (+) - уменьшение энтропии (система возвращается на «магистраль»).
3. Количество «коммуникативных дефектов» (собственно ошибок и коммуникативных сбоев), приводящих к «ухудшению» реализации макроинтенции (замысла) автора.
4. Количество «коммуникативных дефектов», вызывающих флуктуацию (со знаком «плюс» или «минус») и, вследствие этого, совпадающих по местоположению в тексте с точкой бифуркации.
Наибольшую трудность вызывает вопрос об объеме текста. Вероятно, более подходящей единицей явилось бы высказывание как минимальная часть текста, характеризующаяся относительной коммуникативной самостоятельностью, но при этом возрастает роль субъективного фактора в определении границ отдельно взятого высказывания при переводе устного текста/дискурса в письменную форму и выделении предложений. Дело в том, что при анализе текста как графически «зафиксированного» устного дискурса практически невозможно вычленить в его структуре предложения в традиционном понимании этого термина. Поэтому есть смысл остановиться на таком показателе объема текста, как количество пропозиций, что, конечно, не является «идеальным» вариантом (ввиду сложности и неоднозначности толкования самого понятия), но, в целом, позволяет количественно «просчитать» информационный объем анализируемого материала.
Определенную трудность представляет и процесс выделения точек бифуркации, так как реализация макроинтенции автора - процесс сугубо личностный, индивидуальный, и позиция «стороннего наблюдателя» (исследователя) весьма уязвима. Возможен вариант, когда отступление адресанта от «прямой» траектории обусловлено какими-либо ситуационными причинами и является эффективным приемом. Но, вероятно, можно считать, что в точке бифуркации происходит «пропозициональный сбой» (нарушение макропропозиции), и это, фактически, искажает замысел автора.
Коммуникативные дефекты, совпадающие по местоположению в тексте с точкой бифуркации, - весьма редкое явление в институциональных текстах/дискурсах. В сфере «обыденной» речи такие факты наблюдаются, например, при «кодовом рассогласовании», когда адресант использует слово (афоризм, идиому и т.п.) в несвойственном ему значении или в акте коммуникации переходит на другой язык, диалект, слэнг и др., что вызывает неадекватную реакцию адресата и, вследствие этого, возникает флуктуация.
В итоге, формула подсчета показателя (уровня) энтропии может выглядеть так:
S =
Где S - показатель (уровень) энтропии анализируемого текста;
m - количество коммуникативных дефектов;
V - «пропозициональный» объем текста (общее количество пропозиций);
N - количество точек бифуркации;
n1 - количество «положительных» точек бифуркации (флуктуаций), возвращающих текст на «магистраль»;
n2 - количество «отрицательных» точек бифуркации (флуктуаций), отклоняющих текст от «магистральной» развертки;
p - количество коммуникативных дефектов, наличие которых обусловило возникновение флуктуации.
После преобразований получаем итоговую формулу:
S =
Отметим особую значимость (что получает выражение в математическом плане) количества «отрицательных» и «положительных» точек бифуркации. Первые, фактически, разрушают текст (и, соответственно, увеличивают его энтропию), вторые, возвращая адресанта на «магистральную» траекторию, уменьшают энтропию текста. В то же время, сумма точек бифуркации учитывается как отдельный показатель, так как, в принципе, любые подобные сбои не соответствуют «идеальной» речевой стратегии автора.
Таким образом, величина показателя (уровня) энтропии обратно пропорциональна «правильности» текста.
Рассмотрим «действие» предложенной формулы для подсчета уровня энтропии текста на примере анализа графически зафиксированного речевого фрагмента урока литературы в 10 классе общеобразовательной школы (речь учителя представлена без редакторской правки).
Ну, например, Николай Александрович Добролюбов. Откройте 36-ую страницу в своём учебнике и посмотрите. Я не смогла найти портрет, тем более мы не в своём кабинете. Николай Александрович Добролюбов - это замечательный русский критик, поэт. Им нельзя не восхищаться. В 13 лет он уже имел достаточные знания, которые накопил в впечатлениях от книг. Он основательно читал книги, записывал книгу в реестр. Реестр - это слово можно перевести как читательский дневник. Да? Сначала аннотации к книге у него были краткие, вот такие же, как мы с вами писали. Но потом всё более и более становились подробные отзывы, что привело к тому, что он стал писать критические статьи, то есть с детства он это делал. А потом о любви к чтению свидетельствует стихотворение, детское стихотворение Добролюбова, но в общем-то смысл-то в нём заложен глубокий. Это мечта Добролюбова о том, чтобы у всех было очень много книг, о том, чтобы всё познать и чтобы передать это людям.
Данный текст/дискурс, оформленный графически, несомненно является текстом. Это можно доказать, основываясь, например, на модели когнитивной обработки текста Ван Дейка и В. Кинча (Дейк, Кинч 1988), в которой авторы называют механизм установления значимых связей между предложениями текста стратегиями локальной когерентности (связности). В нашем примере адресант (учитель) пытается обеспечить эффективное восприятие текста учащимися путем конструирования локальной связности его частей (Откройте..; посмотрите…; записывал в реестр…; Реестр - это…; Сначала…; но потом..).
Итак, перед нами текст, хотя видно «невооруженным» взглядом, что ему присущи все существенные признаки устного развернутого высказывания: ситуативность, спонтанность, непроективный порядок слов, контекстуальный эллипсис, лексические повторы, самоперебивы и т.п. В то же время, этот текст несет информационную нагрузку, и информация усваивается адресатом (в данном случае - учащимися). С другой стороны, не вызывает сомнений тот факт, что в случае более «правильного» построения данного текста (т.е. уменьшения его энтропии), информация усваивалась бы адресатом более эффективно.
Проведем энтропийный анализ представленного фрагмента речи учителя.
Ну, например, Николай Александрович Добролюбов. Откройте 36-ую страницу в своём (1) учебнике и посмотрите (представленный там материал). (-) Я не смогла найти портрет, тем более (что) (2) мы не в своём кабинете. (+) Николай Александрович Добролюбов - это замечательный русский критик, поэт. Им нельзя не восхищаться. В 13 лет он уже имел достаточные(3) знания (много знал, потому что читал книги), которые накопил в впечатлениях от книг (4). Он основательно (5) (не просто) читал книги, (а) (6) записывал книгу (7) (краткое содержание прочитанного) в реестр. (-) Реестр - это слово (8) можно перевести как читательский дневник. Да? (+) Сначала аннотации к книге у него были краткие, вот (9) такие же, как мы с вами писали. Но потом (отзывы о книге становились подробнее) всё более и более становились подробные отзывы (10), что (впоследствии) (11) привело к тому, что он стал писать критические статьи, то есть с детства он это делал (12). А потом (13) (кроме того) о любви к чтению свидетельствует (детское) стихотворение, детское стихотворение (14) Добролюбова, (хотя) но (15) в общем-то смысл-то (16) (смысл) в нём заложен глубокий. Это мечта (17) (в детском стихотворении звучала мечта) Добролюбова о том, чтобы у всех было очень много книг, о том, чтобы (знать больше и свои знания) всё познать (18) и чтобы передать это (19) людям.
Курсивом выделены языковые факты, которые, вероятно, могут быть отнесены к коммуникативным дефектам, а потому должны быть или исправлены, или просто удалены. Возможные варианты «исправления» текста представлены в скобках. Знаками (-) и (+) указаны точки бифуркации. Оба отступления от макротемы «ликвидированы» адресантом (учителем).
Таким образом, количественные значения в формуле следующие:
m = 19 (количество коммуникативных дефектов);
V = 17 (“пропозициональный” объем текста);
N = 4 (количество точек бифуркации);
n1 = 2 (количество “положительных” точек бифуркации);
n2 = 2 (количество “отрицательных” точек бифуркации);
p = 0 (количество коммуникативных дефектов, наличие которых обусловило возникновение флуктуации).
Подставляем количественные значения в формулу:
S =
Итак, уровень энтропии данного текста/дискурса - 1,35. Как показывает практика, подобный показатель «учительской» речи может достигать 3,0, при этом, естественно, интерпретация такого «текста» учащимися менее эффетивна.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, если принять (по Дж. Р. Серлю) за истину утверждение о том, что число различных действий, которые мы производим с помощью языка, довольно ограниченно (сообщение о положении вещей, манипуляция; обязательство совершить нечто; выражение чувств и отношений; внесение изменений в существующий мир) и что в одном и том же высказывании мы совершаем сразу несколько действий, то можно сделать вывод: общение в педагогическом процессе - комплексная интеракция, имеющая сложную многоуровневую структуру и различные формы речевого «воплощения». В то же время, несмотря на то, что спонтанность и импровизационность дидактического коммуникативного акта в образовательной среде урока является причиной, препятствующей развернутому и осознанному планированию всех компонентов порождаемого дискурса, особые условия текстообразования и особая структура диалога, имеющего дидактическую цель, позволяют говорить об определенной степени упорядоченности процесса дидактического взаимодействия в образовательном процессе, что и было рассмотрено на примерах анализа дискурса.
Необходимо отметить, что предложенные методы анализа текста/дискурса с позиций функциональной лингвистики являются одним из «приближений» к решению проблемы изучения речевой деятельности. Очевидно, что необходимо учитывать дополнительные факторы, связанные с предметом исследования таких наук, как психология, социология, антропология и др., Безусловно, возникает ряд проблем, связанных с психологией восприятия информации и когнитивными процессами порождения высказывания.
В целом, изучение институционального дискурса и, в частности, анализ особенностей коммуникации в образовательной среде урока не только теоретическая, но и практическая проблема, так как сегодня эффективность коммуникативного взаимодействия в рамках общественных институтов (в том числе и в образовательном процессе любого уровня) во многом зависит от такого важнейшего компонента, как коммуникативная компетентность участников взаимодействия, предполагающая умение моделировать адекватные социально-общественным (профессиональным) ситуациям дискурсивные модели, выстраивать стратегии общения, а также прогнозировать последствия речевого взаимодействия и предвидеть возможность коммуникативной неудачи.
В заключение отметим следующее. Безусловно, функциональный анализ «устного языка» находится только в стадии определения подходов, поиска адекватных методов и др. На наш взгляд, эффективными в этом направлении могут (и должны) быть работы исследователей «на стыке» наук, что, впрочем, мы наблюдаем уже сегодня.
 

Литература

1. Аксенова И.Н. Дейктические характеристики текста спортивного репортажа // Языковое общение и его единицы. Калинин: Калининск. гос. ун-т, 1986. С.77-81.

2. Алещанова И.В. Цитация в газетном тексте (на материале современной английской и российской прессы): Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Волгоград, 2000.

3. Ананьев Б.Г. Клинико-психологический анализ восстановления речевых функций при моторной афазии // Психология чувственного познания. М., 1960.

4. Андерсон Дж. Когнитивная психология. - 5-е изд. СПб.: Питер, 2002.

5. Анопина О. Б. Концептуальная структура англоязычных рекламных текстов: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Киев, 1997.

6. Апресян Ю. Д. Перформативы в грамматике и словаре // Изв. АН СССР; Сер. лит. и яз. - 1986. - Т. 45. - № 3.

7. Апресян Ю. Д. Прагматическая информация для толкового словаря // Прагматика и проблемы интенсиональности. - М., 1988.

8. Арутюнова Н. Д. Референция // ЛЭС. М., 1990.

9. Бабенко Н. С. Жанровая типологизация текстов как лингвистическая проблема // Филология и культура. Тамбов, 1999.

10. Базылев В. Н. Российский политический дискурс (от официального до обыденного) // Политический дискурс в России. М., 1997.

11. Баксанский О. Е., Кучер Е. Н. Нейролингвистическое программирование как практическая область когнитивных наук // Вопросы философии, 2005, № 1.

12. Баранов А. Н. Политический дискурс: прощание с ритуалом // Человек. 1997. № 6. С.108-118.

13. Барнет В. Языковая норма в социальной коммуникации // Проблемы нормы в славянских литературных языках в синхронном и диахронном аспектах. М., 1976.

14. Барт Р. Лекция // Барт Р. Избранные работы. М.: Прогресс, 1994.

15. Бахтин М. М. Проблема речевых жанров // Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.. 1986.

16. Бейлинсон Л.С. Характеристики медико-педагогического дискурса (на материале логопедических рекомендаций): Автореф. дис.... канд. филол. наук. Волгоград, 2001.

17. Белянин В. П. Основы психолингвистической диагностики: модели мира в литературе. - М., 2000.

18. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М: Прогресс, 1974.

19. Богданов В. В. Речевое общение. Прагматические и семантические аспекты. Л., 1990.

20. Богданов В. В. Текст и текстовое общение. - СПб., 1993.

21. Бондарко А. В. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. Ленинград. - 1983.

22. Бондарко А. В. Функциональная грамматика. - Л., 1990.

23. Брунер Дж. Психология познания. М., 1977.

24. Бэндлер Р., Гриндер Дж. Структура магии. Одесса, 2001.

25. Васильев Л. Г. Понимание гуманитарного научного текста: основы аргументативного подхода // Семантика слова и текста: психолингвистические исследования. Тверь: Изд-во Твер. ун-та 1998. С.146-149.

26. Вендлер 3. Иллокутивное самоубийство // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. 16: Лингвистическая прагматика.-М., 1985. - С. 238-250.

27. Вепрева И. Т. Разговорная норма: в поисках новых критериев // Русская разговорная речь как явление городской культуры. - Екатеринбург: АРГО. - 1996.

28. Воробьева О. П. Текстовые категории и фактор адресата. - Киев, 1993.

29. Гайда Ст. Проблемы жанра // Функциональная стилистика: теория стилей и их языковая организация. Пермь, 1986.

30. Галеееа Н.Л. Параметры художественного текста и перевод. Тверь, 1999

31. Гвоздева О.Л. Стратегии понимания нестандартного поэтического текста // Психолингвистические исследования слова и текста. Тверь, 2001. С.98-102.

32. Герман И. А. Лингвосинергетика. - Барнаул, 2000.

33. Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики. - М., 1992.

34. Гил Д. Знание грамматики, знание языка // Вопросы языкознания, 1996, № 2. С. 118-140.

35. Гойхман О.Я., Надеина Т.М. Основы речевой коммуникации. - М., 1997.

36. Гольдин В. Е., Дубровская О. Н. Жанровая организация речи в аспекте социальных взаимодействий // Жанры речи - 2. Саратов, 1999.

37. Горбачевич К. С. Нормы современного литературного языка. - М., 1981.

38. Городецкий Б.Ю. Компьютерная лингвистика: Моделирование языкового общения // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. 14. - М., 1989. - С. 5-31.

39. Грайс Г. П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. 16: Лингвистическая прагматика. - М., 1985.

40. Гудков Д. Б. К основаниям феминологической классификации текстов // Текст как женщина и женщина как текст. М., 2000. - С. 15-22.

41. Гудков Д. Б. Настенные надписи в политическом дискурсе // Политический дискурс в России - 3: Материалы раб. совещ. М.: Диалог-МГУ, 1999. С.58-63.

42. Гурочкина А.Г. Понятие дискурса в современном языкознании // Номинация и дискурс: Межвуз. сб. науч. тр. / Ряз. гос. пед. ун-т им. С.А. Есенина; Отв. ред. Майерко Л. А. - Рязань, 1999.

43. Гусева О. Б. Лингвопрагматический анализ дискурсивно-идиоматических параметров открытого письма в современном английском языке: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Иркутск, 2000.

44. Дейк Т. А. ван, Кинч В. Стратегии понимания связного текста // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. 23: Когнитивные аспекты языка. М., 1988.

45. Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989.

46. Дементьев В. В. Коммуникативная генристика: речевые жанры как средство формализации социального взаимодействия // Жанры речи - 3. Саратов, 2002.

47. Денисова O.K. Реклама как одно из средств межкультурной коммуникации // Номинация. Предикация. Коммуникация: Сб. ст. к юбилею проф. Л.М.Ковалевой. Иркутск: Изд-во ИГЭА, 2002. С.218-226.

48. Долинин К.А. Речевые жанры как средство организации социального взаимодействия // Жанры речи - 2. Саратов, 1999.

49. Дымарский М. Я. Проблемы текстообразования и художественный текст (на материале русской прозы XIX-XX вв.). - СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 1999.

50. Дымарский М. Я. Текст - дискурс - художественный текст // Текст как объект многоаспектного исследования: Науч.-методол. семинар "TEXTUS": Сб. ст. -СПб; Ставрополь, 1998. - Вып. 3, ч. 1. С. 18-26.

51. Жанры речи - 2. Саратов, 1999.

52. Захарова Е. П. Коммуникативная норма и речевые жанры // Жанры речи: Сборник научных статей. - Саратов, 1999.

53. Захарова Е. П. Коммуникативные нормы речи // Вопросы стилистики. Саратов, 1993.

54. Зеленщиков А. В. Пропозиция и модальность. СПб.: Изд-во С.-Петербург, ун-та, 1997.

55. Золотова Г. А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. Москва. - 1982.

56. Какурина И. Г. Общение и мотивация трудовой деятельности // Общение и оптимизация совместной деятельности. М., 1987.

57. Карасик В. И. Характеристики педагогического дискурса // Языковая личность: аспекты лингвистики и лингводидактики: Сб. науч. тр. Волгоград: Перемена, 1999. С.3-18.

58. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. - Волгоград: Перемена, 2002.

59. Караулов Ю.Н. Что же такое «языковая личность?» // Этническое и языковое самосознание. М., 1995.

60. Карташкова Ф.И. Номинация в речевом общении / Иван. гос. ун-т. - Иваново, 1999.

61. Кибрик А. А. Когнитивные исследования по дискурсу // Вопросы языкознания, № 5, 1994.

62. Кибрик А.Е. Проблемы синтаксических отношений в универсальной грамматике // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 11. Москва. - 1982.

63. Колшанский Г. В. Текст как единица коммуникации // Проблемы общего и германского языкознания. М., 1978.

64. Коротеева О. В, Дефиниция в педагогическом дискурсе: Автореф. дис. ...канд. филол. наук. Волгоград, 1999.

65. Костомаров В. Г., Бурвикова Н. Д. Субъективная модальность как начало дискурсии // Международная юбилейная сессия, посвященная 100-летию со дня рождения академика В. В. Виноградова: Тезисы докл. - М., 1995.

66. Крылова О.А. Существует ли церковно-религиозный функциональный стиль в современном русском литературном языке?// Культурно-речевая ситуация в современной России. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2000. С. 107-117.

67. Крысин Л. П. Религиозно-проповеднический стиль и его место в функционально-стилистической парадигме современного русского литературного языка // Поэтика. Стилистика. Язык и культура: Сб. памяти Т.Г.Винокур. М.: 1996. С.135-138.

68. Кубрякова Е. С. Начальные этапы становления когнитивизма: лингвистика - психология - когнитивная наука // Вопросы языкознания, № 4, 1994.

69. Кубрякова Е. С. Об установках когнитивной науки и актуальных проблемах когнитивной лингвистики // Известия АН. Серия литературы и языка, том 63, № 3, 2004.

70. Кубрякова Е. С. Память и ее роль в исследовании речевой деятельности // Текст в коммуникации. - М., 1991.-С. 4-21.

71. Кубрякова Е.С. О понятиях дискурса и дискурсивного анализа в современной лингвистике (обзор) // Дискурс, речь, речевая деятельность. - М., 2000.

72. Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине 20 века // Вопросы языкознания. - М., 1994. - № 4. - С. 34-37.

73. Купина Н.А. Тоталитарный язык: словарь и речевые реакции. Екатеринбург-Пермь: ЗУУНЦ, 1995.

74. Левицкий Ю. А. Проблема текста в лингвистике // Лингвистические и методические аспекты текста: Межвуз. сб. науч. тр. / Перм гос. ун-т - Пермь, 1996.

75. Левый И. Теория информации и литературный процесс // Структурализм: “за” и “против”. - М., 1975.

76. Лемяскина Н.А. Коммуникативное поведение младшего школьника (психолингвистическое исследование): Автореф. дис. ...канд. филол. наук. Воронеж, 1999.

77. Лингвистический энциклопедический словарь. - М., 1990.

78. Лузина Л. Г. Распределение информации в тексте: Когнитивный и прагмастилистический аспекты. - М.. 1996.

79. Лурия А.Р. Травматическая афазия. М., 1947.

80. Лухьенбрурс Д. Дискурсивный анализ и схематическая структура // Вопросы языкознания, 1996, № 2. - С. 141-155.

81. Майданова Л.М. Газетно-публицистистический стиль: метаморфозы коммуникации // Культурно-речевая ситуация в современной России. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2000. С. 80-97.

82. Макаров М. Л. Основы теории дискурса. - М., 2003.

83. Маркузе Г. Одномерный человек. М.: REFL-book, 1994.

84. Мид Д. Аз и Я // Американская социологическая мысль. M.: МГУ, 1994.

85. Миллер Дж. А. Образы и модели, уподобления и метафоры // Теория метафоры. - М.,1990. - С. 236-283.

86. Минский М. Фреймы для представления знаний. М., 1979.

87. Михальская А. К. Педагогическая риторика: история и теория. - М., 1998.

88. Мишланов В. А. Функциональная грамматика в прикладном аспекте // Стереотипность и творчество в тексте. - Пермь, 2005.

89. Мурашов А.А. Педагогическая риторика. М., 2001.

90. Мурзин Л. Н. Логическая и психологическая трактовка синтаксических процессов. - Пермь, 1980.

91. Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 17. Теория речевых актов. - М.: Прогресс, 1986.

92. Новые направления социологической теории. М.: Прогресс, 1978.

93. Новый иллюстрированный энциклопедический словарь. - М., 2001.

94. Олешков М. Ю. Интенциональность как психолингвистическая основа моделирования процесса дидактической коммуникации // Альма-матер. Вестник высшей школы. - 2005a, № 3. - С. 56-57.

95. Олешков М. Ю. Лингвопрагматический аспект системного моделирования дискурса // Новая Россия: новые явления в языке и науке о языке: Материалы Всеросс. науч. конф., 14-16 апр. 2005 г., Екатеринбург, Россия / Под ред. Л. Г. Бабенко. - Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 2005b. - С. 290-294.

96. Олешков М. Ю. Пропозициональная синхронизация в дидактическом дискурсе // Известия УрГПУ. Лингвистика. Выпуск 15. - Екатеринбург. - 2005c. - С. 201-208.

97. Остин Дж. Л. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. 17: Теория речевых актов. - М., 1986. - С. 22-130.

98. Панкратова О.А. Спортивный дискурс как предмет лингвистического исследования // Языковая личность: проблемы когниции и коммуникации: Сб. науч. тр. Волгоград: Колледж, 2001. С.214-218.

99. Пирогова Ю. К. Речевое воздействие в рекламе. М.: Изд-во Моск. гос. лингв, ун-та, 1996.

100. Потапова Р. К. Речь: коммуникация, информация, кибернетика. - М., 2003.

101. Романов А. А. Системный анализ регулятивных средств диалогического общения. - М., 1988.

102. Руднев В. П. Морфология реальности: Исследование по «философии текста». М., 1996.

103. Русская грамматика. Т. I. М., 1980.

104. Серио П. Русский язык и советский политический дискурс: анализ номинаций // Квадратура смысла. М., 1999. С. 337 - 383.

105. Серль Дж. Р. Классификация иллокутивных актов // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. 17: Теория речевых актов. - М., 1986. - С. 170-194.

106. Серль Дж. Р., Вандервекен Д. Основные понятия исчисления речевых актов // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. 18.: Логический анализ естественного языка. - М., 1986. - С. 242-264.

107. Слово в действии. Интент-анализ политического дискурса / Под ред. Т.Н.Ушаковой, Н.Д.Павловой. - СПб: Алетейя, 2000. - 316 с.

108. Современный словарь по педагогике / Сост. Рапацевич Е.С. - М., 2001.

109. Современный философский словарь. - М., 1998.

110. Солсо Р. Когнитивная психология. - СПб., 2002.

111. Сопер Поль Л. Основы искусства речи. Книга о науке убеждать. Ростов н/Д, 1999.

112. Стерн H. Н. Симонз А. Разнообразие видов дискурса и развитие социологическою знания. (1979) // Современные тенденции в зарубежных социологических исследованиях. М.: ИНИОН 1994.

113. Столнейкер Р. С. Прагматика // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. 16: Лингвистическая прагматика. - М., 1985. - С. 419-438.

114. Сухих С. А. Личность в коммуникативном процессе. - Краснодар: ЮИМ, 2004.

115. Теория функциональной грамматики. Введение. Аспекутальность. Временная локализованность. Таксис. - Л., 1987.

116. Тураева 3. Я. Лингвистика текста и категория модальности // Вопросы языкознания. - 1994. - № 3.

117. Фливбьерг Б. Хабермас и Фуко: мыслители для гражданского общества // Вопросы философии. - 2002, № 2.

118. Формановская Н. И. Речевое общение: коммуникативно-прагматический подход. - М., Рус. яз., 2002.

119. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. - СПб, 1994.

120. Цветкова Т. М. Типология текстов и ситуации познания // Новое в коммуникативной лингвистике: Сб. науч. тр. / Отв. ред. Канонич С.И. - М.: Моск. лингв, ун-т, 1999. - Вып. 447.

121. Цурикова Л.В. Проблема естественности дискурса в межкультурной коммуникации. - Воронеж: Воронежский государственный университет, 2002.

122. Чейф У. Данность, контрастность, определенность, подлежащее, топики и точка зрения // Новое в зарубежной лингвистике. - М., 1983. - Вып. 11. - С. 277-316.

123. Чейф У. Л. Значение и структура языка. Москва. 1975.

124. Чернявская В. Е. Интертекстуальное взаимодействие как основа научной коммуникации. - СПб., 1999.

125. Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: когнитивное исследование политической метафоры (1991-2000): Монография. Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2001.

126. Шейгал Е. И. Семиотика политического дискурса. - М.; Волгоград, 2000.

127. Шмелева Т.В. Модель речевого жанра // Жанры речи. Саратов: Колледж, 1997. С.88-98.

128. Шпербер Д., Уилсон Д. Релевантность // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. 23: Когнитивные аспекты языка. - М., 1988. С. 212-233.

129. Шубина Н. Л. Об адаптивных процессах в спонтанной речи // Аспекты речевой конфликтологии. - Сб. ст. под ред. С. Г. Ильенко. - СПб., 1996.

130. Ягубова М.А. Речь в средствах массовой информации // Хорошая речь. Саратов: Изд-во Саратов, унта, 2001. С.84-103.

131. Якобсон Р. Избранные работы. - М., 1985.

132. Яцко В. А. Рассуждение как тип научной речи. Абакан: Изд-во Хакас, гос. ун-та, 1998.

133. Beaugrande R. de, Dressler W. Introduction to text linguistics. - L., 1981.

134. Brinker K. Linguistische Textanalyse. Berlin, 1992.

135. Brown G., Yule G. Discourse Analysis. - Cambridge, 1983.

136. Bybee, J. L., The Diachronic Dimension in Explanation. - Hawkins 1988. Р. 350-380.

137. Chafe W. L. Prosodic and functional units of language // Talking Data: Transcription and Coding in Discourse Research. - Hillsdale; London, 1993. - P. 33-44.

138. Cicourel A. Cognitive Sociology. Harmondsworth: Penguin Books, 1973.

139. Cicourel A. Three Models of Discourse Analysis // Discourse Processes. Vol.3, 1980.

140. Coulthard M. An Introduction to Discourse Analysis. - London, 1977.

141. Critical discourse analysis: Theory and interdisciplinarity / Ed. by Weiss G., Wodak R. - Palgrave: Macmillan, 2003.

142. Dijk T. A. van. On macrostructures, mental models, and other inventions: A brief personal history of the Kintsch-van Dijk theory // Discourse Comprehension: Essays in Honor of Walter Kintsch. - Hillsdale, 1995.

143. Dijk T. A. van. Studies in the Pragmatics of Discourse. - The Hague, 1981.

144. DuBois, J., Competing Motivations. - Haiman, 1985. Р. 345-365.

145. Edmondson W. Spoken Discourse: A Model for Analysis. - London, 1981.

146. Edwards D., Potter J. Discursive Psychology. - London, 1992.

147. Enkvist N.E. Success concepts // Nordic research on text and discourac, 1990. - P.17-26.

148. Foley W.A. Information structure // The encyclopedia of language and linguistics. - Oxford, 1994. - Vol. 3. - P. 1678-1685.

149. Ford, C., Grammar in Interaction: Adverbial Clauses in American English Conversation. Cambridge: Cambridge University Press, 1993.

150. Givon Т. Syntax. A functional typological introduction. - Vol. 2. - Amsterdam, 1990.

151. Givоn, T. (ed.), Topic Continuity in Discourse: A Quantitative Cross-Language Study. (Typological Studies in Language, vol. 3.) Amsterdam: Benjamins, 1983.

152. Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. - Frankfurt/M.,1981.

153. Haiman, J., Iconic and Economic Motivation. // Language 59. Р. 781-819.

154. Handbuch sozialwissenschaftliche Diskursanalyse. Forschungspraxis. B. 2. - Wiesbaden: VS Verlag fuer Sozialwiss., 2003.

155. Harre R„ Stearns P. (eds.) Discursive Psychology in Practice. - London, 1995.

156. Hausenblas К. Semantic conteests in a poetical work // Studies in functional stylistics. - Amsterdam, 1993. - P. 127-145.

157. Henne H., Rehbock H. Einführung in die Gesprachsanalyse. - 2., verb. u. erw. Aufl. - Berlin; New York, 1982.

158. Hrebicec L. Text levels: Language constructs, constituents a. the Menzerath-Altmann law. - Trier: WVT Wss. Vert., 1995.

159. Hymes D. Toward ethnogfraphy of communicative events // Language and Social Context. Ed. by P. P. Giglioli. - Harmondsworth, 1972.

160. Jaeger S. Diskurs und Wissen. Theoretische und methodische Aspekte einer Kritischen Diskurs- und Dispositivanalyse. // Handbuch sozialwissenschaftliche Diskursanalyse. Theorien und Methoden. B.1 - Opladen: Leske+Budrich, 2001,

161. Journal of pragmatics: Special issue: Cognitive perspective of language use. - 19 Amsterdam, 1991. - Vol. 16, № 5.

162. Keller R. Diskursforschung. Eine Einleitung fuer Sozialwissenschaftlernnen. - Wiesbaden: VS Verlag fuer Sozialwiss., 2004.

163. Kempson R. Input systems, anaphora, ellipsis, and operator binding // Knowledge and language. - Vol. 2. - Dordrecht, 1993.

164. Kintsch W. The representation of meaning of memory. Hillsdale, NJ: Erlbaum, 1974.

165. Leech C. N. Principles of Pragmatics. - London, 1983.

166. Lexikon sprachwissenschaftlicher Termini. - Leipzig, 1985.

167. Longacre R.E. Two hypothesis regarding text generation and analysis // Discourse prosesses. - Norwood, 1989. - Vol. 12, № 4. - P. 413-460.

168. Mann, W. С., S. A. Thompson. Rhetorical Structure Theory: Toward a Functional Theory of Text Organization. // Text 8, 1988: 243-281.

169. Ochs E. Planned and unplanned discourse // Discourse and syntax. Syntax and semantics Vol. 12. - N.Y., 1979. - P. 60-78.

170. Ono, Т., S. A. Thompson. What Can Conversation Tell Us about Syntax. - Davis, P. W. (ed.). // Alternative Linguistics: Descriptive and Theoretical Modes. Amsterdam: Benjamins, 1995: 213-272.

171. Ostman J., Virtanen T. Discourse analysis // Handbook of Pragmatics: Manual. - Amsterdam, Philadephia, 1995. - P. 239-253.

172. Radunzel С. Russische und deutsche Reden vor den Vereinten Nationen: eine kontrastive Analyse. Frankfurt a. М., 2002.

173. Recanati Fr. Domains of discourse // Linguistics and philosophy. - Dordrecht; Boston, 1996. - Vol. 19. - № 5. - P. 445-475.

174. Sacks, H., E. Schegloff, G. Jefferson. A Simplest Systematics for the Organization of Turn-Taking for Conversation. // Language 50, 1974: 696-735.

175. Schank R. C. Dynamic Memory: A Theory of Reminding and Learning in Computers and People. - Cambridge, New York, 1982

176. Schiffrin D. Approaches to Discourse. - Oxford; Cambridge, MA, 1994.

177. Schwab-Trapp M. Methodische Aspekte der Diskursanalyse. Probleme der Analyse diskursiver Auseinandersetzungen am Beispiel der deutschen Diskussion ueber den Kosovokrieg. // Handbuch sozialwissenschaftliche Diskursanalyse. Forschungspraxis. B.2 -Wiesbaden: VS Verlag fuer Sozialwiss., 2003, S.169-195.

178. Searle J. R. Conversation // Searle J. R. et al. (On) Searle on Conversation. - Amsterdam, 1992.

179. Sopher H. The archetypal patterns of discourse. // Semiotica. - Berlin, 1996.-Vol. 109, N 1/2.- P. 1-27.

180. Sperber D., Wilson D. Relevance: Communication and Cognition.- 2nd ed.- Oxford; Cambridge, MA, 1995.

181. Stenstrom A.-B. An Introduction to Spoken Interaction. - London, 1994.

182. Tanenhaus M. Psycholinguistics: an overview // Linguistics: The Cambridge survey. V. III. Cambridge (Mass.), 1988.

183. Textbeziehungen: linguistische und literaturwissenschaftliche Beitrage zur Intertextualität / Hrsg. Klein J„ Fix U., - Tubingen: Stauffenburg, 1997.

184. Thompson, S. A., A. Mulac. The Discourse Conditions for the Use of the Complementizer That in Conversational English. // Journal of Pragmatics 15. Р. 237-251.

185. Thompson, S. A., On Addressing Functional Explanation in Linguistics // Language and Communication, 1991, 11. Р. 93-96.

186. Valin R. D. A synopis of role and reference grammar //Advances in role and reference grammar. - Amsterdam, 1993. - P. 1-164.

187. Viehoever W. Die Wissenschaft und die Wiederverzauberung des sublunaren Raumes. Der Klimadiskurs im Licht der narrativen Diskursanalyse. // Handbuch sozialwissenschaftliche Diskursanalyse. Forschungspraxis. B.2 -Wiesbaden: VS Verlag fuer Sozialwiss., 2003, S.233-267.

188. Wodak R. Disorders of discourse. - L.; N.Y.: Longman, 1996.


Глоссарий

Акт дискурсивный - речевая или жесто-мимическая минимальная коммуникативная единица, которая в каждом конкретном случае употребления в разговоре имеет свою специфическую значимость с точки зрения развития речи как системы действий.

Акт интеракционный - минимально различимая единица коммуникативного поведения (У. Эдмондсон)

Акт иллокутивный - речевой акт с точки зрения интенции говорящего и иллокутивной силы высказывания.

Акт коммуникативный - последовательность актов, функционально объединенных иерархически доминантной целью; сугубо условный фрагмент дискурса, представляющий собой модель коммуникации взаимодействия; условно замкнутое единство двух коммуникативных действий: стимула и реакции.

Акт локутивный - акт произнесения («акт высказывания» - Дж. Серль).

Акт перлокутивный - речевой акт, выражающий результат речевого воздействия, которого говорящий интенциально достигает, выполняя локутивный и иллокутивный акты.

Акт ретический - использование слов с определенными смыслом и референцией.

Акт речевой - минимальная единица общения (Д. Франк).

Акт фатический - произнесение определенных слов (определенных типов звукосочетаний), принадлежащих определенному словарю, соответствующих определенной грамматике и выступающих именно в этом качестве.

Актант - любой член предложения, обозначающий лицо, предмет, участвующий в процессе, обозначенном глаголом (противопоставлен сирконстантам, указывающим на время, место, образ действия и др. обстоятельства процесса. Л. Теньер различал три актанта: первый (подлежащее), второй (прямое дополнение - агенс пассивного глагола) и третий - косвенное дополнение) - ЛЭС, 1990.

Аллюзия - вид текстовой реминисценции, состоящий в соотнесении предмета общения с ситуацией или событием, описанном в определенном тексте, без упоминания этого текста и без воспроизведения значительной его части, т.е. на содержательном уровне.

Анафора (см. катафора) - употребление слова или фразы, когда значение языкового знака раскрывается при ссылке справа налево.

Антиципация - предвосхищение, предугадывание.

Аппроксимативный - приблизительный.

Аттрактор - отдельная область упорядоченности открытой, сильно неравновесной системы.

Бехабитив - этикетное высказывание, перформатив, связанный в той или иной мере с поведением по отношению к другим людям и предназначенный выражать межличностные отношения и чувства (выражение отношения).

Вердиктив - высказывание, обязывающее говорящего совершить поступок определенного вида (реализация оценочного суждения).

Верификация - эмпирическая проверка.

Верифицируемость - истинность (см. неверифицируемость).

Гендерный стереотип - культурно и социально обусловленные мнения и пресуппозиции о качествах, атрибутах и нормах поведения представителей обоих полов и их отражение в языке.

Герменевтика - искусство толкования текстов.

Гипероним - слово или словосочетание с родовым, более обобщенным значением по отношению к словам или словосочетаниям видового, менее обобщенного значения; например: хвойное дерево и сосна.

Дейксис - указание как значение или функция языковой единицы.

Девербатив - отглагольное существительное.

Денотат - то, что обозначается знаком, его внеязыковой коррелят.

Деривация семантическая - образование производных значений от исходных без изменения формы знака; совершается по моделям семантической деривации - метафорической, метонимической, гипонимической.

Дескрипции - неспециализированные формы побуждения, кодирующие побудительный смысл как рефлексивную репрезентацию происходящего или предполагаемого «положения дел».

Диверсификация (от лат. diversus - разный и facere - делать) - универсальный механизм преобразования модально-фатической макроинтенции целого коммуникативного акта в согласованную с ней последовательность микроинтенций (не обязательно фатических) отдельных речевых поступков, конституирующих дискурс говорящего (узнать об X, рассказать об Y, попросить Z и др.) (И. Н. Борисова).

Дискурс - макроструктура коммуникации, совокупная коммуникативная деятельность взаимодействующих сторон в пределах коммуникативной ситуации.

Дискурс институциональный - общение, осуществляемое в общественных институтах, например в медицинских или учебных заведениях.

Дискурс стереотипный жестко регламентированный - коммуникативная ситуация, в которой развертывание дискурса соответствует фазам развития социальной ситуации: установление контакта, обмен взаимно ожидаемыми действиями, результат.

Дискурс стереотипный нежестко регламентированный - характерен для ситуации «светского» взаимодействия.

Дискурса аспекты семантики - реляционный, референциальный, предикационный.

Дискурса компоненты прагматического содержания - интенциональный, ориентационный (дейктический), пресуппозиционный, импликационный, экспрессивно-оценочный, субкодовый (функционально-стилистический), модальный, коммуникативно-информационный (фокальный).

Дискурса содержательный план - семантическое и прагматическое значения.

Диссипативностъ - способность системы "забывать" детали внешних воздействий.

Значение - концепт, актуализируемый в сознании как информационная функция другого, актуализирующего его концепта.

Значение актуальное - значение знака в конкретном случае его речевой реализации.

Значение грамматическое - значение значимых единиц языка, не способных к самостоятельной номинации связанного с ними смысла.

Значение имплицитное - эксплицитно не выраженное речевое некодифицированное значение (значение сверх собственного словарного значения языковых единиц и сверх регулярных правил их семантического комбинирования и модификации); возникает в результате взаимодействия эксплицитных значений с обстоятельствами и условиями их речевой реализации.

Значение эксплицитное - прямое или переносное значение, непосредственно выражаемое знаком.

Интерференция межъязыковая - 1) взаимовлияние языков, приводящее к отклонению от нормы минимум одного из контактирующих языков (лингв.); 2) перенос речевых навыков (псих.).

Импликатура - термин для обозначения различий между буквальным значением высказывания и теми его значениями, которые словесно не выражены, но подразумеваются говорящим и воспринимаются адресатом, т. е. существуют и передаются имплицитно (Г. Грайс).

Импликация - мыслительная операция, основанная на отражении сознанием реальных линейных связей, зависимостей, взаимодействий вещей и признаков; мыслительный аналог связей действительности.

Импликация внутритекстовая - имплицитно присутствующая в тексте информация, выводимая из его содержания и обусловливающая его дальнейшее понимание.

Имплицитный - подразумеваемый, невыраженный, «скрытый».

Интерпретативная деятельность адресата - принципиальная невозможность адекватно понять смысл непрямого высказывания вне конкретной ситуации общения и актуализация нескольких смыслов такого высказывания одновременно.

Инференция - умозаключение, формируемое участниками коммуникации в процессе интерпретации получаемых сообщений.

Катафора (см. анафора) - употребление слова или фразы, которые соотносятся с другим словом или фразой, используемым (ой) позднее в разговоре или тексте; катафорическая связь имеет место при направлении референции слева направо.

Квазицитация - воспроизведение всего текста или его части в умышленно искаженном виде.

Клише - готовая речевая формула, критерием для выделения которой служит регулярность ее появления в определенных повторяющихся речевых ситуациях (Т. М. Дридзе).

Когезия - формальная связанность текста; связь элементов текста, при которой интерпретация одних элементов текста зависит от других (М.А. Кронгауз).

Когеренция - смысловая связность текста.

Когнитивная база - определенным образом структурированная совокупность необходимо обязательных знаний и национально-детерминированных и минимизированных представлений (термин Д. Б. Гудкова) того или иного национально-лингво-культурного сообщества, которыми обладают все носители того или иного национально-культурного менталитета, ментально-лингвального комплекса (В. В. Красных).

Когнитивное пространство индивидуальное - определенным образом структурированная совокупность знаний и представлений, которыми обладает любая (языковая) личность, каждый человек говорящий (В. В. Красных).

Когнитивное пространство коллективное - определенным образом структурированная совокупность знаний и представлений, которыми необходимо обладают все личности, входящие в тот или иной социум (В. В. Красных).

Комиссив - высказывание, основным свойством которого является обязывать говорящего к определенной линии поведения (принятие обязательства или заявление о намерении).

Коммуникативная ситуация - фрагмент коммуникативного пространства, локализованного на основе факта коммуникативного взаимодействия в контексте социальной ситуации.

Коммуникативное действие - единица коммуникативной деятельности, средство достижения поставленной цели.

Коммуникативного действия иллокутивная сила - обеспечивает побудительность коммуникативного действия.

Коммуникатиного действия перлокутивная сила - способствует результативности коммуникативного действия.

Коммуникативного взаимодействия условия (внешние, внутренние) - факторы, обусловливающие процессы коммуникации (число участников, отнесенность к определенному времени, степень подготовленности речи, фиксированность речи, назначение речи и др.).

Коммуникативной деятельности стратегическая цель - стремление к созданию новой относительно момента взаимодействия действительности, удовлетворяющей актуальным потребностям его участников, их мотивам.

Коммуниктативный ход (макроакт) - последовательность коммуникативных актов, комплекс действий, иерархически организованный вокруг целевой доминанты (Ван Дейк).

Коммуникативный (интерактивный) ход - минимально значимый элемент коммуникативного акта, вербальное или невербальное действие одного из участников коммуникации.

Коммуникативный шум - один из компонентов дискурса, помехи, снижающие эффективность коммуникации и могущие привести к ее прекращению (Е. А. Селиванова).

Коннотация - сумма эмоционально-оценочных компонентов, сопровождающих денотативное значение в реальном речевом акте и влияющих на конечный смысл воспринимаемого высказывания; проявляет себя чаще всего как речевой, а не как языковой феномен.

Констатив - описание ситуации.

Контекст (глобальный) - составляющая дискурса, включающая условия коммуникативного взаимодействия адресанта, текста и адресата, погруженных в интериоризованное бытие и семиотический универсум (Е. А. Селиванова).

Контекст (коммуникативный) - компонент устного дискурса, обстановка непосредственного общения (Е. А. Селиванова).

Контракция - семантико-синтаксическая фигура речи, предполагающая пропуск среднего звена в трехзвенной цепочке с последовательным подчинением; например: зеленый шум (Н. А. Некрасов) вместо зеленого леса шум.

Концепт - квант знания, которым оперирует человек в процессе мышления и который отражает результат познавательной деятельности; представляет собой семантическую категорию наиболее высокой степени абстракции.

Ко-текст - речевой контекст.

Лингвосинергетика - теория самоорганизующихся систем.

Ментальное пространство - мыслительная область, область концептуализации, конструируемая мышлением в процессе восприятия или порождения дискурса; ментальные пространства структурируются посредством фреймов и различных когнитивных моделей.

Нарратив - повествовательное произведение любого жанра и любой функциональности.

Неверифицируемость - характеристика перформативного высказывания, означающая неприложимость к перформативам критерия истинности/ложности.

Неконвенциальность - внутренняя характеристика непрямого высказывания, которое означает не то, что сказано.

Номинация - проявление свойства языковых единиц актуализировать в сознании связанную с ними мысль.

Норма - лингвокультурная традиция.

Облигативные побуждения - побуждения, выражающие стремление адресанта подчеркнуть обусловленность ожидаемого от адресата действия его социальной ролью.

Обмен - единица общения интеракционной природы, предполагающая мену коммуникативных ролей; концепт, динамически организующий функциональное единство коммуникативных ходов; различают простые (двухкомпонентные) и сложные (комплексные) обмены.

Оптативные побуждения - побуждения, в которых репрезентируется мотивировка, представленная интересами адресанта, адресата, третьего лица.

Партитурность - реализация двух (в диалоге) или нескольких (в полилоге) замыслов речевых партий участников (И. Н. Борисова).

Персуазивная функция концепта текста - использование концепта прецедентного текста с целью убеждения коммуникативного партнера в своей точке зрения.

Перформатив - предикат (глагол) перформативного высказывания, т.е. высказывания, которое, сообщая о действии, само является этим действием.

Постсуппозиция (проспективная импликация) - суждение, выступающее по отношению к рассматриваемому высказыванию его логическим следствием, необходимым или вероятностным.

Прескриптивный - нормативный.

Пресуппозиция (презумпция - Е. В. Падучева) - термин, обозначающий компонент смысла предложения, который должен быть истинным для того, чтобы предложение не воспринималось как аномальное в данном контексте; пропозициональный компонент высказывания, ложность которого делает все высказывание неуместным или аномальным (М.А. Кронгауз); пропозициональный компонент высказывания, истинность которого следует и из самого высказывания, и из его отрицания; суждение, выступающее по отношению к рассматриваемому высказыванию его логическим условием, необходимым или вероятностным.

Пресуппозиция прагматическая - отношение между говорящим и уместностью высказывания в контексте.

Пресуппозиция предтекстовая - совокупность знаний и представлений «среднего» носителя определенного языка, необходимая для понимания текста.

Прецедентная ситуация - имеющая инвариант восприятия некая «идеальная» ситуация, когда-либо бывшая в реальной действительности (В. В. Красных).

Прецедентное имя - индивидуальное имя, связанное или с широко известным текстом, или с прецедентной ситуацией (В. В. Красных)

Прецедентный текст - текст, хорошо известный носителям данной культуры, значимый для них и неоднократно упоминаемый в общении; прецедентным может быть текст любой протяженности: от пословицы до эпоса (по Ю. Н.Караулову); вербальный феномен, законченный и самодостаточный продукт речемыслительной деятельности; (поли)предикативная единица; сложный знак, сумма значений компонентов которого не равна его смыслу (В. В. Красных).

Программирование реакций адресата - создание скрипта, описывающего последовательность действий в стереотипной ситуации и исключающего вероятность неадекватной реакции.

Пропозиция - значение предложения; семантический инвариант, общий для всех членов коммуникативной парадигмы (базовая когнитивная единица хранения информации).

Проспекция языковая - свойство языковых знаков предопределять появление других языковых знаков на основе особых когнитивных моделей семантизации и экстраполяции.

Релевантность - смысловое соответствие между информационным запросом и полученным сообщением.

Реминисценция - явление, наводящее на сопоставление с чем-либо.

Реплика - номинация речевого шага, понимаемая как слова одного из собеседников.

Репликовый шаг - формально-структурная единица диалога, фрагмент дискурса одного говорящего, отграниченный речью других.

Референт - объект действительности, который имеет в виду говорящий, произнося данный речевой отрезок; предмет референции.

Референция - отнесенность актуализированных (включенных в речь) имен или их эквивалентов к объектам действительности (референтам, денотатам).

Речевой стереотип - модель коммуникативного акта, в основе которого лежит ритуализация речевого поведения, которая позволяет прогнозировать речевые действия участников коммуникации и реализовать стратегический подход в стандартных речевых ситуациях.

Речевая стратегия - план комплексного речевого воздействия, которое осуществляет говорящий для «обработки» партнера, специфический способ речевого поведения, совокупность речевых действий, направленных на решение общей коммуникативной задачи.

Речевая тактика - одно или несколько речевых действий, способствующих реализации стратегии.

Речевое действие - элементарная единица речевого общения, вычленяемая по признаку наличия иллокутивности.

Речевой ход - связан со сменой коммуникативных ролей.

Речевой шаг - одно/несколько высказываний в пределах одного речевого хода.

Синергетика - взаимодействие многих подсистем внутри системы.

Ситуация - фрагмент объективно существующей реальности, частью которой являются как экстралингвистические, так и собственно лингвистические феномены (В. В. Красных).

Стиль - языковая реализация экстралингвистически обусловленных факторов речевой ситуации.

Суггестивные побуждения - побуждения, в которых выражается экспрессивная оценка происходящего и/или предполагаемого.

Суперконцепт - актуализация глобального понятия.

Сценарий - определенным образом организованные когнитивные структуры, управляющие коммуникативным действием; отражает взаимодействие участников коммуникации типа «S-S».

Сценарий (скрипт) - схема событий, имеющая временное измерение; сценарии состоят из эпизодов, последовательность и содержание которых зависимы от культурных и социальных факторов.

Тема дискурса (discoursе topic) - макропропозиция.

Топик - макротема текста.

Топикальный узел - тема в каждой смысловой единице предложения, которая прямо соотносится с макротемой текста.

Топос - пространство (область), представляющее собой некоторое множество общепринятых пресуппозиций, представлений и понятий; топосы являются средством типологизации пресуппозиций или коллективного знания (Р. Ратмайер).

Фрейм - иерархически организованная структура данных, аккумулирующая знания об определенной стереотипной ситуации или классе ситуаций.

Фрейм - схема ситуации; когнитивная структура в феноменологическом поле человека, которая основана на вероятностном знании о типических ситуациях и связанных с этим знанием ожиданиях по поводу свойств и отношений реальных или гипотетических объектов (М.Л. Макаров)

Штамп языковой / речевой - избыточно эксплицированный сложный знак (Ю.А. Сорокин); клише, которое по той или иной причине потеряло для интерпретатора свою первичную информационную нагрузку, стало дисфункциональным (Т. М. Дридзе).

Эквиакциональность - равнозначность действию (главное свойство перформативов).

Эквитемпоральность - совпадение времени перформативного глагола с моментом речи.

Экзерситив - высказывание, означающее принятие решения или пропаганду в пользу или против какого-то образа действий (проявление влияния или осуществление власти).

Экспектации - ожидания участников коммуникации по поводу дальнейшего хода общения, способность "предсказать", что именно последует далее,

Эксплицитный - имеющий открытое выражение, маркированный.

Экспозитив - пояснительный перформатив, разъяснение оснований, аргументов и сообщений; ядро высказывания при этом обычно или часто имеет прямую форму «утверждения», но в его начале стоит эксплицитный перформативный глагол, указывающий, каким образом «утверждение» должно входить в контекст беседы, разговора, диалога (обеспечивает пояснение - exposition).

Элиминация - устранение.

Языковая картина мира - совокупность языковых, коммуницируемых фреймов.