(Глагольные и именные категории в системе функциональной грамматики. - СПб.,
2013. - С. 214-219)
Категория лица может рассматриваться с точки зрения грамматики, лексической
семантики и стилистики текста. Традиционное системно-грамматическое представление
категории лица делится на три аспекта: формальный (формообразование), семантический
(перечень прямых и переносных значений личных форм глагола) и синтаксический
(функции личных форм глагола в разных синтаксических конструкциях). При классификации
категорий с точки зрения плана содержания лицо относят к шифтерным, дейктическим
категориям глагола, включают в состав предикативных категорий (вместе с наклонением
и временем) или в состав согласовательных категорий (в соединении с родом и
числом). При описании плана выражения этой категории рассматривают: (1) только
личные окончания глагола; (2) окончания глагола и именные (и/или местоименные)
показатели; (3) окончания глагола, местоимения и "синтаксические нули" (значимое
отсутствие аналитических показателей лица).
Вопрос о системном статусе категории лица в уровневой грамматике также решается
по-разному: ее понимают как категорию (1) уровня слова, (2) уровня предложения,
(3) уровня текста. Таким образом, в полном грамматическом описании категория
лица оказывается распределенной между местоимением, морфологией глагола и коммуникативными
категориями предложения - между словоизменением и семантикой, синтаксисом и
прагматикой, см., например [Гак 2000]. В текстовом подходе категория лица становится
грамматической основой субъектной организации текста, структуры образа автора,
одним из грамматических средств формирования композиции текста.
Полевое представление категории лица в концепции Санкт-Петербургской грамматической
школы позволило рассмотреть на общих основаниях глагольную категорию лица и
категорию лица в местоимениях [Теория функциональной грамматики 1991: 5–86].
А. В. Бондарко предложил различать четыре функции категории лица: (1) собственно
семантическую (дейктическую) - соотнесение участников обозначаемой ситуации с
участниками речевого акта, (2) семантико-прагматическую - передача точки зрения
говорящего на соотношение обозначаемой ситуации и ситуации речи, (3) структурно-синтаксическую
- координация сказуемого и подлежащего, (4) семантико-структурную (анафорическую)
[Теория функциональной грамматики 1991: 7–8]. В этом же томе Т. В. Булыгина
и М. А. Шелякин (каждый в своем разделе) рассмотрели семантику лица в связи
с традиционной проблемой односоставных предложений. При этом классические неопределенно-личные
и обобщенно-личные предложения интерпретируются при помощи понятия "нулевое
местоимение" (Т. В. Булыгина).
Распределение синтаксических и лексических единиц между тремя лицами дало
возможность разграничивать семантические типы предложений и семантические типы
глагольных лексем. Семантико-синтаксический проекция категории лица на типологию
предложений дала разграничение Я-/Он-/Оно-предложений [Степанов 1981: 168–169].
Лексикографический интерес к категории лица расширил традиционные словарные
пометы типа "нет 1-го, 2-го" на сферу глаголов оценки и интерпретации (повадиться,
выпендриваться, околачиваться или показаться, торчать, маячить) [Апресян
2006: 145–166].
На современном этапе развития русистики вокруг категории лица появились новые
термины, обнаруживающие связь категории лица с речевым актом и текстов: персональный
дейксис, эгоцентрики (эгоцентрические элементы), фокус эмпатии, субъектная перспектива,
личная сфера, модус, авторизация.
Текстовая сущность категории лица обнаруживается прежде всего в примерах с
модусными предикатами (глаголами речи, мысли, восприятия): одни из этих глаголов
обнаруживают тяготение к 1-го лицу, другие - к 3-му, что означает неравенство
форм в личной парадигме определенного глагола, означает приоритет одной из форм;
например, глагол хотеть тяготеет к 1-му лицу, глагол лгать - к
3-му. На предпочтение лица может влиять и форма глагола. Модусные предикаты
в так называемой "безличной форме" очень часто "отдают предпочтение" синтаксическому
1-му лицу, что проявляется в интерпретации незанятой позиции субъекта: без показателей
субъекта (именной или местоименной субъектной синтаксемы) подобные глаголы читаются
по 1-му лицу; например, глагол подуматься:
(1) А вдруг и впрямь дело в тысяче? - на миг подумалось, но только
на миг. (И. Грекова);
(2) И подумалось, если все будет хорошо на земном шаре, если человечество
будет любить классическую музыку <...>, то тогда, может быть, в XXI веке
Олег станет идеалом для всех (Ю. Башмет).
Совпадение субъекта диктума и субъекта модуса возможно и при 3-м лице (в рамках
художественного третьеличного нарратива). Это означает увеличение субъектной
перспективы за счет деления модуса на сферу субъекта мыслящего (им может стать
герой) и сферу субъекта говорящего (пишущего, автора). Возможность такого деления
обеспечивается эгоцентрическими элементами и действием эгоцентрической грамматической
техники, т.е. использование "синтаксических нулей" (в широком смысле этого слова)
для субъективации повествования.
Эгоцентрическая грамматическая техника заключается не только в том, что Я
говорящего не выражается местоимением (как в позиции подлежащего, так и в других
именных синтаксических позициях) и что незаполненная синтаксическая позиция
при модусном предикате принадлежит Я говорящего, но и в том, что семантика 3-го
лица подчиняется 1-му лицу. Текстовая функция предикатов типа подуматься
в том и состоит, чтобы обнаруживать, даже при выраженном (лексически) 3-м лице
субъекта, внутреннюю точку зрения; при этом 3-е лицо читается как несобственно-третье,
см., например, у В. Набокова:
(3) Вот так бы по старинке начать когда-нибудь толстую штуку, - подумалось
мельком с беспечной иронией - совершенно, впрочем, излишнею, потому что кто-то
внутри него, за него, помимо него все это уже принял, записал и припрятал.
Ту же функцию выполняет глагол припомниться в следующем примере:
(4) <...> на небе не было ни одной звезды, и походило на то, что
опять будет дождь. <...> Вот поваленное дерево с высохшими иглами, вот
черное пятно от костра. Припомнился пикник со всеми подробностями <...>.
Послышался стук экипажа и прервал мысли дьякона (Чехов, Дуэль).
Субъектом сознания (думающим и воспринимающим) в этом тексте является дьякон
(Дьякон встал, оделся, взял свою толстую суковатую палку и тихо вышел из
дому), на что указывает и частица вот, и глагол восприятия (послышаться),
и глагол припомниться с нулевым показателем субъекта; фрагмент читается
в режиме прошедшего актуального, а 3-е лицо осмысливается как 1-е.
В отличие от глаголов подуматься и припомниться, для которых
прототипическим является синтаксическое 1-е лицо, глагол казаться (показаться)
будто бы допускает полную парадигму (Мне кажется/вчера
казалось, что... - Тебе кажется/вчера казалось, что... - Ему кажется/ вчера
казалось, что...). Но употребление этого глагола без дательного падежа субъекта
осмысливается в связи с Я говорящего. Это возможно не только в форме настоящего
времени во вводной (парентетической) позиции, ср. (5), но и в рамочной позиции
в составе сложного предложения (6):
(5) Луч, покатясь с паутины, залег
В крапиве, но, кажется, это ненадолго,
И миг недалек, как его уголек
В кустах разожжется и выдует радугу.
(Б. Пастернак, После дождя);
(6) <...> он ей нравился, свадьба была уже назначена на седьмое июля,
а между тем радости не было, ночи спала она плохо, веселье пропало... Из подвального
этажа, где была кухня, в открытое окно слышно было, как там спешили, как стучали
ножами, как хлопали дверью на блоке; пахло жареной индейкой и маринованными
вишнями. И почему-то казалось, что так теперь будет всю жизнь, без перемены,
без конца! (А. П. Чехов, Невеста)
Употребление глагола казаться с именем или местоимением гораздо сложнее:
оно может прочитываться как по 1-му лицу (внутренняя точка зрения), так и по
собственно третьему.
Обратимся к прозе А. П. Чехова, поскольку из литературоведения и поэтики художественной
прозы известно, что глагол казаться - один из самых любимых Чеховым, что
его тексты "полны глаголом казаться" [Кожевникова 1999: 205].
В 1942 г. П. М. Бицилли писал: "Нет писателя, в лексике которого казаться
занимало бы такое место, как у Чехова" [Бицилли 1942: 245]. Подтверждением этих
наблюдений являются данные частотного словаря А. П. Чехова, который подготовлен
к публикации авторским коллективом под руководством А. А. Поликарпова (МГУ):
глагол казаться находится на верхних строчках списка "наиболее регулярно
употребляемых Чеховым глаголов", наряду с быть, иметь, хотеть, думать, делать.
Особенность этого глагола состоит в том, что его семантика по-разному взаимодействует
с категориями лица и времени: в актуальном времени читается по 1-му лицу, в
неактуальном - по 3-му. Глагол казаться читается как предикат внутренней
точки зрения (Я-предикат), если он локализован в актуальном времени (актуальном
настоящем или актуальном прошедшем) и обозначает однократный мыслительный акт.
При этом модусный субъект выражается дательным беспредложным не только местоимения
первого лица (мне), но и существительного, а чаще местоимения 3-го лица
(ему / ей казалось, что...):
(7) Он дождался, когда проснулась Таня, и вместе с нею напился кофе, погулял,
потом пошел к себе в комнату и сел за работу. Он внимательно читал, делал заметки
и изредка поднимал глаза, чтобы взглянуть на открытые окна или на свежие, еще
мокрые от росы цветы, стоявшие в вазах на столе, и опять опускал глаза в книгу,
и ему казалось, что в нем каждая жилочка дрожит и играет от удовольствия
(Черный монах).
Субъектом сознания является сам герой (Коврин), для его мыслей нет никакого
временного фона, а есть только данный момент мышления. Иное дело в "Дуэли":
(8) Нелюбовь Лаевского к Надежде Федоровне выражалась главным образом в
том, что всё, что она говорила и делала, казалось ему ложью или похожим
на ложь, и всё, что он читал против женщин и любви, казалось ему,
как нельзя лучше подходило к нему, к Надежде Федоровне и ее мужу. <...>
И в книжке журнала он увидел ложь. Он подумал, что одевается она и причесывается,
чтобы казаться красивой, а читает для того, чтобы казаться умной
(Дуэль).
В этом фрагменте глагол казаться употребляется в двух позициях: в составе
сказуемого и в составе вводного предложения. Во всех случаях при этом глаголе
употребляется местоимение 3-го лица в дательном падеже. Глагол казаться в составе
сказуемого употребляется в двух значениях - как показатель мнения Лаевского (казалось
ложью) и как обвинение Надежды Федоровны в том, что она хочет выглядеть
красивой и умной. Соответственно, второе употребление предполагает наличие контроля
субъекта качества (Надежды Федоровны).
В той же главе в следующем абзаце мы найдем рамочные употребления глагола
казаться, которые можно было бы принять за ввод внутренней речи героя (= ‘он
думал, что... ’):
(9) Ему казалось, что он виноват перед Надеждой Федоровной
и перед ее мужем и что муж умер по его вине. Ему казалось, что он виноват перед
своею жизнью, которую испортил, перед миром высоких идей, знаний и труда, и
этот чудесный мир представлялся ему возможным и существующим не здесь, на берегу,
где бродят голодные турки и ленивые абхазцы, а там, на севере, где опера, театры,
газеты и все виды умственного труда. <...> Два года тому назад, когда
он полюбил Надежду Федоровну, ему казалось, что стоит ему только сойтись
с Надеждой Федоровной и уехать с нею на Кавказ, как он будет спасен от пошлости
и пустоты жизни; так и теперь он был уверен, что стоит ему только бросить Надежду
Федоровну и уехать в Петербург, как он получит всё, что ему нужно (Дуэль).
Перед нами авторский пересказ мыслей Лаевского, о чем свидетельствуют не только
темпоральные показатели (на этот раз, два года тому назад) и сравнение
(мысли, как длинный обоз в осенний ненастный вечер), но и сам способ
пересказа - нанизывание однородных компонентов.
Особая роль принадлежит здесь категории времени: несобственно-прямой речью
называют актуально-локализованные текстовые фрагменты, т. е. такие, которые
передают сиюминутную мысль, мысль, которая разворачивается в настоящем времени
читателя; мысли, передаваемые с сохранением временной дистанции, напротив, прочитываются
как косвенная речь (два года назад ему казалось).
Из этого следует, что внутренняя точка зрения выражается глаголом казаться
только тогда, когда автор не обнаруживает своей дистанцированности, когда нет
возможного диалогического контекста, когда автор не предъявляет своего знания
о других мыслях того же героя, в другом времени, т. е. когда сфера субъекта
модуса представлена одним героем, одной его временной инстанцией.
Литература
Апресян Ю. Д. Основания системной лексикографии // Языковая
картина мира и системная лексикография. М., 2006.
Бицилли П. М. Творчество Чехова: Опыт стилистического анализа // Годишник
на Софийския университ "Св. Климент Охридски": Историко-филологически
факултет. София, 1942. Т. XXXVIII, 6.
Гак В. Г. Теоретическая грамматика французского языка. М., 2000.
Кожевникова Н. А. Язык и композиция произведений А. П. Чехова. Нижний Новгород,
1999.
Степанов Ю. С. Имена, предикаты, предложения. М., 1981.
Теория функциональной грамматики. Персональность. Залоговость. СПб., 1991.
