Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

П. Хайду

УРАЛЬСКИЕ ЯЗЫКИ

(Языки мира: Уральские языки. - М., 1993. - С. 7-19)


 
1. Уральские языки (У.я.) - языковая семья, объединяющая подсемьи финно-угорских и самодийских языков. Финно-угорские языки до середины нашего столетия назывались еще финно-венгерскими, угро-финскими, угорскими (последнее название употреблялось главным образом в XIX в.). Эти термины ныне устарели, однако термин "финно-угорский" нередко используется и как синоним термина "уральский", что с научной точки зрения неправильно.
2. У.я. распространены в той части Северной Евразии, где осели также носители славянских, балтийских, тюркских, германских языков; это финно-скандинавский регион, а также Прибалтика (саамский, финский, эстонский и малые прибалтийско-финские языки), регион, окруженный Карпатами (венгерский язык), северо-восточные европейские районы Российской Федерации (между средним течением Волги и Уральскими горами: марийский, эрзя-мордовский и мокша-мордовский, коми-зырянский, коми-пермяцкий и удмуртский, частично ненецкий языки), а также северо-западная Сибирь (широкая полоса от Уральских гор до устья р. Хатанги, т.е. от среднего и нижнего течения р. Оби и Ямальского полуострова до восточных районов Таймырского полуострова (мансийский, хантыйский, ненецкий, энецкий, нганасанский, селькупский языки).
3. Число носителей У.я. - около 25 млн. чел. Из; них в разных странах носителей венгерского языка 14-15 млн. чел. (на территории Венгерской Республики - 10 млн. чел.), численность носителей финского языка ок. 5 млн. чел., эстонского более 1 млн. чел., обоих мордовских языков вместе около 1 млн. 200 тыс. чел. В то же время на водском языке говорит всего несколько десятков представителей старшего поколения.
4. Исходя из аргументов О. Доннера, приведенных им в исследовании, опубликованном в 1879 г., принята следующая схема "фамильного древа", иллюстрирующая родственные отношения У.я. (следует учесть, что саяно-самодийские языки - камасинский (койбальский) и маторско-тайгийско-карагасский - ныне мертвые; см. рис. 1).
На этой схеме показано, что от уральского языка-основы до современных языков (см. нижнюю строку) развитие идет через вторичные гипотетические праязыки; однако на основе новейших исследований высказываются сомнения по поводу возможности реального существования некоторых из вышеприведенных вторичных праязыков. Из них относительно надежной представляется реконструкция пермского, прибалтийско-финского, северносамодийского и вообще самодийского праязыков, до известной степени даже финно-пермского праязыка; однако мы считаем сомнительной возможность реконструкции угорского, саамско-финского и особенно финно-волжского и волжского (волжско-финского) праязыков; некоторые исследователи даже категорически отрицают возможность последней реконструкции. Восстановление финно-угорского языка-основы в значительной степени зависит от выводов, сделанных о финно-пермском языке-основе: сопоставляя эти выводы с реконструктами по самодийской языковой общности, можно получить данные для реконструкции уральского языка-основы. Вышеприведенная схема в общих чертах достаточно хорошо показывает последовательность формирования У.я. Не учтено в схеме, что уральский, а также вторичные языки-основы делились на диалекты и что сам уральский язык-основа состоял из ареальной последовательности связанных между собой родственных языков, из которой современные языки развились либо непосредственно, либо формировались главным образом в процессе взаимодействия, которое могло быть продолжительным, но могло периодически и ослабевать и даже полностью прекращаться.
 
Протоуральский

Протосамодийский (Общесамодийский) Протофинно-угорский

Севернопротосамод. Южнопротосамод. Протоугорск. Протофинск.-пермск.
                 
          Правенг. Праобско-угор. Прапермск. Прафинно-волжск.
                   
    Протоволжск. Общефинно-саамск.
                     
                    Общефинск.
                         
ненец. энец. нган. сельк. саяно-сам.(м.) венг. манс. хант. коми удм. мар. морд. прибалт.
-финск.
саам.
 
Определенный интерес представляет также третья возможность распределения У.я., основанная главным образом на их современном состоянии; по этому распределению близко друг от друга располагаются родственные языки, связанные тесными контактами.
5. Хронология распада уральского праязыка, как и хронология дальнейших преобразований, определяется главным образом на основе косвенных данных, поэтому следует осторожно отнестись к приведенной периодизации. Предполагаемая общность уральского языка-основы (непрерывность контактирования) прекратилась примерно в VI-IV тыс. до н.э., по-видимому, вследствие переселения предков самодийцев в район Саянских гор. Самодийцы, возможно, сохранили известную общность языка до начала нашей эры, но потом наступил новый этап их расселения, завершившийся, по всей вероятности, к X-XII вв. (Разделение северных самодийцев могло продолжаться даже вплоть до XV-XVI вв.) Совместное бытование оставшихся на своих местах предков финно-угров также начало нарушаться и предположительно в III тыс. (ближе к его концу) до н.э. прекратилось. Предки финно-пермских народов раньше других покинули прародину, переселяясь на запад от Уральских гор в районы Волго-Камья; это произошло примерно в период с конца III тыс. до середины II тыс. до н.э. Из соответствующей языковой формации постепенно развились языковые состояния, которые считаются по существу непосредственными предшественниками современных финно-пермских языков. Группа пермских языков сравнительно гомогенна: она сохранила свое единство до VIII в. н.э. В то же время общность так называемых финно-волжских языков едва ли была продолжительной, к тому же их носители расселились на довольно большой территории, и контакты между отдельными подгруппами были слабыми (они длились от середины II тыс. до I тыс. до н.э.). Считается, что ранний общеприбалтийско-финский (или общеприбалтийско-финско-саамский) период начался с I тыс. до н.э., причем характер участия в нем саамов представляется спорным (одни считают, что саамы раньше говорили на другом языке и только позднее перешли на саамский, другие предполагают, что саамский - это рано отделившаяся ветвь прибалтийско-финско-саамского языка-основы). Поэтому прасаамский язык учитывается приблизительно с I тыс. до н.э., и с этого времени берет свое начало также поздний общеприбалтийско-финский период, который продолжался примерно до I-III вв. н.э. Формирование мордовской и марийской общности (вместе с родственными им, но ныне мертвыми языками) предположительно относится к этому же времени; оно шло как бы параллельно с дальнейшим развитием прибалтийско-финской общности. Лингвистические данные для подтверждения гипотезы существования угорского языка-основы во многом спорны: сходства между обско-угорскими и венгерским языками не так много, как следовало бы ожидать при реальности длительного совместного бытования предков соответствующих народов и родства их языков в соответствии с обычной моделью генетического родства языков. Все же представляется вероятным, что предки обских угров и предки венгров в период между III и I тыс. до н.э. жили по соседству в районе Южно-Уральских гор (главным образом к востоку от них); при этом вероятно, что предвенгры располагались в более южных районах и отсюда впоследствии, приблизительно в V в. до н.э., начали переселяться на запад, в то время как их более северные, родственные по языку, предобско-угорские соседи устремились на север.
6. В У.я. выявляется много сходств, но между ними немало и расхождений. И те, и другие могут возводиться к языку-основе, то есть квалифицироваться как доказательства родственных отношений по языку; однако сходства нередко объясняются и как результат более поздних конвергентных процессов сближения; их выявление входит в задачи сравнительно-исторического изучения языков. В то же время несомненно, что, несмотря на известное количество схождений между У.я., которые могут быть поверхностными или глубинного происхождения, члены этой языковой семьи типологически значительно отличаются друг от друга. Ниже предлагается типологическая характеристика У.я.

Фонетическая характеристика

Система гласных в У.я., как правило, представлена богато; гласные большей частью распределяются по трем степеням открытости/закрытости (прибалтийско-финские, саамский, мордовские, марийский, коми, мансийский, венгерский, ненецкий языки), но не всегда по трем классам способа артикуляции: в большинстве У.я. (например, в венгерском и прибалтийско-финских) палатальные гласные делятся на иллабиальный и лабиальный классы, в других же языках (например, в селькупском) подобная оппозиция характерна и для велярных гласных; следовательно, в последнем случае при трехстепенной системе открытости/закрытости дистрибуция по способу артикуляции является четырехклассной. В то же время при подобной четырехклассной дистрибуции встречаются и две степени по открытости/закрытости (хантыйский язык). Количество гласных превышает численность так называемых базисных гласных (а, о, u, e, i). Исключение - ненецкий язык, в котором в систему гласных входят только упомянутые 5 базисных фонем (однако у каждой из них имеется не менее двух аллофонов).
Оппозиция долгих и кратких гласных характерна прежде всего для венгерского, большинства прибалтийско-финских и мансийского языков, в то время как в эстонском и саамском учитываются три квантитативные степени, хотя, возможно, они выступают как явления, сопутствующие определенным другим просодическим особенностям. Редуцированные гласные лишь в хантыйском и марийском закономерно получают значимость фонем. Настоящие дифтонги (то есть единицы, которые не могут быть квалифицированы ни как варианты долгих гласных, ни как сочетания типа "гласный + глайд" /w, j/), в общем, функционируют только в прибалтийско-финских, саамском языках, а также в отдельных диалектах мансийского, селькупского и нганасанского языков.
Вокальную гармонию принято считать характерной особенностью У.я., хотя ее нет в самодийских, пермских и саамском языках, с синхронной точки зрения она отсутствует даже в отдельных прибалтийско-финских (например, эстонском, вепсском, ливском) языках. Следовательно, она характерна только для венгерского, марийского, финского, карельского, ижорского, водского языков (кроме того, она характерна для отдельных мансийских и хантыйских диалектов, сохранивших старые особенности финно-угорских языков). Примечательно, однако, что явления метафонии (точнее, альтернации типа аблаута и умлаута) обнаруживаются в обско-угорских, саамском, ливском, ненецком языках (ее следы есть и в венгерском). Квантитативные особенности неодинаковы даже в тех языках, где они вообще имеют место. Для финского и нганасанского языков характерна значимость количественной стороны мор. В указанных языках долгие гласные и дифтонги полифонематичны: они равны двум морам, выступая как сложенные из двух кратких единиц; об этом свидетельствует и то, что в пределах слога между двумя морами может проходить морфемная граница; например, фин. mene/e 'он идет' состоит из глагольной основы mene- + глагольное окончание 3 л. ед. ч. презенса; kesä/ä 'лета' состоит из kesä + партитивный суффикс. Однако в большинстве У.я. долгие гласные (а также дифтонги) монофонематичны, и в этих языках наименьшей просодической единицей является не мора, а слог (это языки, для которых релевантно количество слогов). В связи с этим следует отметить, что место ударения в У.я., в общем, не является смыслоразличительным. Самостоятельное словесное ударение большей частью падает на 1-й слог (исключения: марийский и удмуртский, в которых динамическое словесное ударение находится на последнем или предпоследнем слоге, а также самодийские языки, для которых, с одной стороны, можно постулировать взаимную связь ударения и долготы, а с другой - употребление ударения зависит от структуры моры, как, например, в нганасанском языке).
Состав согласных в языках неодинаков: меньше всего согласных в финском языке, в котором наряду с тремя ртовыми глухими смычными и с их гоморганными звонкими назальными соответствиями (то есть: р, t, k - m, n, ŋ) употребляются два ликвидных (l, r), один сибилянт (s) и еще три смычных (v, j , h). Хотя звонкий d уже функционирует как в литературном, так и общеразговорном языке, ему на диалектном уровне соответствуют r, l, δ. Таким образом, в финском отсутствуют корреляции по звонкости и палатализации (первая корреляция в связи с проникновением иностранных слов начинает распространяться). В финском нет аффрикат; с помощью ts изображается не аффриката, а сочетание t + s (ему в диалектах соответствуют tt, ht или θθ). В отличие от финского, в венгерском корреляция глухости/звонкости охватывает как эксплозивные (смычные), так и сибилянтные и аффрикаты (s, š, z, ž; с, č, ʒ, ǯ). Корреляция непалатальных/палатальных представлена парами t - t', d - d', n - n', l - l'; однако эти противопоставления реализуются довольно незначительно (корреляция l - l' - только в диалектах). В количественном отношении система венгерских согласных, конечно, превосходит финскую, но то же самое характерно и для разных других родственных языков, особенно для тех, в которых употребляется несколько (2 - 3 - 5) сибилянтов или аффрикат и в которых реализуется такая корреляция глухих/звонких, непалатальных/палатальных (таковы, например, пермские, мордовский, марийский, отчасти и обско-угорские языки). Представлены и такие языки, в которых употребляются и более редкие согласные, например билабиальный w, смычный велярный γ, дентальный спирант δ, глухой l, какуминальные (l, n, š, č), сильнофрикативный ҳ и т.д. Эти фонемы представлены преимущественно в малых языках (например, в обско-угорских, самодийских, а также отдельных родственных языках, бытующих на европейской стороне). Может показаться несколько странным, что f представлен только в венгерском, мордовских, нганасанском (хотя в последнем соответствующая фонема имеет и билабиальный, и гортанный (ларингальный) фрикативный аллофоны, и, возможно, ее следовало бы изображать знаком h), гортанный же смычный (ʔ) как фонема используется только в северных самодийских языках. Для ненецкого характерно, что ни слово, ни слог не могут начинаться с гласного, что в конце морфем гортанные смычные в сочетаниях вызывают чередования согласных (назализацию, смычность, аффрикацию). Для ненецкого характерной является слоговая корреляция по мягкости (палатальная корреляция), распространяющаяся почти на всю систему согласных (исключения: фонемы k, χ, ƞ, ʔ). Фонематическая оппозиция кратких и долгих согласных свойственна консонантным системам тех У.я., в которых реализуется и оппозиция кратких/долгих гласных. Сопротивление к стечению согласных в анлауте характерно для всех У.я., за исключением мордовских.
В связи с консонантизмом У.я. нередко упоминается явление так называемого чередования ступеней согласных. Однако это явление, реализующееся по-разному и свойственное языкам в разной степени, встречается лишь в немногих языках и приобрело известность прежде всего в связи с финским языком. Чередование ступеней согласных представляет собою систему парадигматических альтернаций согласных, обусловленную структурой слога: так называемая сильная ступень выступает перед вторым (первоначально) открытым слогом, слабая - когда данный слог становится закрытым. Чередование ступеней согласных может быть квантитативным (-kk-/-k-, -mpp-/-mp- и т.д.) или квалитативным (-p-/-v-, -nt-/-nn-, -rk-/-rj- и т.д.). Кроме того, существует и суффиксальное чередование ступеней согласных, в соответствии с которыми выбор сильных или слабых вариантов определенных суффиксов обусловлен структурой основы слова. Так, в финском суффикс партитива имеет варианты -а/-ä, -ta/-tä, ср., например, maa 'земля' - парт. maa-ta и äiti 'мать' - парт. äiti-ä и т.д. Данная консонантная альтернация, обусловленная морфонологически, свойственна прибалтийско-финским (за исключением вепсского и ливского) и саамскому языкам (за исключением диалектов, бытующих южнее р. Уме). Однако в то время как в финском данное явление реализуется автоматически и для языка является избыточным, в эстонском оно перестало быть таковым: соответствующая альтернация грамматикализовалась и стала средством для различения языковых категорий, например: jalg 'нога' - ген. jala, hammas 'зуб' - ген. hamba, poeg 'сын' - ген. poja, tuba 'комната' - ген. toa и т.д. Далее, в то время как в финском чередование ступеней охватывает внутри слова только смычные или сочетания типа "назальный + смычный", в других прибалтийско-финских языках данное явление может распространяться еще на другие согласные, а в саамском чередование ступеней квантитативного типа пронизывает всю систему согласных. (В нганасанском существует альтернация согласных, которая хотя и напоминает чередование ступеней согласных, но не имеет к нему отношения; использование чередующихся единиц в нганасанском зависит от системы мор в слове.) Следует отметить, что чередование ступеней согласных не входит в характерные черты У.я.
Более значительна функция таких альтернаций, которые во многих У.я. реализуются в случаях присоединения суффиксов к основам слов и которые могут распространяться не только на согласные, но и на гласные этих основ. Сущность этого явления состоит в том, что основы, к которым присоединяются суффиксы, не всегда остаются неизменяемыми (ср. примеры неизменяемых основ: венг. fiú 'мальчик' - мн.ч. fiú-k, фин. kala 'рыба' - мн.ч. kala-t); по определенным типам основ существуют два, иногда и больше, альтернанта, выступающих при суффиксации, например венг. tó 'озеро' - акк. tava-t - дат. tó-nak - инесс. tó-ban - инесс. мн.ч. tava-kban - супрессивная лично-притяжательная форма 3-го л. ед.ч. tav-á-n и т.д.; фин. mies 'мужчина' - ген. ед.ч. miehe-n - партит. ед.ч. mies-tä - партит. мн.ч. mieh-i-ä - номинативная лично-притяжательная форма 1 л. ед.ч. miehe-ni и т.д.; хант. ewə 'девушка' - латив ед.ч. ew-i-ja - дв.ч. ewe-ŋən; χotəp 'сеть' - лично-притяжательная форма 1 л. ед.ч. χotp-en и т.д.; коми śin 'глаз' - инесс. ед.ч. śinm-e̬n, lokni̬ (инфинитив, основа lok-) 'приходить' - императив 2 л. ед.ч. lok - индикатив 1 л. ед.ч. lokt-a и т.д.; нен. manʔ 'куст' - акк. ед.ч. manas-mʔ - дат. mana-tʔ - лок. maƞ-kana - акк. мн.ч. mans-o и т.д., ḿaʔ 'чум' - акк. ед.ч. ḿaδ-mʔ - дат. ед.ч. ḿa-tʔ и т.д.
Хотя У.я. по своей основе агглютинативные, приведенные примеры показывают, что для выражения языковых отношений нередко используется также внутренняя флексия. Наблюдения за изменениями основ могут быть дополнены другими примерами, особенно из эстонского, ливского, саамского, хантыйского, ненецкого в известной мере и из венгерского языков, показывающими, что встречаются случаи, когда единственным или сопутствующим средством выражения грамматической категории является чередование гласных (или - это чередование + другая грамматическая морфема) первого слога. Например, эст. uba 'фасоль' - ген. оа, rida 'ряд' - ген. rea - иллат. ед.ч. rea-sse; лив. läp̄š'мальчик' - мн.ч. laps̄-t, täm̄ 'дуб' - мн.ч. tōmə-d, är̄b 'рана' - мн.ч. å̄rbu-d, nür̄m 'земля' - мн.ч. nürməd и т.д.; саам. (норвежский диалект) suolo 'остров' - мн.ч. sul'lu-k, čierrot [инфинитив) 'плакать' - имперфект 3 л. мн.ч. čirru, саам. (южный диалект) āivē 'голова' - ген. мн.ч. üiv-ī и т.д.; хант. mǎ-ta (инфинитив) 'давать' - императив 2 л. ед.ч. mĭ-j-a, kĭm 'наружу' - kamən 'снаружи', jont-ta (инфинитив) 'шить' - jĭntər 'иголка'; манс. tēγ 'он ест' - tāj-en 'ешь' и т.д.; нен. (тундровый диалект) χasawa 'мужчина' - акк. мн.ч. xaśew, t'ońa 'лиса' - акк. мн.ч. t'on, t'ib'a 'зуб' - акк. мн.ч. tīw, tī 'северный олень' - дат. ед.ч. te-nʔ - лок. ед.ч. te-χena - акк. мн.ч. tī, (лесной диалект) kā-ś (инфинитив) 'умереть' - потенц. 3 л. ед.ч. ke-jī и т.д.; венг. val-ó 'существующий' - vol-t 'бывший', hal-ó 'умирающий' - hol-t 'мертвый' и т.д.

Морфологическая характеристика

Вышеприведенные примеры показывают, что в структуре У.я,, которую, в общем, можно считать агглютинативной, обнаруживаются и разные флективные черты, которые могут квалифицироваться как технические приемы фузии, используемые для соединения морфем разных категорий, равно как, например, и уподобление суффиксов по гармонии гласных. Флективные черты, по-видимому, больше всего характерны для эстонского, ливского, саамского языков; далее (как мы увидим ниже), наряду с преобладающими синтетическими средствами У.я. не чуждо и применение аналитических средств для выражения грамматических значений.
Особенностью У.я. является отсутствие грамматической классификации имени (рода).
В У.я. большинство синтаксических отношений выражается при помощи суффиксов. В сфере имен представлено несколько типов словоизменительной суффиксации. Во всех языках имеется так называемая абсолютная именная парадигма, в состав которой входят субъектно-объектные и обстоятельственные, прежде всего локальные, падежи или падежи с соответствующими суффиксами. По количеству падежей абсолютной парадигмы языки отличаются друг от друга: наряду с системами, состоящими в среднем из 7-10 падежей (в самодийских, обско-угорских, саамском языках), в ряде языков выявляются значительно дополненные падежные системы (в марийском - 13, эстонском - 14, финском - 15, удмуртском - 16, коми - 17, в венгерском - 17-23 падежей; в последнем расхождение по численности падежей объясняется тем, что некоторые суффиксы одними исследователями квалифицируются как падежные, другими - как словообразовательные). Однако в отдельных языках или диалектах количество падежей небольшое: в северно-хантыйском всего 3, в северно-мансийском - 5 падежей. Но даже в этих языках многофункциональная номинативная форма отчетливо отграничена от суффиксальных локальных падежей, также выражающих (как и в многопадежных языках) разные пространственные отношения по направлениям (следовательно, в таких языках специальными суффиксами не обозначены генитивные и аккузативные отношения, в отличие от локальных, хотя и у последних пространственные значения достаточно общие). Зато в языках, имеющих особые генитивный и аккузативный падежи, локальные падежи имеют возможность выражать дифференцированные пространственные отношения. Данная тенденция наблюдается главным образом в прибалтийско-финских и пермских языках, а также в венгерском, в которых окончания падежей в зависимости от того, выражают ли они внутренние или внешние локальные отношения, последовательно отграничены друг от друга; форманты пространственных падежей в многопадежных языках обычно дифференцированы также по трем направлениям движения, соответственно с вопросами где?, куда?, откуда?. В именном склонении формам ед. числа противопоставлены формы мн. числа; однако в ряде языков выделяется также двойственное число (в саамском, обско-угорских, самодийских языках); в формах неединственного числа - не считая отдельных отклонений - падежные суффиксы тождественны падежным суффиксам ед. числа.
Кроме того, независимо от количества падежей во всех У.я. весьма развиты системы послелогов: последние имеют возможность выражать более дифференцированные значения, чем падежи. Предлоги употребляются только в прибалтийско-финских, саамском языках, однако и в них довольно ограниченно.
Характерно, что в У.я. лицо обладателя маркируется лично-притяжательным (посессивным) окончанием, присоединяемым к имени, выражающему обладаемое. Система лично-притяжательных суффиксов в У.я. гомогенна. Расхождения отмечаются только по двум линиям: 1) двойственное число для выражения численности обладателей выделяется только в саамском, обско-угорских и самодийских языках; 2) для выражения множественности обладаемых существует два способа (точнее: две морфемы). Здесь следует отметить, что показатели мн. числа в У.я. не тождественны (хотя из них -t довольно обобщен), и формы косвенных падежей мн. числа в одних языках образуются от номинативной формы мн. числа (см. венгерский, пермский, марийский, обско-угорские и селькупский языки, в которых падежные суффиксы ед. числа присоединяются к номинативной форме мн. числа), в других языках - на базе особой основы мн. числа, но при этом и в таких языках используются падежные суффиксы ед. числа.
Падежные и посессивные суффиксы могут сочетаться, однако порядок их расположения в разных языках неодинаков: в самодийских, мордовских, а также в саамском и прибалтийско-финских сочетание происходит по типу: пад. + пос. суффиксы, в угорских языках обычным является тип: пос. + пад. суффиксы. В пермских и марийских языках одни падежные суффиксы предшествуют посессивным формантам, другие - следуют за этими формантами. Если вдобавок учесть, что множественность обладаемых также может быть выражена отдельной морфемой, то на основании всего сказанного мы приходим к выводу, что в сочетаниях морфем типа: мн.ч. + пад. + пос. суффиксы (в прибалтийско-финских, мордовских языках) или мн.ч. + пос. + пад. (в венгерском, мансийском, коми языках) - если соответствующие морфемы четко разделены (а именно такое четкое разделение характерно для огромного большинства случаев) - элементы между конечной и корневой морфемами выступают наподобие инфиксов. Такое явление свойственно и глагольному словоизменению, и все это свидетельствует о синтезирующем характере У.я. Ниже на примерах из четырех языков показаны типы расположения соответствующих формантов.
 

Язык

Падежные форманты
Ед.ч. ном. Мн.ч. ном. Ед.ч. ном. -
пос. 1 л. ед.ч.
Ед.ч. абл. Мн.ч. абл. Мн.ч. абл. -
n o d л.ед.ч.
Венг. fazék 'горшок' fazeka-k fazeka-m fazék-ból fazeka-k-ból fazeka-i-m-ból
Коми pi 'сын' pi-jas pi-e̬j pi-li̬ś pi-jas-lis pi-jas-e̬j-li̬ś
Фин. pata 'горшок' pada-t pata-ni pada-sta pado-i-sta pado-i-sta-ni
Манс. pūt 'котел' pūt-ət pūt-um pūt-nəl pūt-ət-nəl pūt-ən-uw-nəl
 
В последней графе примеры из венгерского, мансийского и коми языков показывают порядок расположения морфем по типу: основа + мн.ч. + пос. + падеж, а примеры из финского по типу: основа + мн.ч. + падеж + пос., причем в коми для обозначения посессивной множественности используется обычный суффикс мн. числа, в то время как в финском, венгерском и мансийском - так наз. суффикс притяжательной множественности.
Посессивные суффиксы имеют еще одну важную функцию. Из У.я. только в венгерском употребляется определенный артикль, поэтому определенность имени в марийском, пермских, обско-угорских и самодийских языках весьма часто выражается посессивным суффиксом 2-го или 3-го л. даже в случаях, когда не идет речь о посессивных отношениях. Однако данный способ отсутствует в прибалтийско-финских языках, в которых посессивные суффиксы постепенно выходят из употребления (из эстонского, водского, ливского они фактически исчезли); в этих языках оппозиция неопределенности/определенности выражается партитивом/аккузативом (последний - для тотального охвата объекта), а в разговорном языке определенность выражается частым анафорическим использованием указательного местоимения. Особое место среди У.я. занимают мордовские, в которых абсолютное именное словоизменение имеет два варианта: неопределенный и определенный, противопоставление которых характерно для всей системы именных парадигм; для определенной парадигмы характерно наличие постпозитивного артикля в соответствующих формах. Определенное склонение в мордовских языках - один из довольно редких типов словоизменения, К их числу относится также так называемое предестинативное склонение, существующее в самодийских языках: его функция - заранее указать, куда (к кому) относится соответствующее явление или лицо. В его парадигме входят лишь формы номинатива, аккузатива и датива; формы предестинативной парадигмы строятся по следующей схеме:
 
основа + пос. 3 л. ед.ч. + пад. (ном., акк., дат.) + пос. (1, 2, 3) (ед./дв./мн.ч.)
 
Последним, довольно редким, типом (именного) словоизменения является предикативное, наиболее полно представленное в мордовских и самодийских языках; в этих языках к именам (и даже к другим неглагольным словам), выступающим в функции сказуемого, без всякого словообразовательного суффикса можно присоединять глагольные (интранзитивные) суффиксы лица/числа, иногда даже показатель (прошедшего) времени. Таким образом, соответствующие слова превращаются в сказуемые глагольного типа и глагольной значимости. Следовательно, для них можно было бы предложить термин "конвертированные имена", поскольку они временно могут преобразоваться в глаголы, хотя, естественно, не имеют возможности обладать всеми глагольными категориями; ср. предикативное изменение ненецкого ƞаćekī 'ребенок'; ƞаćekī-dm (глаг. суф. 1 л. ед.ч.) 'я ребенок' - ƞаćekī-n (глаг. суф. 2 л. ед.ч.) 'ты ребенок' - ƞаćekī-Ø (Ø - глаг. суф. 3 л. ед.ч.) 'он ребенок' и т.д.; формы, снабженные показателем прошедшего времени (-ś-): ƞаćekī-dam-ś - ƞаćekī-na-ś - ƞаćekī-ś 'я, ты, он был ребенком' и т.д. Намеки на конвертируемость имени выявляются и в других У.я., прежде всего в форме именных сказуемых 3-го л., образуемой без связки (ср. венг. ő fiú 'он - мальчик' - ők fiúk 'они - мальчики' и т.д.).
Системы местоимений в У.я. чрезвычайно богаты. Склонение личных местоимений большей частью значительно отличается от именного склонения, иногда в нем выявляются супплетивные или плеонастические элементы; например, в венгерском плеонастично употребляется аккузативный -t, но в склонении могут использоваться и другие элементы: te 'ты' - téged(et) 'тебя', én 'я' - engem(et) 'меня'; супплетивными можно считать соответствия типа én 'я' - nekem 'мне' и т.д.; супплетивно и плеонастически образованы косвенные падежи 1-го и 2-го л. мн.ч.; ср. mi 'мы', ti 'вы' - minket 'нас', titeket 'вас', в которых множественность выражена дважды; супплетивны, например, нен. pidar 'ты' - śit 'тебя' - ńant 'тебе' и т.д. Однако встречаются случаи, когда формы личных местоимений образуются под влиянием именного склонения и аналогично формам имени (венг. ő 'он' - ő-t 'его', ők 'они' - őket 'их'; это характерно и для склонения финских личных местоимений). Однако таких случаев немного. Склонение неличных местоимений показывает значительно больше сходств (или даже полное сходство) с именным склонением, чем склонение личных местоимений.
Чрезвычайно многообразны глагольные парадигмы. К общим чертам У.я. относится расположение глагольных личных окончаний в конце глагольной формы, а также то, что они во многом подобны посессивным суффиксам. В то же время по составу и сущности глагольных категорий между языками больше расхождений, чем сходств. Ниже приводятся только отдельные характерные особенности этого рода.
В большинстве У.я. пассива нет. В тех языках, в которых пассив используется, он не всегда представлен подлинными пассивными формами; часто имеет место использование медиальных глаголов, или соответствующие образования применяются для указания на неопределенно-личный субъект или для нестрогого повеления (например, в финском). Чрезвычайно разнообразны численность и характер времен и наклонений, нет единства и по существу (и в способах выражения) аспекта. Численность наклонений варьирует от 3-4 до 10, но тройственность индикатива, императива и кондиционалиса (конъюнктива) свойственна всем У.я. Существуют языки (например, самодийские), в которых качество глагольного аспекта и способа протекания действия (Aktionsart) играет решающую роль в толковании времени чисто финитных форм глагола. Таким образом, возможны формы, в которых настоящее или прошедшее специально не маркированы, хотя примеры маркированных настоящего и прошедшего времен также нередки. В обско-угорских языках особой грамматической морфемой маркировано и настоящее время, однако в большинстве У.я. эта временная форма не имеет показателя и, как правило, употребляется также в значении будущего времени. Прошедшее действие или состояние выражается в одних языках претеритом с формантом j (i), в других используется сибилянтный формант (ś, s, š). В глагольной парадигме значительную роль играют причастия: им тождественны финитные формы 3 л. ед. и мн. числа, кроме того, они могут входить в состав аналитических форм. Последние употребляются главным образом в прибалтийско-финских, пермских и марийских языках, в меньшей мере в мордовских и венгерском, однако по структуре они коренным образом расходятся. Например, в финском в конструкциях типа "глагол бытия + причастие смыслового глагола" маркеры лица и числа, времени и наклонения входят в состав вспомогательного глагола, лишенного лексического значения; ср. перфект: ole-n (1 л. ед.ч.) sanonut (перфектное причастие) - ole-t (2 л. ед.ч.) sanonut - on (3 л. ед.ч.) sanonut и т.д. 'я, ты, он сказал'; плюсквамперфект: ol-i-n (1 л. ед.ч. претерита) sanonut - ol-i-t sanonut - ol-i sanonut и т.д. 'я, ты, он сказал (раньше)'. Однако в марийских и пермских языках сложные формы прошедших времен составлены из финитных форм настоящего времени смыслового глагола и следующей за ними неизменяемой презентной или претеритной формы 3-го л. вспомогательного глагола; так же построены устаревшие формы прошедших времен в венгерском (jöttem vala - jöttél vala - jött vala и т.д. или jöttem volt - jöttél volt - jött volt и т.д. 'я, ты, он пришел'), а также современные формы прошедшего времени кондиционалиса (jöttem volna - jöttél volna - jött volna 'я, ты, он пришел бы' и т.д.); ср. также формы претерита перфекта в коми: śet-am ve̬li (1 л, мн.ч.) - śet-anni̬d ve̬li (2 л.) - śet e̬ni̬-v̬eli (3 л.) 'мы, вы, они дали' и т.д.
Определенное и неопределенное (объектное и безобъектное) типы спряжения различаются в угорских, мордовских и самодийских языках. Различия проявляются либо в употреблении двух разных рядов личных окончаний (в венгерском и самодийских языках), либо в употреблении специальной морфемы для конструирования объектных форм при одинаковых личных суффиксах для обоих типов спряжения (в мордовских и обско-угорских языках). Формами объектного спряжения дифференцированно выражается число объекта, иногда даже его лицо; в этом отношении наиболее полной является парадигма определенного спряжения в мордовских языках, а наиболее ограниченной - в венгерском.
Глагольные приставки имеются только в венгерском, обско-угорских и ливском языках (в последнем они заимствованы из латышского). В трех угорских языках превербы представляют такую своеобразную подгруппу наречий, которая уже не может считаться наречной. Превербы не функционируют самостоятельно, а только как первые компоненты сложных глаголов, но они все же могут отделяться от главного (глагольного) компонента. Превербы используются для выражения аспекта или способа действия, а также оттенков лексического значения. Все это весьма напоминает использование глагольных приставок в немецком и славянских языках. Превербы ограниченно применяются и в селькупском языке.
Отрицание выражается либо при помощи отрицательной частицы (угорские, частично и мордовские языки), либо при помощи отрицательного вспомогательного глагола (прибалтийско-финские, саамский, марийский, пермские, самодийские, частично и мордовские языки).
Широка роль глагольных нефинитных форм: они могут принимать личные глагольные суффиксы и таким образом преобразовываться в финитные формы, кроме того, выступая в качестве отглагольных имен, они могут присоединять к себе падежные (и даже посессивные) суффиксы и таким образом создавать возможность образования таких осложненных инфинитных сочетаний, которым в других языках обычно соответствуют придаточные предложения; ср. фин. päivän (ген.) laskettua (2-е пассивное причастие + партит, -a) tulee kylme 'поскольку солнце село, становится холодно', букв, 'солнца севший идет холод', ср. в старовенгерском памятнике "Надгробная речь": hadlaua choltat (hadlavá holtát) 'он слышал, что он умрет', хант. mä wəmam (причастие прошедшее) weli kǎlas 'олень, которого я купил, сдох' и т.д. Поэтому подчинительные союзы формировались в У.я. сравнительно поздно.
У.я. относятся к языкам, в которых (не считая отдельные исключения) нет специального глагола со значением "иметь", поэтому обладание чем-либо, как правило, выражается по модели: глагол бытия + притяжательная конструкция (т.е. посесс. суффикс либо генитив или датив + посесс. суффикс): фин. minun (датив-генитив) on jano 'мне хочется пить' (букв, 'мне есть жажда'); сельк. man ōker ätäm еƞа 'у меня есть один олень' (букв, 'я один олень мой есть'); венг. (nekem) van két lányom 'у меня есть две дочери' (букв, 'мне есть две дочери мои').
Согласование реализуется только частично. Сказуемое с подлежащим, как правило, согласуется в числе и лице, хотя нередки случаи, когда при подлежащем в форме ед. числа, но выражающем множественность, сказуемое выступает в форме мн. числа (согласование по смыслу), Определение с определяемым, как правило, не согласуется, т.е. прилагательное и числительное в функции определения не изменяются: венг. két magas házban 'в трех больших домах'. Исключение: прибалтийско-финские языки, в которых прилагательное в функции определения с определяемым согласуется не только в числе, но и в падеже; фин. suurissa taloissa 'в больших домах' (ср. suuressa talossa 'в большом доме') и т.д. Кроме того, за количественным определением определяемое следует в ед. числе: венг. négy férfi 'четверо мужчин' (букв, 'четыре мужчина'), нен. samláƞk χasawa 'пятеро мужчин' и т.д. (исключение: прибалтийско-финские языки, в которых за числительным существительное следует в форме партитива: фин. neljä miestä 'четверо мужчин'). Из этого следует, что парные предметы одежды и парные части тела обозначаются (не всегда последовательно) именем в форме ед. числа: венг. kezet mos 'он моет руки' (букв. 'руку'), csizmát húzott a lábára 'он надел на ноги сапоги' (букв, 'на ногу сапог'); фин. hänella on kengät jalassa 'у него на ногах сапоги' (букв. 'имеется сапоги на ноге'). В соответствии с этим, если называется только одна из парных частей тела, это принято уточнять при помощи слова со значением 'половина': венг. féllábú 'одноногий' (букв. 'полуногий'), фин. silmäpuoli, хант. sempelək 'одноглазый' (букв. 'половина глаз") и т.д.
Основное правило порядка слов заключается в том, что подчиненное слово (rectum) предшествует подчиняющему (regens). Следовательно, определение предшествует определяемому, дополнение (и обстоятельство) - глаголу. Хотя это правило имеет немало исключений (особенно по расположению сказуемого), все же из него следует, что основным типом порядка членов предложения в У.я. является схема SOV. Тем не менее существуют и такие У.я., в которых доминантным является расположение типа SVO: фин. minä luen kirjaa 'я читаю книгу'. Данный порядок выявляется в мордовских языках и очень часто употребляется в саамском, пермских и даже в венгерском, хотя в последнем, собственно, одинаково представлены оба доминантных типа (SOV и SVO), а другие возможные варианты порядка слов используются для выражения добавочных оттенков значения (поскольку венгерский относится к языкам с так называемым свободным порядком слов).
Вышеизложенное показывает, что морфология У.я. изобилует словоизменительными и словообразовательными суффиксами. Однако из этого не следует, что в У.я. синтагмы конструируются только по синтетическому (или полисинтетическому) типу; можно привести немало примеров и аналитического конструирования. Об этом свидетельствуют: наличие отрицательного вспомогательного глагола и сложных глагольных конструкций, послеложных конструкций, определенных правил расположения членов предложения, употребление разного рода служебных слов, немаркированность отдельных членов предложения. Следовательно, в У.я. роль аналитических синтагм довольно значительна, хотя и очевидно, что в количественном отношении все же превалируют образования, сконструированные по синтетическому типу.
По составу лексики У.я. довольно пестры. В них выявляется около 1200-2000 собственных (исконных) слов уральского, финно-угорского, угорского, финно-пермского происхождения, в каждом языке много слов образовалось и на основе собственного материала. Однако наряду с этим много слов перенято также из других языков; они образуют разные пласты в лексическом составе (довольно большой процент заимствовании относится к периферийным слоям лексики, что особенно характерно для поздних заимствований). Уже в уральский язык-основу перешло несколько индоевропейских (или близких к ним ранних индоиранских) и праиранских слов. Почти во всех У.я. выявляются заимствования старо-, средне- и новоиранского происхождения. Влияние тюркских языков наиболее ощутимо в лексике марийского, удмуртского, угорских и южносамодийских языков. Однако эти лексические единицы приобретены в разные периоды развития и свидетельствуют о разных языковых источниках; например, в венгерском обнаруживаются по меньшей мере три пласта тюркского происхождения: слова чувашского типа, воспринятые до прихода венгров в Венгрию, слова кипчакского характера, перенятые в XI-XIV вв. из языков половцев и печенегов, и, наконец, несколько слов турецкого происхождения, заимствованных в XVI-XVII вв. Большое значение имеют многочисленные слова славянского происхождения, которые большинством У.я. заимствованы из русского (а венгерским - главным образом из южнославянских языков). Из германских источников заимствования из немецкого языка характерны для венгерского и эстонского языков, из скандинавских (прежде всего из шведского) языков - для прибалтийско-финских и саамского. Кроме того, в У.я. в разном количестве проникли лексические элементы из других соседних (иногда и из несоседних) языков; наиболее многочисленны слова латинского, греческого и другого (восточного) происхождения в венгерском или слова, проникшие в прибалтийско-финские языки из балтийских и германских языков.
В нижеследующей таблице особенности У.я. отражены по наиболее существенным фонетическим, морфонологическим, морфологическим и синтаксическим параметрам. Несмотря на то что отмеченные схождения и расхождения в каждом случае имеют свои конкретные толкования, таблица может быть использована как общий обзор наиболее важных характеристик современных У.я.
 

Характеристика

Язык
саам. фин. эст. мари морд. коми удм. венг. манс. хан. нен. сельк.
Палатализация + ± ± - + + + + + + + +
Звонкие эксплозивные - - - + + + + + - - - -
Аффрикаты + - - + + + + + - + - -
Долготная оппозиция + + + - - - - + + - ± +
Дифтонги + + + - - - - - ± - - -
Гармония гласных - + - + ± - - ± - - - -
Умлаут, аблаут + - - - - - - - + + + -
Чередование ступеней согласных + + + - - - - - - - - -
Дв. число + - - - - - - - + + + +
Многофункциональный номинатив - - - - - - - ± + + + -
Генитив + + + + + + + - - - + +
Внешние / внутренние падежи - + + + + + + + - - - -
Посесс. суф. + пад. суф, - - 0 ± - ± ± + + + - -
Претерит на ś (+) / j (-) ± - ± ± ± - - - + + + +
Инфинитив на -ni (-ni̬) - - - - + + + - - - - -
Неопр./опр. спряж. - - - - + - - + + + + =
Пассив + + (+) - - - - ± + + - -
Конверсия - - - - + - - ± ± ± + +
Отриц. вспом. глагол + + + ± + + - - - + + -
Порядок слов SVO ± + + - + + ± ± - - - -
 

Литература

Историко-типологические исследования по финно-угорским языкам, М., 1978.
Майтинская К.Е Историко-сопоставительная морфология финно-угорских языков. М., 1979.
Основы финно-угорского языкознания. М., I - 1974; II - 1975; III - 1976.
Хелимский Е.А. Древнейшие венгерско-самодийские языковые параллели. М., 1987.
Языки народов СССР. Финно-угорские и самодийские языки. М., 1966. Т. III.
Auslerlitz R. L'Ouralien. La langage // Encyclopedic de la Plfiiade. Paris, 1968.
Collinder B. Survey of the Uralic languages. Stockholm, 1957.
Decsy Gy. Einftihrung in die finnisch-ugrische Sprachwissenschaft. Wiesbaden, 1965.
Donner O. Die gegenseitige Verwandtschaft der fmnisch-ugrischen Sprachen // Acta Societatis Scientiarum Fennicae. 1879. 11.
Hajdu P. Bevezetes az urali nyelvtudomanyba. 3 kiad. Budapest, 1976 (с библиографией).
Hajdu P. Az urali nyelv6szet alapkerdesei. Budapest, 1981.
Hajdu P., Domokos P. Urali nyelvrokonaink. Budapest, 1978 (с библиографией).
Havas F. A magyar, finn 6s az eszt nyelv tipologiai dsszehasonlftasa. Budapest, 1974.
Janhunen J. On the structure of the Proto-Uralic // Finmsch-ugrische Forschungen. 1981. 44.
Janhunen J. Uralilaisen kantakielen sanastosta // Journal de la Societe finno-ougrienne, 1981, 77.
Karhonen M. Die Entwicklung der morphologischen Methode im Lappischen // Finnisch-ugrische Forschungen. 1969, 37.
Korhonen M. tiber die struktural-typologischen Str6mungen (drifts) in den uralischen Sprachen // Congressus Quintus Fenno-Ugristarum. Turku, 1980, 1.
Sammalahli P. fiber die Laut- und Morphemstruktur der uralischen Grundsprache // Finnischugrische Forschungen, 1979, 43.
Tauli M. Structural tendencies in Uralic languages. The Hague, 1966.