Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

В. А. Плунгян

О КАТЕГОРИИ "ТЕМПОРАЛЬНОЙ ПОДВИЖНОСТИ" В АРМЯНСКОМ ЯЗЫКЕ

(Проблемы типологии и общей лингвистики. - СПб., 2006. - С. 115-124)


 
В настоящем докладе мы хотели бы обратить внимание на возможность выделения одного необычного типа грамматического противопоставления внутри элементов глагольной системы современного восточноармянского языка; мы предлагаем называть его категорией «темпоральной подвижности».
Словоизменительная морфология армянского глагола не раз описывалась в грамматиках и специальных работах, и та совокупность фактов, на которую мы опираемся, может считаться общепринятой. Однако при описании словоизменения всегда важно не только установление объема парадигмы и правил образования форм, но и то, что можно назвать грамматической интерпретацией этих форм; последнее же относится не столько к словоизменительной морфологии как таковой, сколько к грамматической семантике, и является гораздо менее изученной областью. Именно о проблемах, относящихся к этой области, и пойдет речь ниже. Собственно говоря, более точно тот сравнительно новый раздел грамматической семантики, к которому апеллирует настоящая работа, можно определить как типологию глагольных систем. Ее главной задачей является установление того, каким образом значения из Универсального грамматического набора могут выражаться и взаимодействовать друг с другом в рамках конкретных глагольных систем естественных языков.
Прежде чем пояснить, что имеется в виду под темпоральной подвижностью, кратко охарактеризуем некоторые важные для дальнейшего особенности устройства восточноармянской глагольной системы.
Одним из основных формальных противопоставлений внутри армянской глагольной парадигмы является противопоставление синтетических и аналитических форм; в диахроническом отношении существенно также, что аналитические формы (как это обычно имеет место в глагольных системах) почти все являются более новыми по происхождению и обнаруживают бóльшую вариативность по диалектам. Более древняя группа синтетических форм (существовавших уже в древнеармянском языке), в значительной степени сохранив свой звуковой облик и морфологическую структуру, подверглась, однако, значительным семантическим изменениям, сместившись из области видовременных форм индикатива в область косвенных наклонений. Исключением при этом оказалась единственная форма так называемого аориста (см. ниже), оставшаяся в системе форм индикатива, но сохранившая свой синтетический характер.
Другим важным исключением является небольшая группа из четырех стативных глаголов (основы arže- ‘стоить’, gite- ‘знать’, ka- ‘быть в наличии, иметься’, une- ‘иметь’), к которым примыкает нерегулярная бытийная связка e- (она же вспомогательный глагол, участвующий в образовании аналитических форм). Эта группа глаголов вообще не образует аналитических форм, сохраняя в качестве форм индикатива древние синтетические (из которых в их парадигме представлен только презенс и имперфект); тем самым, в морфологическом плане это типичная «реликтовая группа», не затронутая грамматической инновацией - явление, весьма распространенное в словоизменительной морфологии языков мира. Дальнейшие рассуждения, естественно, этих глаголов касаться не будут.
Аналитические формы состоят из вспомогательного глагола-связки e-, при котором выражаются граммемы времени и лица/числа субъекта, и из деепричастия основного глагола, выражающего (с помощью различных суффиксов) более тесно связанные с семантикой основы граммемы аспекта. Точнее - хотя в грамматическом плане вполне можно говорить о том, что система деепричастий в составе аналитических форм выражает различные противопоставления внутри категории аспекта - следует иметь в виду, что спектр значений аналитических форм в действительности является несколько более широким и может выражать, наряду с аспектуальными, как эвиденциальные, так и модальные значения. Всего можно выделить четыре формы аспектуальных (в определенном выше широком смысле) деепричастий - и, соответственно, четыре класса аналитических форм: имперфектив (суффикс -um), перфект (суффикс -el), результатив (суффикс -ac) и дестинатив (суффикс -lu). Каждое деепричастие сочетается с формами презенса и претерита связки, и таким образом, все четыре перечисленные аспектуальные граммемы имеют презентные и претеритальные серии личных форм.
Кратко поясним выбор названий для аналитических форм, поскольку не все они являются устоявшимися; в армянской грамматической традиции, как правило, используется другая терминология, в меньшей степени ориентированная на типологическую практику.
Имперфективные формы выражают два основных аспектуальных значения: дуративное (или значение актуальной длительности) и хабитуальное (или узуальное). Совмещение этих значений в рамках одного показателя - как известно, весьма типичное явление для аспектуальных систем многих языков мира. Презенс имперфектива (т. е. формы типа grum e ‘пишет’) является наиболее частотной формой, выражающей настоящее время как таковое. Претерит имперфектива (т. е. формы типа grum ēr ‘писал’) в традиционных грамматиках обычно называется имперфектом, что в данном случае вполне оправдано: в грамматической типологии под имперфектом наиболее целесообразно понимать глагольную форму прошедшего времени, совмещающую аспектуальные значения актуального и узуального типа.
Формы перфекта и результатива выражают настоящее и прошедшее время соответственно перфекта и (субъектного) результатива. Семантика результатива более конкретна и сводится к утверждению о существовании в момент речи (или некоторый момент в прошлом) естественного (лексикографически детерминированного) результата ситуации. Эта форма (более позднего происхождения, чем перфект) образуется преимущественно от глаголов, обозначающих предельные процессы, и является в современном восточноармянском языке относительно слабо грамматикализованной (не случайно в традиционных описаниях наблюдаются определенные колебания по поводу включения ее в инвентарь грамматических форм).
Перфект, помимо собственно перфектного значения «слабого» результатива (‘ситуация, имевшая место в прошлом, но релевантная в момент речи’), употребляется также в эвиденциальных контекстах широкого типа, описывающих ситуации, не засвидетельствованные говорящим лично, т. е. выражающих инферентивное (‘говорящий предполагает, что ситуация имело место, на основании наблюдаемого им результата’) или ренарративное (‘говорящему известно о ситуации с чужих слов’) значение. Как известно, наличие форм глагола, совмещающих перфектное значение с эвиденциальным - яркая ареальная черта обширной группы языков Старого Света, включающей болгарский, ряд иранских, индоарийских, тюркских, дагестанских, картвельских и других языков. В западноармянском процесс грамматикализации результативных форм зашел несколько дальше по сравнению с восточноармянским, и форма, этимологически соответствующая восточноармянскому результативу, является перфектом, а когнат восточноармянского перфекта (форма с суффиксом -er) - несовмещенным эвиденциальным показателем. Подробнее о специфике восточно- и западноармянских форм перфектно-результативной семантики см. многочисленные работы Н. А. Козинцевой и некоторых других исследователей.
Наконец, формы дестинатива обозначают ситуацию, наступление которой в описываемый момент времени представляется говорящему неизбежным в силу внешних обстоятельств (для этого сравнительно редкого значения Е. С. Масловой был недавно предложен термин «провиденциалис»). Презенс дестинатива (формы типа grelu e ‘должен писать, будет вынужден писать’) является одним из функциональных эквивалентов будущего времени, однако с сильным модальным оттенком (здесь можно говорить о выражении деонтической модальности). Ряд особенностей употребления сближают дестинатив с аспектуальной формой проспектива (представленной, например, в английских конструкциях be going to): проспектив, как и дестинатив, также вводит в рассмотрение ситуацию, еще не состоявшуюся в описываемый момент, но наступление которой высоковероятно. Таким образом, значение дестинатива, в сущности, не так далеко от аспектуальной семантической зоны, а именно, от показателей подготовительной фазы ситуации.
Итак, четыре серии аналитических форм, несмотря на несколько различную степень грамматикализации (самую значительную у имперфектива и перфекта, меньшую - у дестинатива и особенно результатива) в совокупности образуют стройную систему форм - ядро индикативной парадигмы. Помимо этих форм, в систему индикатива входит еще синтетическая форма аориста, обозначающая, в полном соответствии со своим названием, перфективные ситуации, относящиеся к прошлому и не имеющие (в отличие от перфекта) связи с настоящим; формы аориста в определенных контекстах в принципе могут выражать и дополнительный эвиденциальный компонент (также в отличие от перфекта) личной засвидетельствованности говорящим описываемых событий.
Морфологически, образование аориста достаточно сильно отличается от образования всех остальных форм глагольной парадигмы, так что формы аориста резко выделяются на фоне других и легко опознаются. Это происходит благодаря тому, что аорист фактически маркируется в словоформе одновременно несколько раз. Аорист всегда имеет особый суффикс (который бывает двух видов). Далее, аорист имеет особый набор личных окончаний, отличающихся от окончаний других синтетических парадигм (т. е. презенса и претерита конъюнктива, см. ниже) в формах единственного числа (у форм множественного числа окончания всегда одинаковы). Наконец, у многих глаголов аорист образуется от особой основы, которая может быть в том числе и супплетивной.
Все прочие синтетические формы принадлежат различным косвенным наклонениям, система которых в современном восточноармянском достаточно богата. К косвенным наклонениям относится, во-первых, унаследованный от древнеармянского императив, который представлен только формами 2-го лица, имеющими особые окончаниями (побуждение, относящееся к 1-му или 3-му лицу, выражается в армянском формами других косвенных наклонений). Центральным элементом системы косвенных наклонений является так называемый конъюнктив, обладающий широким набором функций - он употребляется как для оформления зависимых предикаций, так и в независимых предложениях с оптативной и директивной семантикой, а также в протасисе условных конструкций. Морфологически различается презенс и претерит конъюнктива - именно эти формы исторически восходят к древнеармянскому презенсу и имперфекту индикатива (т. е. к индикативным формам имперфективной серии, замещенными в современном армянском аналитическими формами с деепричастием на -um).
Презенс и претерит конъюнктива образуются с помощью особых наборов личных окончаний (соответственно, презентного и претеритального, совпадающих во множественном числе); формы претерита имеют также суффиксальный показатель -i- во всех лицах, кроме 3-го ед.
Далее, в системе косвенных наклонений выделяется так называемый кондиционалис, морфологически образуемый присоединением префикса k(ə)- к формам презенса и претерита конъюнктива; во многих современных диалектах (и в том числе в западноармянском) именно эта форма (или ее диахронические продолжения) занимает нишу имперфективных форм индикатива. Семантически, конечно, говорить об образовании кондиционалиса «от» конъюнктива, как это делается в ряде практических грамматик, никаких специальных оснований нет: эта форма употребляется в аподосисе условных конструкций для выражения реального или гипотетического следствия, а также для выражения (вероятного) будущего.
Такова, в самых общих чертах, структура армянской глагольной парадигмы. Представляет интерес то, какие нетривиальные следствия для описания грамматической семантики армянских глагольных форм можно извлечь, анализируя некоторые формальные особенности устройства этой парадигмы. К рассуждениям на эту тему мы и переходим.
Как уже было сказано, одним из основных формальных противопоставлений внутри глагольной парадигмы, сформировавшимся при переходе от среднеармянского периода к современному, является противопоставление аналитических и синтетических форм. Возникает естественный вопрос - не стоит ли за этим формальным противопоставлением, столь важным для армянской глагольной системы, и некоторого семантического различия между синтетическими и аналитическими формами? Определенная тенденция такого рода, безусловно, просматривается, но однозначно определить, какое именно семантическое противопоставление здесь выражается, не так просто.
На первый взгляд, утверждение о том, что аналитические формы связаны с индикативом, а синтетические - с косвенными наклонениями (такое или сходное утверждение, эксплицитно или, чаще, имплицитно делалось во многих традиционных описаниях), может представляться близким к истине. Проблема, однако, состоит в том, что само понятие «косвенного наклонения» не обладает положительным содержанием - оно, скорее, называет класс, сформированный по отрицательному принципу. Для типологически ориентированного описания апелляция к таким «структурным» классам, вообще говоря, не очень информативна.
Попробуем взглянуть чуть пристальнее на два класса форм армянской глагольной парадигмы; их названия воспроизведены в Таблице 1.
Система, представленная в Таблице 1, достаточно интересна. Легко видеть, что разбиение на два класса не связано прямо ни с противопоставлением индикатива и косвенных наклонений (этому противоречит, с одной стороны, наличие синтетической формы аориста индикатива и, с другой стороны, наличие модального компонента у форм перфекта и особенно дестинатива), ни с противопоставлением «старых» и «новых» по происхождению форм (этому противоречит, например, аналитический характер перфекта, существовавшего уже в древнеармянский период).

Таблица 1. Аналитические и синтетические формы армянского глагола

АНАЛИТИЧЕСКИЕ ФОРМЫ
СИНТЕТИЧЕСКИЕ ФОРМЫ
Имперфектив (презенс и претерит) Аорист
Перфект (презенс и претерит) Императив
Результатив (презенс и претерит) Конъюнктив (презенс и претерит)
Дестинатив (презенс и претерит) Кондиционалис (презенс и претерит)
 
Наиболее точная корреляция между противопоставлением синтетических и аналитических форм связана, по-видимому, с выражением категории времени. Именно граммемы категории времени выражаются аналитическим показателем (формами вспомогательного глагола). Соответственно, к аналитическим относятся те глагольные формы, которые допускают противопоставление по времени - можно назвать их темпорально подвижными. С другой стороны, к синтетическим относятся те глагольные формы, на которых либо противопоставление по времени вообще не определено (таковы формы косвенных наклонений, граммемы «времени» у которых, как известно, прямо не связаны с соотнесенностью с моментом речи), либо их временная референция фиксирована (таковы императив и аорист, во временном плане жестко связанные с будущим resp. прошлым). У глагольных форм с фиксированной временной референцией отсутствует самостоятельный морфологический показатель времени: временная соотнесенность выражается в них кумулятивно с аспектуальной или модальной граммемой.
Таким образом, в каком-то смысле можно говорить, что в системе армянских глагольных форм находит формальное выражение достаточно необычная категория «темпоральной подвижности». Она противопоставляет формы, допускающие в равной мере обозначение как презентных, так и претеритальных ситуаций, и формы, не допускающие смены временной референции (либо вообще не имеющие таковой). Интересно, что семантической основой для вхождения в класс темпорально подвижных форм оказывается способность обозначать презентные ситуации: если такая возможность существует, то глагольная форма имеет и претеритальную референцию (смещенную в прошлое относительно презентной); если же презентная интерпретация у формы невозможна, то, как легко убедиться, отсутствует и темпоральная подвижность. Данное свойство представляется возможным отождествить с так называемой актуальностью, т. е. способностью выражать ситуации, происходящие непосредственно в момент речи. А в этом случае правило распределения синтетических и аналитических глагольных форм можно сформулировать проще: граммемы, в принципе способные обозначать актуальные ситуации, выражаются в составе аналитических форм, тогда как граммемы, по тем или иным причинам исключающие актуальную интерпретацию, выражаются в составе синтетических форм.
Хотя, подчеркнем еще раз, противопоставление темпорально подвижных (актуальных) и неактуальных глагольных форм представляется нам достаточно необычным и, так сказать, идиосинкратичным, тем не менее одна типологическая параллель здесь кажется полезной. Это глагольная категория реальности ситуации, также состоящая из двух граммем, которые принято называть «реалис» и «ирреалис». Категория реальности ситуации обычно разбивает глагольную систему на два класса форм, один из которых выражает принадлежность ситуации к реальному миру (миру происходящих актуально или произошедших в прошлом событий), тогда как другой, соответственно, отрицает эту принадлежность.
Противопоставление реальных и ирреальных форм может опираться на различные семантические стратегии, поэтому в разных языках объем и состав реальных и ирреальных форм могут не совпадать. Наряду с формами, интерпретация которых всегда оказывается в языках с грамматическим маркированием реальности ситуации одинаковой, существуют формы, в одних языках маркируемые как реальные, а в других - как ирреальные. Таковы, например, формы императива и хабитуалиса: в них есть признаки обоих классов ситуаций. Императив обозначает ситуацию, не принадлежащую к реальному миру, но такую, относительно которой у говорящего есть твердая уверенность в том, что ее реализация возможна и будет осуществлена в ближайший временной отрезок после момента речи. С другой стороны, хабитуалис обозначает не столько реальную ситуацию, сколько абстрактную способность или склонность субъекта к совершению действия: он выражает скорее суждение говорящего о свойствах мира, чем описание конкретной наблюдаемой ситуации в реальном мире. Подобная двойственность хорошо объясняет существование в языках мира императивов с показателем реалиса и хабитуальных форм с показателем ирреалиса (хотя встречается, разумеется, и иной тип маркирования этих форм).
В свете сказанного сопоставление выделенной нами категории «темпоральной подвижности» и категории реальности ситуации может представлять интерес, поскольку стратегии приписывания глагольным словоформам граммем этих двух категорий кажутся во многом сходными. Сходство это становится в особенности заметным, если принять во внимание роль признака актуальности в правилах выбора граммем как той, так и другой категории. Как уже было сказано, «темпорально подвижными» оказываются именно те глагольные категории, которые способны (по крайней мере, в части граммем) выражать семантику актуальности; но, с другой стороны, актуальность является одним из наиболее существенных факторов, определяющих маркирование глагольной формы как «реальной». Таким образом, категорию темпоральной подвижности, вообще говоря, можно рассматривать как одну из нестандартных разновидностей категории реальности ситуации - нестандартной как в плане содержания (противопоставление граммем, допускающих и не допускающих актуальное употребление), так и в плане выражения (противопоставление аналитических и синтетических форм глагола).
 

Источник текста - сайт Института лингвистических исследований.