(Индоевропейское языкознание и классическая филология - XIII (чтения памяти
И. М. Тронского). Материалы международной конференции. - СПб., 2009. - С. 160-163)
Стихотворение Горация, известное у нас под названием «Памятник», подводит
итог его лирической деятельности за семь лет и завершает сборник из трех книг
од, изданный самим поэтом в 23 г. до н. э.
Весь сборник в целом и каждая книга в отдельности имеют тщательно продуманную
композицию. Так, малый асклепиадов стих, которым написан «Памятник», использован
лишь в оде, открывающей первую книгу. В обоих стихотворениях Гораций говорит
о себе и своей поэзии. Если ода 1, 1 служит прологом к сборнику, то ода 3, 30
- эпилогом к нему.
Ода 1, 1 обращена к другу и покровителю Горация римскому сановнику Гаю Меценату,
к нему обращается поэт и в заключительном стихотворении второй книги (2, 20),
в котором он в образной форме предсказывает свое литературное бессмертие. Все
три оды (1, 1; 2, 20; 3, 30) написаны, по всей видимости, в последнюю очередь,
когда сборник готовился к публикации.
Во вводном и заключительном стихотворениях третьей книги на первое место выдвинуто
сказуемое, выраженное глаголом в первом лице единственного числа (odi и exegi
соответственно), что указывает на внутреннее единство этой книги.
Казалось бы, такое стихотворение, как «Памятник», уже давно ставшее хрестоматийным,
не должно вызывать вопросов. Но это далеко не так. Небольшое по объему - всего
16 строк, так что каждое слово в нем на вес золота, - оно, понятное по своей
сути, в ряде случаев ставит комментатора в тупик. Попробуйте, например, объяснить,
почему в нем, в котором всего 82 слова, три из них однокоренные: impotens, possit,
potens, причем первые два стоят рядом, что не может не обращать на себя внимания.
Почему Гораций в словосочетании Aquilo impotens не воспользовался каким-нибудь
синонимом для прилагательного impotens, тем более что оно допускает два различных
истолкования: «неистовый» и «слабый»? К примеру, furens - вполне подходящий
эпитет для ветра. В конце концов, чтобы избежать двусмысленности, можно было
использовать potens, стоящее в стихе 12 в такой же метрической позиции, что
и impotens в стихе 3. В этом случае и элизия - Aquil(o) - не потребуется.
Несмотря на то, что оды отличает повышенная содержательность и тщательный
отбор слов - сам поэт сравнивает себя с пчелой, которая с величайшим трудом
собирает с цветов мед (Carm. 4, 2, 27-32), - в «Памятнике» Гораций не очень-то
и экономен (ср. Sat. 1, 4, 11-12; 1, 10, 8-9; 72-75) и иногда дважды говорит
об одном и том же. Например, в стоящих рядом словосочетаниях annorum series
и fuga temporum (стих 5) и в том, и в другом речь идет о времени. Да и в следующих
стихах 6-7, сказав non omnis moriar, Гораций тут же повторяет это утверждение,
правда, уже в эвфемистической форме multaque pars mei vitabit Libitinam. И наконец,
указав парафрастически место своего рождения qua violens obstrepit Aufidus (стих
10), он прибавляет et qua pauper aquae Daunus agrestium regnavit populorum (стихи
11-12), хотя уже из первого предложения понятно, что здесь имеется в виду Апулия.
К тому же определение pauper aquae «бедный водой» плохо согласуется с предыдущим
высказыванием violens obstrepit Aufidus «бурный шумит Ауфид». Обычно Гораций
упоминает или о засушливости Апулии (siticulosae Apuliae - Epod. 3, 16, ср.
Sat. 1, 5, 77-78) или о неистовости Ауфида (Aufidus acer - Sat. 1, 1, 58, ср.
Aufidum longe sonantem - Carm. 4, 9, 2), который угрожает затопить поля (Carm.
4, 14, 25-28); о том и другом вместе он говорит лишь в разбираемой оде.
Причастие violens в стихе 10 означает, по сути, то же самое, что в стихе 5
- «неистовый». Возможно, Гораций хотел таким образом провести параллель между
ветром и рекой: как неистовый Аквилон не может разрушить памятник, созданный
поэтом, так бурный Ауфид не в состоянии насытить водой засушливую Апулию.
Впрочем, более вероятной представляется связь между impotens и potens (стих
12), и связь эта не по сходству, а по противоположности: если impotens non possit
diruere, то ex humili potens deduxisse. Конечно, это возможно лишь при условии,
что определение potens относится к самому Горацию, а не к Давну, что грамматически
вполне корректно.
Словосочетание ex humili potens имплицитно должно напомнить слушателям о Меценате,
благодаря которому Гораций смог изменить свое незавидное положение и войти в
высшие круги римского общества.
Уже в сатирах Гораций с гордостью заявлял о том, что ему выпала честь называться
другом Мецената, его - сына отпущенника (трижды повторяет он: Sat. 1, 6, 6;
45; 46, ср. 21; 64; 91 и 130-131) - приблизил к себе потомок этрусских царей
(Carm. 3, 29, 1). «Меня, сына бедных родителей, ты, милый Меценат, принял в
свой дом» (Carm. 2, 20, 5-7). Он благодарен Меценату за подаренное им сабинское
имение, где всё располагает к поэзии (Carm. 1, 22, 9-11; 4, 3, 9-12). «Твоя
щедрость более чем достаточно одарила меня», - говорит он в адресованном Меценату
эподе (Epod. 1, 1, 31-32). «Меня не гнетет тяжелая бедность, и пожелай я еще,
ты не откажешь мне» (Carm. 3, 16, 37-38). «Ты сделал меня обеспеченным» (tu
me fecisti locupletem), - скажет он в послании к Меценату (Epist. 1, 7, 15).
Вот почему Гораций может заявить о себе ex humili potens. А он еще и знаменитый
поэт. Скоро римская молодежь причислит его к своим лучшим избранникам (Carm.
4, 3, 13-16), на улицах будут показывать на него пальцами (Carm. 4, 3, 22, ср.
Epist. 1, 19, 34). И во всем этом немалая доля заслуги Мецената, о чем Гораций
не устает с благодарностью повторять, называя его «своей защитой и честью» (praesidium
et dulce decus meum - Carm. 1, 1, 2), «украшением и опорой в жизни» (mearum
grande decus columenque rerum - Carm. 2, 17, 3-4).
Но вернемся к нашей оде. За словосочетанием ex humili potens (стих 12) следует
прилагательное princeps (стих 13), которое может выполнять здесь разную синтаксическую
функцию и потому допускает три толкования: 1) как предикатив к deduxisse - «я
первым переложил эолийскую песню»; 2) как определение, согласованное с аккузативом
существительного carmen - «первой (т. е. в первую очередь) я переложил эолийскую
песню»; 3) как часть приложения princeps ex humili potens «я, первый (в Апулии)
возвысившийся из низкого состояния, переложил эолийскую песню».
Первое, общепринятое, толкование не соответствует действительности, так как
Гораций не был первопроходцем в переложении эолийской песни на италийский лад.
Второе толкование похоже на частное замечание о последовательности, в которой
поэт приспосабливал к латинским размерам ритмы греческих лириков. Самым приемлемым
является третье толкование: я, первый из апулийцев возвысившийся из низкого
состояния, переложил песни греческих лириков на италийский лад.
Было бы странно, если бы Гораций в заключительном стихотворении сборника не
вспомнил о своем благодетеле Меценате. И стихи qua obstrepit Aufidus… ex humili
potens princeps призваны напомнить о нем.
И это еще не все. Завершают оду два императивных предложения (стихи 14-16):
Sume superbiam
Quaesitam meritis et mihi Delphica
Lauro cinge volens Melpomene comam.
Возникает вопрос, обращается ли поэт, говоря sume и cinge, к одной Мельпомене
или в первом случае подразумевает кого-то другого, ведь вокатив Melpomene стоит
лишь после cinge? И если это не Мельпомена, то кто?
В отличие от лирика Катулла, для которого обычным является обращение к самому
себе, для Горация характерно обращение к собеседнику. Этот диалогический элемент
уже присутствовал в его сатирах. Конечно, Гораций, подобно Катуллу, мог обратиться
и к себе: «гордись! ведь для этого у тебя есть все основания!». Но это и так
вытекает из предыдущих стихов оды - глагольных форм первого лица: exegi monumentum,
non omnis moriar, crescam laude recens, dicar - так что, скорее всего, он обратился
бы здесь к своему потенциальному слушателю, в первую очередь к тому, кто был
ему особенно дорог, а это, как мы знаем, - Меценат.
«Преисполнись, Меценат, гордостью, - говорит Гораций, - она заслужена
и тобой тоже, а ты, Мельпомена, увенчай меня венком». Это полностью согласуется
с высказанным в последних стихах вводной оды желанием Горация, чтобы Меценат
причислил его к лирическим певцам (si me lyricis vatibus inseres - Carm. 1,
1, 35). Имя Мецената могло быть не названо потому, что современникам поэта было
хорошо понятно, к кому обращен этот призыв апулийца.
Многое в одах Горация допускает различные истолкования, то ли предусмотренные
самим поэтом, то ли вызванные нашим незнанием каких-то моментов. Не исключено,
что при живом исполнении, которое для нас утрачено навсегда, интонация, фразовое
и логическое ударения устранили бы всякую двусмысленность.
Догадки по поводу этого стихотворения, неожиданные, спорные, иногда фантастические,
будут появляться всегда, но на сложившееся в литературе понимание горациевского
«Памятника» они уже никак не повлияют.
