Н. Хомский
НЕСКОЛЬКО МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ ЗАМЕЧАНИЙ О ПОРОЖДАЮЩЕЙ ГРАММАТИКЕ
(Вопросы языкознания. - М., 1962. - № 4. - С. 110-122)
Примечания
1. A. Hill, Grammatically, «Word», XVII, 1, 1961 (далее - G); R. Jakobson, Boas' view of grammatical meaning, «American anthropologist», LXI, 1959 (далее - BVGM); Bolinger, Linguistic science and linguistic engineering, «Word», XVI, 1960 (далее - LSLE).
2. Особенно в отношении моей работы «Syntactic structures» ('s-Gravenhage, 1957; далее - SS).
3. Многое из того, что говорится в данной статье, является пересказом моих замечаний, сделанных ранее в SS или в «A transformational approach to syntax» [«Proceedings of the III Texas conference on problems in the analysis of English», ed. by A. A Hill - в печати (далее - TAS)].
4. В своей работе LSLE Болинджер различает
два подхода к лингвистическому описанию: «ориентированный на данные» (data-oriented)
и «ориентированный на модель» (model-oriented). Смысл этого различения, по
Болинджеру, заключается в том, что при исследованиях, ориентированных на модель,
менее принимаются во внимание факты языка как такового. Основное различие
описываемых Болинджером подходов, по моему мнению, в том, что при использовании
метода, «ориентированного на данные», ограничиваются обычно рассмотрением
узкого круга непосредственно доступных фактов; при применении этого метода
не делается попытки точно сформулировать какие-либо более глубокие обобщения.
В этой связи следует помнить, что даже самый ограниченный ряд эксплицитно
сформулированных рекурсивных (итеративных) правил в действительности может
охватить намного больше фактов, чем самое огромное собрание примеров, произведенное
на основе метода, «ориентированного на данные». Ниже мы вернемся к этому вопросу.
5. В одном месте своих «Methods in structural linguistics» (Chicago, 1951) З. Харрис считает это «главнейшей задачей работы в области дескриптивной лингвистики». Позднее, однако, он замечает (стр. 372), что «анализ приводит к формулировкам, которые дают возможность синтезировать, или диагностировать, высказывания на данном языке». Именно этот ряд формулировок я называю грамматикой, хотя я не уверен, что последнее из цитированных утверждений в настоящее время оправдано (т. е. что какие-либо известные процедуры дают возможность получить адекватную грамматику). Однако это другой вопрос. Здесь мне важно было только показать различие в целях при указанных подходах.
6. В грамматиках того типа, который изучается в SS, часть структурного описания последовательности фонов представляет собой их репрезентацию на уровне структуры фразы. Это достигается посредством ряда абстрактных цепочек, которые можно эквивалентно представить в виде дерева с маркированными узлами (подробнее см. SS и приводимую там литературу). Полностью отмеченными предложениями, порождаемыми грамматикой, являются те, которые репрезентируются деревом, на вершине которого имеется лишь один узел S (где S является особым начальным символом структурной грамматики, лежащей в основе построения таких предложений). Трансформационные правила важны также при репрезентации фразовой структуры, хотя вопрос о том, как это делается, еще удовлетворительно не разрешен. См. мою «Logical structure of linguistic theory» (1955 - мимеогр. изд.; далее LSLT), выдержкой из которой является SS, а также «On the notion "rule of grammar"» («Proceedings of the Symposia on applied mathematics», XIII, 1961).
7. T е. предложениям, не порожденным непосредственно, все же можно приписать определенную степень грамматической отмеченности и дать структурное описание, показывающее их соотношение с непосредственно порожденными предложениями. Специальная глава LSLT посвящена этому вопросу, который бегло разбирается также в SS (сноски 2 и 7 главы V). Ниже (§ 5) мы возвратимся к этой проблеме.
8. См. Ch. Hockett, Two models of grammatical description, «Word», X, 1954 (перепечатано в сб. «Readings in linguistics», ed. by M. Joos, Washington, 1957); см. также Сh. Hockett, A note on «structure», UAL, XIV, 1948 (также перепечатана в «Readings...»).
9. Например, TAS, которая в большой мере является выдержкой из книги Р. Б. Лиза «Grammar of English nominalizafcions» (Baltimore, 1960; далее - GEN).
10. Теорию порождающих грамматик, естественно, можно рассматривать как описание некоторых главнейших навыков, наблюдаемых при усвоении языка ребенком. Подробнее см. мою работу «Explanatory models in linguistics» («Proceedings of the International congress on logic, methodology and philosophy of science», ed. by P. Suppes, August, 1960 - в печати).
11. За некоторыми очень небольшими исключениями
(например, в отношении флективных парадигм традиционного типа). При наличии
списка лексических элементов парадигма дает точные указания для построения
ряда флективных форм определенной протяженности. Ясно, однако, что это не
представляет решающего значения.
Как раз на синтаксическом уровне интуитивный характер грамматических описаний
и недостатки таких описаний становятся особенно очевидными, ибо именно здесь
данные нельзя уместить в список определенного размера. Мне представляется,
однако, что ввиду интереса современных лингвистов именно к инвентарю элементов,
а не к грамматическим правилам, некоторые важные аспекты фонологии вышли из
сферы лингвистического исследования, например вопросы типа разбираемых ниже.
Дальнейшие замечания об этом см. в EML, а также в кн.: М. Halle, N. Chomsky,
Sound pattern of English (в печати, далее - SPE).
12. В SS я отметил некоторые исключения из этого. В частности, правила Харриса для перехода от морфем к высказываниям можно истолковать как модель порождающей грамматики, а предложенная Хоккетом модель (в соответствии с теорией Маркова) была специально построена в качестве порождающей грамматики предложений.
13. Чтобы избежать возможных недоразумений, отметим, что данные этого рода релевантны для определения качества грамматики и грамматической теории. Эти данные, однако, не должны использоваться для построения пли выбора того или иного вида грамматики в том плане, как ото вытекает из теории лингвистической структуры. Указанное различие является основным (подробнее см. SS и EML). Так, можно построить общую теорию лингвистической структуры, которая окажется настолько эффективной, что даст возможность посредством определенных данных о языке [ограниченных в рассматриваемом контексте а), б), в)] создать порождающую грамматику этого языка, т. е. получить как раз те данные, которыми располагает ребенок при усвоении языка. Такая процедура является разумной, если целью изучения порождающей грамматики является построение модели определенного рода для изучения языка. Однако при оценке того, насколько указанная теория изучения языка соответствует реальной языковой практике, неизбежно придется принять во внимание данные г), д), е ) .
14. См. N. Chomsky, M. Halle, F. Lukoff, On accent and juncture in English, сб. «For Roman Jakobson», The Hague, 1956. Новая упрощенная и обобщенная трактовка этого материала в связи с общим изучением фонологических процессов содержится в SPE. Частично эти мысли можно найти в EML и (в более раннем варианте) в моем докладе на IV Техасской конференции (1959).
15. Лингвисты обычно мало занимались этим подходом к языковым данным. Так, даже в отношении 16), для проверки которого был предложен очень хороший эксперимент (опыт 3. Харриса со спаренными высказываниями; см.: Z. Harris, указ. соч., стр. 32 и сл.), в лингвистической литературе нет ни одной работы, посвященной объективной оценке результатов этого опыта, несмотря на тот факт, что отношение совместимости (одинаковости - различия) признаков высказывания считалось (после публикации «Postulates» Блумфилда) краеугольным камнем структурной лингвистики. Нет сомнения, что этот эксперимент (в том виде, в каком он обычно описывается) часто не дает правильных результатов. Были предложены некоторые пути его совершенствования (например, в SS, стр. 96), но они не были систематически изучены.
16. В определенной мере, конечно, теоретические исследования или практические эксперименты могут привести нас к необходимости отвергнуть первоначальные данные как нерелевантные или неверные. Можно полагать, что в результате систематических исследований можно усовершенствовать наше понимание того, что является естественными границами данной дисциплины и изучение каких явлений может помочь углублению анализа языковой структуры.
17. Ряд неудачных попыток найти нужный эксперимент
в конце концов может поставить под сомнение имеющиеся фонетические данные,
хотя трудно сказать, когда это оправдано. Так, мы можем обнаружить следующее:
то, что фонетист воспринимает как уровень ударения, определяется частично
не акустическими закономерностями, а идеальной моделью ударения, которая приписывается
высказыванию правилами порождающей грамматики (т. е. фонетист может «слышать»
нечто, отсутствующее в полном объеме в звуковой волне, но предусмотренное
грамматической структурой звуковой волны, природу которой фонетисту удалось
в определенной мере осознать). Мне представляется, что это полностью не исключено
в отношении уровней ударения (ср. SPE).
Подобным же образом ряд неудачных попыток получить суждение о том, что 2 и
5 значительно отличаются в определенном отношении от 3 и 4, в конце концов
может поколебать нашу уверенность в правильности того или иного суждения,
по крайней мере у некоторых говорящих. Вполне допустимо, как мне кажется,
что некоторые говорящие на английском языке не осознают разницу между 2 и
5 и подобными им примерами, с одной стороны, и 3, 4 (или tall the man cigar
the smoked black «высокий the человек сигара the курил черный» с любой
интонацией; ср. G, сноска 4) и т. д., с другой. Такой человек, если он существует,
будет иметь не больше успеха в изучении синтаксиса, чем глухой в качестве
фонетиста.
18. Очевидно, Хилл придерживается мнения,
что я предложил эти эксперименты как общий критерий грамматической отмеченности
или степени грамматической отмеченности. Однако это неверно. С самого начала
я разъяснил в SS (стр. 13 [418]), что не предлагаю какого-либо общего эксперимента
на поведение. Я утверждал (мимоходом при обсуждении порядка аппроксимации,
стр. 16 [419]), что говорящий на английском языке будет рассматривать 3, а
не 2 как последовательность несвязанных слов, произнося каждое из них с интонацией
законченного целого. При этом говорящий легче вспоминает 2, чем 3, и легче
заучивает первый из этих примеров, несмотря на то, что оба они являются для
него новыми. Я старался не вводить читателя в заблуждение относительно возможности
того, что мои замечания могут представить общий критерий грамматической отмеченности
(так, эти замечания неприменимы в случаях 4 и 5). Позднее, на стр. 35-36 [441]
я сделал несколько дополнительных замечаний о фонетических признаках, связанных
с отклонением высказывания от грамматической отмеченности, причем вовсе не
указывал какого-либо общего операционного критерия.В самом деле, мне вообще
неизвестны такие критерии.
Между положениями SS и результатами Хилла имеется лишь один разнобой, а именно
следующий: в отличие от меня, Хилл обнаружил, что его информаторы не произносили
каждое слово в 3 с интонацией закопченного целого. Этому, однако, не следует
удивляться. В экспериментах, которые проводил Хилл, соответствующие инструкции
и установки могут иметь значительное влияние на ответы информаторов. Именно
поэтому, между прочим, ни мои замечания, ни комментарии Хилла нельзя серьезно
считать описанием процедуры эксперимента. Вывод о «статистической надежности»
(G, стр. 7) в связи с такими ни к чему не обязывающими замечаниями показывает
лишь непонимание того, что является серьезным научным экспериментом. Во всяком
случае вопрос о том, как читается определенная последовательность слов 3 (ведь
речь идет только об этом), не представляет такой важности, чтобы по нему можно
было проводить длительную дискуссию.
19. Это особенно отмечается в работе: Maclay, Sleator, Responses to language. Judgements of grammaticalness, UAL, XXX, 1960, стр. 281. Опыты указанных авторов, очевидно, дали лучшие и более релевантные результаты, чем те, которые описывает Хилл. В своей работе «Language, purposive behavior and evolution» (1958, мимеогр. изд.) Э. Леннеберг описывает опыт по проверке грамматической отмеченности примера 2, а также предложений, получаемых при произвольных перестановках слов в этом примере. Опыт Леннеберга, проводившийся со студентами Массачусетского технологического института, предварительно получившими соответствующие инструкции (указанные в его работе), дал ожидаемые результаты, полностью совпадающие у всех информаторов.
20. Следует отметить, что этот эксперимент (в том виде, в каком он был проведен) пока не оказался полезным. Так, он не дает возможности ответить на вопрос, какое из двух предложений (the child is sleeping, the child seems sleeping «ребенок спит, ребенок кажется спящим») следует отвергнуть как отклоняющееся от правильного построения. Далее, этот опыт не позволяет, как мне кажется, делать обобщения о таких различиях, как 2-3, Возможно, однако, что этот опыт поддается усовершенствованию. Вообще указанный эксперимент следует рассматривать как один из целой серии опытов, на основе которых, возможно, удастся дать определенную характеристику грамматической отмеченности.
21. Особенно см. М. Halle, Sound pattern of Russian, The Hague, 1960. Этот вопрос является центральным также в моем «Transformational basis for syntax» («Proceedings of the IV Texas conference...», ed. by A. A. Hill - в печати). Та же проблема обсуждается в одном из разделов TAS.
22. Очевидно, мое замечание в SS привело Хилла к заключению, что трансформационная грамматика имеет дело прежде всего с графикой, а не с речью. Это замечание следующее: «В прошлом языковом опыте говорящего слова whale "кит" и of могут иметь одинаковую (т. е. нулевую) частотность появления в контексте I saw a fragile - "я видел хрупкого - ", и все же говорящий немедленно заявит, что лишь первая из этих подстановок приводит к грамматически правильному предложению» (стр. 16 [419]). Смысл указанного замечания сводился к тому, что оценка правильности построения предложений не может основываться на статистическом порядке аппроксимации. Это вполне очевидно и вряд ли заслуживает большего внимания, чем уделено в моем беглом замечании. Правда, приведенная формулировка требует определенной квалификации читателя. То же можно было бы сформулировать и иначе. Так, можно было бы сказать, что в контексте Σ (где Σ представляет собой фонетическую транскрипцию I saw a fragile, произнесенного с законченной интонацией и т. д.) /weyl/ будет истолковано как знакомый лексический элемент whale, /əv/ с ударением 4 будет отвергнуто, а с ударением 1 либо рассмотрено как новый незнакомый лексический элемент, или как форма цитаты of. Очевидно, к этому можно добавить и другие оттенки значения. Мне кажется, однако, что точность и строгость анализа более полезны не в разборе подобных вопросов, а в других областях.
23. Хилл, напротив, считает, что 7, а не 6 могло бы быть строкой современной поэзии (G, стр. 4). Как Хилл, так и Якобсон ссылаются на письменный язык поэзии для доказательства этих (противоположных) тезисов. Однако вопрос о том, встречается ли последовательность слов в стихе, не имеет никакого значения, ибо совершенно ясно, что отклонение от правил построения не только терпимо (как в прозе, так и в поэзии), но может с успехом применяться как стилистический прием (ниже мы вернемся к этому вопросу). Следует отметить, что наше замечание никак не является новым наблюдением; ср., например, Empson, Seven types of ambiguity (Meridian), стр. 34: «Требования стихотворного размера дают возможность поэту употребить слова и выражения, не являющиеся обычными в разговорной речи, так что в этих случаях читатель должен вспомнить и сопоставить различные сходные образования в разговорном языке, оценивая вероятность каждого из них в зависимости от их близости к рассматриваемому случаю. Именно поэтому поэзия может быть более компактной (хотя внешне и менее точной), чем проза. Именно поэтому невнимание поэта к современному разговорному стилю... ведет к таким пагубным результатам...».
24. В исследованиях, посвященных значению, это положение считается аксиомой. Ср., например, Ziff, Semantic analysis, Ithaca, 1960.
25. Темпоральные усложнения этого описания не следует принимать слишком буквально. Я считаю, что разумная апперцепционная модель должна давать возможность идентифицировать грамматическую структуру независимо от семантических соображений (то же относится и к модели изучения языка). Сам по себе этот вопрос - очень широкий, и я здесь не буду входить в подробности. Мне хотелось бы только подчеркнуть, что те, кто считает семантику в том или ином смысле основой для грамматики, очевидно, не отдают себе отчет в том, насколько экстремистским и неправдоподобным является их утверждение. Если следовать указанной концепции, то получается, что имеются абсолютные семантические величины, идентифицируемые в шумах независимо от присущей им грамматической структуры (в частности, от лексических элементов). Возможно, что здесь имеется в виду менее широкое утверждение. Однако, насколько мне известно, таковое никогда ясно не формулировалось.
26. Выражение «вероятность встречаемости» часто используется вместо такого узкоспециального термина, как «грамматическая отмеченность». Использование этого выражения имеет видимость объективности, которая, однако, вводит нас в заблуждение. Практически нельзя предсказать, что именно вероятно в речи.
27. Следует подчеркнуть что в исследованиях, посвященных значению, аргументация обычно обратна указанной. Так, нередко утверждают, что знание, зрение и т. д. вовсе не являются теми процессами, к которым применимо известное правило: глаголы know, see (подобно seem) в своих обычных значениях, как правило, не встречаются в длительной форме.
28. Один из примеров, проанализированных в интересной работе Циффа, посвященной отклонению от грамматической отмеченности [«On understanding "understanding"» (мимеогр. изд.- 1960)].
29. Отметим, что если мы таким образом произвольно ограничим изучение грамматики, то даже не сможем объяснить различие между 6 и 9, с одной стороны, и 7, 8 - с другой, ибо это различие выражается лишь в терминах категорий, которые устанавливаются на основе определенных синтаксических соображений, далеко выходящих за пределы вопроса флективности. Если же мы посредством правил (построенных с использованием таких синтаксических категорий, как прилагательное, существительное и т. д.) можем различить 6 от 9, то подобным же образом па основе правил, учитывающих синтаксические подкатегории одушевленного существительного и т. д., можно различить John plays golf от golf plays John. Здесь мы имеем дело лишь с более мелкой разновидностью привычных категорий. Я не вижу между ними никакой принципиальной разницы. Для отделения друг от друга таких категорий, как существительное, прилагательное и т. д., никогда не предлагалась какая-либо общая процедура, которая в равной степени была бы применима к более мелким подкатегориям. Я возвращусь к этому вопросу ниже.
30. Это - только иллюстративный пример.
31. Таким путем можно репрезентировать лишь одно «измерение» отклонения от грамматической отмеченности. Есть и другие способы. Ср., например, SS, § 5, сноску 2. В случаях, не вызывающих затруднений, можно дать более дробную градацию высказываний (здесь, однако, я не буду входить в такое рассмотрение).
32. Вполне естественно задать вопрос: где должен кончиться анализ категориальных иерархий? Это, однако, не является вполне очевидным. По мере того, как уточняются грамматические правила, мы можем обнаружить, что наша грамматика сливается с так называемой логической грамматикой. Это означает, что мы изучаем небольшие налагающиеся друг на друга категории формативов, причем каждую категорию в настоящее время (при наличии грамматики) мы можем признать определенным семантическим признаком. Если при серьезном изучении проблемы приведенное положение окажется правильным, то тем интереснее. Мы сможем, таким образом, заключить, что изучение принципов построения предложений действительно ведет к все более глубокому осознанию употребления и понимания высказываний (при их непрерывном анализе).
33. Эта возможность вытекает из некоторых замечаний Р. Б. Лиза.
34. В общем вполне естественно, что перекрывание категорий ведет к расширению ряда порожденных предложений, ибо сами категории увеличиваются. Поэтому вообще анализ расчлененных категорий (на основе изложенной выше оценочной процедуры) следует предпочитать анализу равного числа перекрывающихся категорий. Предположим, однако, что перекрываются настоящие омонимы, например категории С и Г в таких элементах, как /riyd/ (read, reed) и т. д. Тогда открывается возможность двух репрезентаций предложений read the book (ГАС или СAC), the reed looks tall (АСГП или АГГП) и т. д. Ср. единственный способ репрезентации этих предложений (ГАС и АГГП), если /riyd/ означает Г. В каждом случае мы можем избрать ту репрезентацию, которая (безотносительно к прочим условиям) обусловливается сопоставлением с другими предложениями (в приведенных примерах - ГАС и АСГП). Таким образом, накладывая категории друг на друга, можно сократить число порожденных предложений. Следовательно, наложение категорий друг на друга допустимо в том случае, когда выигрыш, получаемый таким путем, значительно превосходит «убыток» (разрастание протяженности категорий). Необходимо исследовать вопрос о том, можно ли определить омонимы как элементы, перекрывающиеся в оптимальном ряду категорий на определенном уровне. Некоторые данные в пользу такого допущения содержатся в LSLT.
35. Этот подход к градации степеней грамматической отмеченности был описан более подробно в LSLT и с некоторыми подтверждающими эмпирическими данными в лекции в Лингвистическом институте в Чикаго в 1954 г., а также в прениях на IV Техасской конференции.
36. Часто предлагается, чтобы категории определялись в терминах тех или иных рядов флективных морфем. Однако при отсутствии общих правил выбора релевантных рядов (такие правила, насколько мне известно, никогда не формулировались) подобные определения являются совершенно ad hoc. В этих случаях обычно желают избежать необходимости найти определенную основу разбиения на категории.