Следите за нашими новостями!
Philology.ru - Русский филологический портал
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

Л. И. Балахонова

К ВОПРОСУ О СТАТУСЕ ПРОСТОРЕЧНОЙ И ДИАЛЕКТНОЙ ЛЕКСИКИ

(Вопросы языкознания. - М., 1982. - № 3. - С. 104-110)

 
Сопоставляя функционально-стилистические квалификации одних и тех же однотипных в структурно-семантическом отношении слов в разных словарях современного русского языка, мы неизбежно сталкиваемся с противоречиями и разнобоем в этих квалификациях, с нечеткостью критериев разграничения лексики разных стилистических пластов.
Факты расхождения стилистической характеристики слов, вызванные причинами не только субъективного, но и объективного характера, неоднократно становились предметом анализа и критики в рецензиях и разного рода статьях, построенных на материале словарей (В. В. Виноградов, Ф. П. Филин, Ю. С. Сорокин, А. М. Бабкин, А. П. Евгеньева, Е. А. Земская, Л. И. Рахманова, Л. П. Катлинская, С. И. Виноградов и др.).
При определении функциональной закрепленности и стилистической окраски слов лексикографы практически ориентируются: 1) на показания других словарей (предшествующих и современных), 2) на литературные тексты, иллюстрирующие реальное употребление слова и подтверждающие правильность лексикографической маркировки и 3) на собственное языковое восприятие, «чувство литературной нормы». Даже если исходить из того, что лексикографы являются носителями образцового литературного языка и их словоупотребление наиболее объективно отражает языковые нормы, субъективизм стилистических оценок отдельных слов неизбежен. Он мотивирован, с одной стороны, изменчивостью во времени норм и границ кодифицированного словоупотребления, вызывающей существование дублирующих, вариантных, переходных словоформ, не всегда укладывающихся в жесткие рамки принятых классификаций и допускающих разную нормативно-стилистическую оценку, с другой стороны, - отсутствием научно обоснованных критериев для отнесения некоторых разрядов слов к той или иной нормативно-стилистической категории.
В работах, касающихся вопросов взаимодействия литературного языка и территориальных диалектов, постоянно указывается на сложность, условность, а в некоторых случаях и невозможность отграничения диалектной лексики от просторечной (Л. И. Баранникова, Т. С. Коготкова, О. И. Блинова, С. Д. Кац и др.). Вопрос о границах между просторечной и диалектной лексикой приобретает особую актуальность в лексикографической практике - при отборе словарных единиц в областные словари.
Условность границы между просторечной и диалектной лексикой нередко объясняют причинами генетического порядка, историческими связями просторечия с народными говорами, которые не совсем правомерно рассматриваются иногда как основной источник образования этого сниженного пласта общенародного языка [1]. Однако диалектное происхождение слова в данном случае не может быть определяющим фактором хотя бы потому, что народно-диалектная речь не является единственным генетическим источником просторечия, а также потому, что путь диалектизма в общее употребление не всегда проходит через просторечие, поскольку оно не является обязательной переходной средой в двусторонней связи народных говоров и литературного языка [2]. Кроме того, большая часть диалектизмов, вошедших в общенародный язык, в том числе в состав просторечия, ни по семантике, ни по структуре не обнаруживает своего происхождения; оно может быть установлено только в результате специального исследования.
Проблема отграничения диалектного от общенародного на лексическом уровне касается не только просторечия, но и других функционально-стилистических разрядов общенародного языка. Более сложным во многих случаях бывает разграничение общенародного и диалектного в семантико-синтаксических структурах общенациональных слов.
Закономерности процессов взаимопроникновения просторечной и диалектной лексики изучены пока еще недостаточно, но все же можно с уверенностью сказать, что сложность их разграничения касается далеко не всех лексико-семантических разрядов просторечия. «Отграничение многих разговорно-просторечных слов от диалектных, - пишет Ф. П. Филин, - не вызывает никаких затруднений» [3, с. 26]. В самом деле, вызывает ли сомнение принадлежность к лексическому составу общенародного языка таких, например, слов, как блондинистый, бухнуться, взбучка, впритирку, врезать, мельтешить, всучить, голодранец, дохляк, замордовать, наорать, облапошить, обалдеть, ободранец, орава, пропойца, работяга, столовка, трудяга, умаслить, умять, упереть, хамить, хлюпик, шляться и т. п. Приведенные слова квалифицируются в современных нормативных справочниках как просторечные (в единичных случаях есть расхождения в плане «просторечное - разговорное»). Мы не касаемся здесь вопроса о правильности стилистической маркировки всех приведенных слов. Важен сам факт общей абсолютно равнозначной оценки их как единиц общенародного языка. В сознании говорящих по-русски данные лексемы не ассоциируются с диалектизмами, хотя некоторые из них пришли в общее употребление из народно-диалектной речи. Если они и не характерны для повседневной речи лиц, владеющих образцовым литературным языком, все же могут быть употреблены на всем «пространстве» русской разговорной речи, использованы в соответствующей ситуации устной или письменной формы языкового общения любым говорящим по-русски [3].
Характер экспрессии и степень стилистической сниженности у некоторых из приведенных выше просторечных слов если и порождает трудности отграничения, то не от диалектных, а от разговорных слов. «Каждый лексикограф знает, - пишет Ф. П. Филин, - что наиболее зыбкими являются границы не между областными и просторечными словами..., а между просторечными и разговорными [2, с. 111. Действительно, в словарях гораздо больше расхождений в пометах «простореч.», и «разг.», чем «простореч.» и «обл.». Многие из просторечных слов с течением времени перешли в разряд разговорных; достаточно сравнить стилистическую характеристику многих слов в Словаре под ред. Д. Н. Ушакова и в последующих словарях. В предисловии к девятому изданию Словаря С. И. Ожегова его редактор Н. Ю. Шведова пишет: «За истекшее десятилетие многие просторечные слова вошли в разговорную речь носителей литературного языка; помета „просторечное" в этих случаях заменилась пометой "разговорное"» [5].
Если расхождения в нормативно-стилистической квалификации приведенных выше слов вызваны зыбкостью и подвижностью границ между частью просторечной и разговорной лексики, то в некоторых разрядах просторечия трудности, расхождения в нормативно-стилистической оценке обусловлены взаимовлиянием и взаимопроникновением общенародного языка и народных говоров.
Исследователи современного русского просторечия постоянно указывают, что при всей разнородности языковых фактов, объединяемых этой стилистической категорией, основной водораздел проходит между фактами, представляющими собой сниженные элементы литературного языка, и фактами, стоящими за пределами литературного языка и являющимися разного рода нарушениями норм литературного употребления. Терминологическое разграничение литературных и внелитературных элементов просторечия [4] облегчает задачу определения их статуса, выявления дифференциальных признаков тех и других элементов.
Лексика, относимая к внелитературному просторечию, выводится за пределы литературного языка не из-за характера заключенной в ней экспрессии, не из-за превышения допустимой нормы экспрессивно-эмоциональной сниженности. Как правило, она противопоставляется литературной лексике, выполняющей чисто номинативную функцию, в качестве ее дублирующего состава, являющегося нормой для определенной социальной среды. Употребление ее как нейтральной лексики характерно для людей (преимущественно старшего поколения), сохранивших в своей речи диалектные черты и недостаточно владеющих литературным языком [5].
Среди внелитературных элементов просторечия выделяется обширная группа различных структурных модификаций нейтральных литературных слов типа валенцы, вертаться, вчерась, давеча, загануть, завсегда, зачать (начать), кажись, ложить, нагинаться, насмеливаться, незнамо, обымать, отымать, отпущать, сзаду, скричать, снутри, спервоначала, сродственник, сымать, теперича, токмо, ужасть, ужо, эвон и т. п. По своему происхождению эти словоформы различны: одни из них восходят к народно-диалектной речи, другие - к общенародному языку. Вопрос об их происхождении, однако, не входит в задачу данной статьи, он требует специальных исследований.
Положение, сфера функционирования этих внелитературных словоформ и элементов литературного просторечия принципиально различны. Водораздел между ними определяется функционально-нормативным статусом. Если любое слово литературного просторечия «может быть употреблено и употребляется в подходящей ситуации любым образованным человеком» [8, с. 20], то рассматриваемые словоформы недопустимы с точки зрения правильного литературного языка ни в какой ситуации (кроме преднамеренной стилизации).
Литературное просторечие - весьма продуктивный, активно развивающийся разряд стилистически маркированных средств, постоянно пополняемый из разных источников; рассматриваемые словоформы в современном общенародном употреблении потенциально не имеют перспективы: благодаря влиянию кодифицированных форм они при повышении общей культуры речи должны постепенно как избыточная вариантность исчезнуть (как исчезли многие речевые нарушения, характерные для речевой практики предшествующих периодов).
Литературное просторечие граничит с разговорной речью, и какая-то его часть постоянно передвигается в этот стилистический разряд; рассматриваемые внелитературные лексемы, с одной стороны, смыкаются и даже совпадают со словоформами, которые сопровождаются в нормативных справочниках запретительными пометами как речевые ошибки (ср.: влазить, ндравиться, подскользнуться, трудящий, лаболатория и т. п.), с другой стороны, - граничат с диалектными лексемами очень широкого ареала, представляющими собой по формальным признакам также модификации литературно-нейтральных единиц [ср.: вместях, вото (вот), вынять, завтрева, изделать, когды, куплятъ, кыпяток, нонче, огромадный, пущай и т. п.].
Различие литературного и внелитературного просторечия находит отражение в их функционировании в языке художественной литературы. Общеизвестно, что просторечие в художественном языке служит средством речевой характеристики персонажей, а в авторском тексте также - средством создания стиля, близкого к разговорному. Известно также, что современные писатели достаточно часто и свободно употребляют просторечные слова в авторском тексте. Однако, если литературное просторечие может быть использовано и с той и с другой целью, то внелитературные модификации нейтральных слов используются только для речевой характеристики. В произведениях советских писателей мы не встретим в авторском тексте таких, например, слов, как ложить, скричать, надсмешка, сродственник и т. п. (если это не косвенная речь или преднамеренная стилизация).
Многие слова, представляющие собой в современном языке ненормативные модификации нейтральных литературных единиц, в прошлом занимали иное положение в нормативно-стилистической системе общенародного языка. Если сейчас эти слова воспринимаются лицами, владеющими литературным языком, как элемент неправильной, малограмотной речи, то еще в XIX - начале XX вв. многие из них были обычны для общего употребления, что подтверждается постоянным и нецеленаправленным в стилистическом плане их использованием в письменных источниках самого широкого профиля, как в авторском тексте, так и в речи персонажей
самой разной социальной принадлежности. Ср.: [Фамусов]: Где был? Скитался сколько лет! Откудова теперь? (Грибоедов, Горе от ума); Но ты, Бордо, подобен другу, который в горе и в беде Товарищ завсегда, везде (Пушкин, Евгений Онегин); - Будто вчерась токмо познакомились (Лермонтов, Княгиня Лиговская); Дом... был деревянный, оштукатуренный только снутри (Лев Толстой, Война и мир); - Служил я, теперича, в земском суде заседателем (Салтыков-Щедрин, Губернские очерки); Дедушка... хотел что-то сказать, но не насмелился (Бунин, Суходол); Шепот, который Авилов слышал давеча за стеною, перешел в... громкий разговор (Куприн, Ночлег); Песни и музыка доносились уже издалече (А. Н. Толстой, Хромой барин).
Почти все подобные слова зафиксированы в старых общенародных словарях.
Постепенные изменения в статусе этой лексики - сужение сферы употребления, переход из разряда немаркированных лексических единиц в состав внелитературного просторечия, исчезновение некоторых лексем из общенародного употребления при сохранении в архаическом слое народных говоров - обусловили разное отношение к ней лексикографов при отборе лексических единиц в современные толковые словари в зависимости от их типа.
В БАС, ориентированном на словоупотребление XIX-XX вв., рассматриваемая лексика представлена очень широко и последовательно и подтверждается богатым иллюстративным материалом. Особенность цитатного материала на эти слова заключается в том, что он почти целиком относится к XIX в. (в иллюстрациях из советской литературы эти слова представлены только в прямой речи), что соответствует их реальному употреблению в указанный период. Так, из восьми цитат на слово ужасть к XIX в. относится семь (Белинский, А. Н. Островский, Н. Успенский, В. Соллогуб, С. Аксаков и др.), и только одна цитата - к советскому периоду [- Бой тут был, страсть] Набито их ужасть, ну, ужасть сколько (Б. Полевой, Повесть о настоящем человеке)]. Слово завсегда подтверждается цитатами из Пушкина, Тургенева, Куприна; подале - цитатами из Пушкина, Загоскина, Гоголя; надсмехаться - цитатами из Чернышевского, Гл. Успенского, М. Горького; эвот - цитатами из Пушкина, А. К. Толстого, Решетникова. Аналогичен характер иллюстрирования и многих других слов рассматриваемого разряда.
В более кратких, чем БАС, нормативных словарях, ориентированных в основном на современное литературное употребление (MAC, Словарь Ожегова), подобная лексика, как правило, включается редко или не включается совсем как исчезнувшая из употребления или ненормативная. Только в БАС представлены такие, например, слова, как неужто, надежа, ноне, отпущать, подале, прежь, скрозь, эвот и мн. др.
В тех же случаях, когда ненормативные (с точки зрения современного языка) модификации нейтральных слов оказываются представленными во всех современных словарях, стилистическая оценка их весьма часто расходится. В БАС, такие, например, слова, как вдругорядь, завсегда, ихний, кажись, кучерявый, незнамо, окромя, опосля и т. д., отнесены к просторечию, а в MAC - к областной лексике (или просторечной и областной одновременно); в других случаях, наоборот, слова, отнесенные в БАС к областной лексике, в MAC рассматриваются как просторечные. Даже в одном и том же словаре можно найти достаточно примеров разноречивых оценок. Так, в MAC, например, слово далече имеет помету «устар. и обл.», а недалече - «устар. и простореч.»; в БАС гинуть, гоститься, давеча сопровождаются пометой «простореч. и обл.», далече - «устар. в простореч. и обл.», недалече - «простореч»., надежа - «обл.», маненько - «простореч.», неужто, подале - «устар. и простореч.», скрозь, молонья, ноне - «устар. и обл.» и т. д.
Соединение помет «устар. и обл.», или «устар. и простореч.» указывает на диахронические изменения стилистического статуса у рассматриваемых слов, переход их из нейтральных в прошлом в состав просторечных (или областных) слов в современном языке. Так, например, стоящая в MAC при слове далече двойная помета «устар. и обл.» указывает, с одной стороны, на то, что оно употреблялось нейтрально в XIX в. лицами разной социальной принадлежности [Ср.: - Далече ли до крепости! - спросил я у своего ямщика. - Недалече, - отвечал он (Пушкин, Капитанская дочка)], с другой стороны, - что в современном языке оно сохранилось только в говорах (это указание подтверждено СРНГ, в котором помещено слово далече; географические пометы при этом слове в СРНГ свидетельствуют о его широком распространении на территории говоров).
Двойная помета «простореч. и обл.», впервые появившаяся в Словаре под ред. А. А. Шахматова и принятая последующими словарями, основана на недостаточно четком представлении о природе диалектизма, на смешении понятий «ненормативное», «внелитературное» и «диалектное». В последние десятилетия она поэтому была отвергнута лексикографами-составителями нормативных словарей [9, с. 53].
Не анализируя по существу стилистические квалификации разных словарей, не сравнивая их отношение к реальному, как нам представляется, положению в языке рассматриваемых фактов, заметим только: расхождения и ошибки того или иного словаря являются не только неизбежными издержками словарного дела, но и свидетельствуют о реальной сложности разграничения языковых фактов, находящихся на стыке внелитературного просторечия и лексики говоров.
Казалось бы, в отличие от границ между разговорной и просторечной лексикой, которые зыбки и подвижны, границы между просторечной и диалектной лексикой по существу очень четки и определенны: просторечные слова общерусского распространения, они входят в словарный состав общенародного языка, а диалектные - территориально ограничены, имеют изоглоссы и не входят в состав общенародного языка [3, с. 22].
Именно на этом основании двойная помета «простореч. и обл.» в нормативных словарях лишена смысла, поскольку каждый из ее компонентов с точки зрения стилистического кодекса общенародного языка взаимно исключает другой. С позиций общенародной нормы слово (значение), при котором стоит подобная помета, либо только просторечное, т. е. общенародное, либо только диалектное, т. е. территориально ограниченное (независимо от широты его ареала на территории говоров, независимо от того, является ли оно единицей всего массива диалектной речи или имеет узколокальную прикрепленность).
Однако практически для реализации этих объективных данных при определении принадлежности лексемы к той или иной категории слов существует по крайней мере две трудности: во-первых, диалектология не располагает полными надежными изоглоссами для большинства диалектизмов [6], во-вторых, наряду с этой трудностью субъективного характера (вызванной неполнотой наших знаний) существует объективная трудность отграничения некоторых диалектизмов от просторечных единиц: диалектное слово может переходить в просторечие, т. е. утрачивать изоглоссу, или наоборот, просторечное слово становиться диалектным, т. е. приобретать изоглоссу.
Думается, что некоторые из словоформ, относимые к внелитературному просторечию и имеющие в нейтральном лексическом пласте полный понятийный эквивалент, находятся в стадии такого перехода, повторяя путь многих слов, помещенных в словарях современного русского языка с пометой «устар. и обл.».
Период изменения статуса словоформы в системе национального языка является наиболее сложным для ее стилистической квалификации. В словарях, которые фиксируют норму, являющуюся обязательной на всей территории распространения данного языка, каждое слово должно получить объективную, научно обоснованную оценку. К сожалению, в силу указанных выше причин лексикограф не всегда располагает достаточными и объективными данными для мотивированного разграничения внелитературного просторечия и диалектизмов среди модификаций литературных слов, таких, как вдарить, ведмедь, вылазить, завсегда, евонный, испужаться, кажинный, кажись, куплятъ, опосля, ослободить, побечь, пожалиться, потопнуть, покеда, сморода, сподряд, средствие, сурьёзный, тутошний, убивство и т. п.
Положение для составителей общенародных словарей осложняется еще и тем, что приведенная выше лексика находит достаточно широкое отражение в художественных текстах. Представая в составе кодифицированного языка в качестве избыточной вариантности, неэкспрессивная диалектно-просторечная лексика в то же время активно функционирует в языке художественной литературы. По своим формальным признакам эта лексика отчетливо ориентирована, ощутимо привязана к совершенно определенным сферам бытования. Именно поэтому она так широко используется писателями для стилизации - как средство речевой характеристики персонажей-крестьян, а также отрицательной речевой характеристики персонажей-горожан, недостаточно овладевших литературным языком. Ср.: [Настя]: Домой незнамо когда является (Афиногенов, Мать своих детей); [Пожилой матрос]: Нос утри, прежь разговаривать (Лавренев, Разлом); Я дело изделал - созвал народ в колхоз (Залыгин, На Иртыше); - Это что же? - тихо спросила казачка. - Внадсмешку? (Горбатов, Непокоренные); - Пошто уж теперь гинуть-то? (Е. Носов, Красное вино победы).
Широкое использование слова (как общенародного, так и диалектного) в художественных текстах является основанием для включения его в словари общенародного языка (для которых художественная литература является основной материальной базой), если оно не отвергается по каким-либо принципиальным соображениям.
Так, ни в один современный общенародный словарь не вошли такие, например, слова, как великатный, евонный, изделатъ, куплять, обнаковенный, огромадный и т. п., хотя они весьма активно используются писателями. Слово огромадный, например, встречается у Л. Толстого, Салтыкова-Щедрина, Гл. Успенского, Чехова, Короленко, Куприна, М. Горького, Серафимовича и многих других писателей. Ср.: - Именье-то было огромадное (Мамин-Сибиряк, Разбойники); - У вашего дедушки было огромадное состояние (Чехов, Убийство); - Капитал огромаднейший! (Короленко, Павловские очерки). Как показывают материалы словарной картотеки ИРЯЗ АН СССР, слова великатный, изделать, куплять, огромадный и т. п. имеют широкое распространение в русских народных говорах.
Несмотря на широкое распространение в говорах и активное использование в художественной литературе, лексика, подобная приведенной выше, не включается в нормативные словари, так как она с точки зрения кодифицированного языка рассматривается как речевые ошибки, искажение нормы (на тех же основаниях в эти словари не включены такие лексемы, как ероплан, колидор, пинжак, пондравиться, фершал и т. п., также встречающиеся в художественных текстах).
Если для нормативного словаря словоформы огромадный, изделать, кипяток могут быть объединены со словами ероплан, колидор, пондравиться как языковые факты, равноудаленные от нормы, то с точки зрения диалектологического словаря они категориально различны. Первые из них органически входят в лексические системы говоров, о чем свидетельствует включение их в СРНГ, вторые же являются «мнимыми диалектизмами »: «... их возникновение обусловлено недостаточной образованностью определенных слоев населения, которая не зависит от территориального признака» [3, с. 34].
Вопрос о трудностях разграничения диалектной и просторечной лексики, в частности, в разряде ненормативных модификаций литературных слов, лишь один из многих аспектов вопроса о границах стилистических пластов языка и их категориальных признаков, в том числе о границах между диалектными словами и различными пластами лексики литературного языка [3, с. 17-38].
 

Примечания

1. Ср., например: «Взаимоотношение между лексикой литературного языка и диалектной лексикой... включает в себя и влияние диалектной лексики на литературный язык. Одним из результатов влияния можно считать образование того пласта лексики литературного языка, который носит название просторечия» [1].

2. Ср.: «...напрасно было бы полагать, что диалектные слова попадают в литературный язык только через просторечие или преимущественно через него... Многие слова, бывшие диалектными этнографизмами, диалектными географическими названиями и т. д., сразу стали нейтрально-литературными словами» [2, с. 10].

3. Ср.: «...даже в произведениях, отличающихся особой строгостью содержания и изложения, встречаются (обычно в полемической части) стилистически сниженные элементы» [4].

4. Ср.: «Под современным внелитературным просторечием следует понимать язык топ части населения, прежде всего городского, которая еще недостаточно овладела литературными языковыми нормами. Практически это просторечие и "полудиалекты" смыкаются» [6].

5. Ср.: «Практически мы до сих пор слышим из уст многих современников, жителей сел и городов, своеобразный "полудиалект", в котором в разной степени объединяются и смешиваются черты, свойственные литературной речи, с пережиточными языковыми явлениями, восходящими к традиционным территориальным диалектам» [7].

6. Следует, правда, признать, что сейчас в картотеке СРНГ в Ин-те русского языка (ИРЯЗ) АН СССР, где этот словарь создается, имеются богатейшие диалектные материалы, содержащие сведения и о территории распространения лексики, что в значительной степени облегчает решение рассматриваемой проблемы.

Литература

1. Оссовецкий И. А. Изменение и развитие лексики русских народных говоров в современных условиях. - В кн.: Тезисы докладов на IX диалектологическом совещании. М., 1963, с. 34.
2. Филин Ф. П. Некоторые проблемы диалектной лексикографии. - Известия ОЛЯ, 1966, № 1.
3. Филин Ф. П. Проект «Словаря русских народных говоров». М.-Л., 1961.
4. Барлас Л. Г. Употребление стилистически сниженной лексики в произведениях В. И. Ленина. - В кн.: Актуальные проблемы лексикологии и лексикографии: Материалы IX зональной конференции кафедр русского языка вузов Урала. Пермь, 1972, с. 33.
5. Ожегов С. И. Словарь русского языка. 9-е изд. испр. и доп. М., 1972, с. 7.
6. Филин Ф. П. О структуре современного русского литературного языка. - ВЯ, 1973, № 2, с. 8.
7. Мещерский И. А. О некоторых закономерностях развития русского литературного языка в советский период. - В кн.: Развитие русского языка после Великой Октябрьской социалистической революции. Л., 1967, с. 16.
8. Филин Ф. П. О просторечном и разговорном в русском литературном языке. - ФН, 1979, № 2.
9. Филин Ф. Л. Заметки по лексикологии и лексикографии. - Лексикографический сборник. Вып. 1. М., 1957.