ФАКТОР МАНГАЗЕЙСКОГО МОРСКОГО ХОДА В ЭТНОНИМИИ И ТОПОНИМИИ [1]
(Хелимский Е.А. Компаративистика, уралистика: Лекции и статьи. - М., 2000.
- С. 351-352)
В нашем обыденном географическом сознании путь в Сибирь довольно устойчиво
связывается с маршрутом, по которому была проложена Транссибирская железная
дорога, а районы с северу от нее - в особенности низовья великих сибирских рек,
сибирская тундра, арктическое побережье - воспринимаются как особенно удаленные
в сравнении с пунктами вдоль этого основного маршрута. Представляется, что некоторые
проблемы, которые возникают при рассмотрении сибирского этно- и топонимического
материала, как и неточности в трактовке этого материала, связаны с тем, что
соответствующие географические представления нуждаются в поправке на реальную
историю первичного ознакомления русских - а через них и Европы в целом - с территорией
Сибири.
Хорошо известно, что вышеуказанный основной путь в Сибирь (через Тобольск
или Тюмень) стал доступен лишь после экспедиции Ермака (1582-1853 гг.); пределы
ставших известными (и включенными в состав Русского государства) территорий
в течение последующих 70 лет постепенно и довольно стабильными темпами расширились
на восток до Тихого океана. Существенно раньше (по крайней мере уже в XIII в.)
был прочно освоен несколько более северный путь в Югорскую землю (западная часть
нынешнего Ханты-Мансийского АО), а сама эта земля включена в состав новгородских
владений; судя но всему, однако, этот путь не вел дальше Нижнего Приобья и Северного
Прииртышья.
Намного более широкую географическую перспективу открывал, однако, морской
путь от Поморья к п-ову Ямал, Тазовской губе, низовьям Енисея и п-ову Таймыр
фактически наиболее короткий, хотя и чрезвычайно трудный путь в Сибирь. "Предок"
Севморпути, Мангазейский морской ход был знаком поморам задолго до основания
на р. Таз Мангазейского острога (1601) и до распространения (с XVI в.) коча
как более приспособленного для арктического мореплавания типа суден. Ср. "люди
самоедь зовомые Малгонзеи" (т. е. энцы-моггади, нен. монганси
отсюда и название Мангазея) в "Сказании о человецех незнаемых..."
(XV в.).
Отметим некоторые факты контактной (русской и сибирской аборигенной) этно-
и топонимии, объяснимые с учетом фактора Мангазейского морского хода и того
обстоятельства, что в течение XV-XVI вв. (а возможно, и раньше) роль посредников
между Россией (Европой) и Сибирью принадлежала не столько западносибирским татарам
или обским уграм, сколько северным самодийцам.
1. Этноним самоед имеет (или имел) в русском языковом обиходе
два ареала распространения. На северо-востоке Европы и в Нижнем Приобье он применялся
к ненцам. На Енисейском Севере этот же этноним обозначал энцев (самоедов мангазейских,
карасинских, туруханских, хантайских) и нганасанов (самоедов пясинских, авамских),
но не ненцев, известных в этих местах как юраки. Поскольку ненцы расселены сплошной
широтной полосой в зоне тундры от Белого моря до Енисея, "обрыв" цепи
употреблении этнонима восточнее Нижней Оби и ее "восстановление" на
Нижнем Енисее, но уже с иной этнической привязкой, может показаться парадоксальным.
По более внимательный взгляд на карту разрешает противоречие. По морскому ходу
поморы проходили с п-ова Ямал непосредственно к р. Таз или на Енисей, т. е.
в районы расселения энцев и нганасанов, которых они и отождествляли с самоедами
Ямала; ненцы междуречья Оби и Енисея оставались при этом в стороне и впоследствии
воспринимались как другой народ.
2. Названии русских в языках Сибири восходят главным образом к трем
четко различающимся (хотя в конечном счете связанным по происхождению) источникам:
(а) тюрк. орус, урус (> тюркские языки юга Сибири, бур. ород);
(б) коми роч (> манс. русь, хант. рушь, сельк. рушь);
(в) др.-нен. луотса (> нен. лууца, эн. люотя, эвенк,
лууца и близкие формы в других тунгусских языках вплоть до маньчж. лоча,
якут, нуучча и др.). Их дистрибуция соотносится с тремя названными выше
путями проникновения в Сибирь; с точки зрения охвата территории доминирует форма
ненецкого происхождения.
Кроме того, широко представлены обозначения русских, связанные со словом казак.
Особое место занимает кетск. сирэ 'русский' - не результат метатезы (так
у Г. К. Вернера), а отражение этнонима зырян(ин), ср. роль коми-зырян
(ижемцев) как проводников русских отрядов в Сибири.
3. Этноним тунгус, для которого неоднократно предпринимались
попытки обосновать тюркскую (в связи с тюрк, тонгуз 'свинья'), эвенкийскую
или якутскую этимологию, попал в русский и европейские языки из нен. тынгос",
тынгус" 'эвенки (мн. ч.)', см. подробно: [Helimski, Janhunen 1990].
4. Топоним Енисей показателен тем, что отражает не обычное для
языков Южной и Средней Сибири название этой реки типа Кем, а др.-нен.
Енэсий (совр. Ензя-ям') 'Енисей', см. относительно происхождения
данного топонима [Хелимский 1991]. Примечательна "встреча" в начале
XVII в. топонимов Енисей и Кем, которые в течение некоторого времени
использовались в документах параллельно и не идентифицировались друг с другом;
более давнее "северное" название смогло вытеснить "южного"
конкурента.
Примечания
1. Впервые опубликовано в: Славянские языки
в зеркале неславянского окружения. Тезисы международной конференции. М., 1996.
С. 74-76.
Литература
1. Helimski E., Janhunen J. Once more on the ethnonym «Tungus»
// Specimina Sibirica III: Gedenkschrift für Irén N. Sebestyén. Pécs, 1990.
P. 67–72.
