ПАРОДИЙНО-КОМИЧЕСКАЯ ФУНКЦИЯ НЕУЗУАЛЬНОГО СЛОВООБРАЗОВАНИЯ В ПРОЗЕ А. ПЛАТОНОВА
(Русский язык в научном освещении. - № 1 (15). - М., 2008. - С. 217-223)
Смеховой мир Андрея Платонова требует специального изучения, так как он включает
в себя не только комические ситуации, возникающие главным образом при столкновении
старой и новой жизни, но и ситуации, связанные с темой «новых» слов, появившихся
после революции [Корниенко 2003: 78]. Во многих работах о природе комического
у Платонова, как правило, подчеркивается его неразрывная связь с трагическим.
Н. В. Корниенко в монографии, посвященной языку Шолохова и Платонова, пишет:
«У автора трагического „Котлована“ был богатый опыт художественного вуалирования
трагизма - повесть-хроника „Впрок“, в которой те же котлованные ситуации решались
и кодировались языком смеховой русской культуры…» [Корниенко 2003: 78] [1].
Об особом характере иронии Платонова по отношению к новому языку М. Геллер писал
следующее: «Замятин, Зощенко, Бабель, Булгаков, внимательные свидетели трансформации
языка, относились к нему с иронией, врожденной дистанцией писателей, выросших
в другом языке. Ирония Платонова была выражением боли писателя, верившего и
в утопию, и в ее язык. <...> Платонов нарушает нормы русского языка, сопротивляясь
превращению его в язык утопии» [Геллер 1999: 287-288]. Рефлексия Платонова на
новый язык встречается в его произведениях в виде метатекстовых комментариев,
но это - предмет отдельного описания. Здесь мы приведем лишь один из таких комментариев
из бедняцкой хроники «Впрок»: «Но зажиточные, ставшие бюрократическим активом
села, так официально-косноязычно приучили народ думать и говорить, что иная
фраза бедняка, выражающая искреннее чувство, звучала почти иронически. Слушая,
можно было подумать, что деревня населена издевающимися подкулачниками, а на
самом деле это были бедняки, завтрашние строители новой истории, говорящие свои
мысли на чужом, кулацко-бюрократическом языке».
Нарушение норм языка, противодействие новому формирующемуся языковому узусу
послереволюционных лет порождает речевые произведения (слова, словосочетания,
фразы) пародийно-иронического, комического характера. Однако не следует думать,
что комическое у Платонова есть только следствие или результат авторской рефлексии
над бюрократическим языком. Комическое у Платонова гораздо шире. Своими истоками
оно уходит в народную смеховую культуру [Шубин 1987]. Народный юмор, шутка,
балагурство были глубоко органичны в творчестве Платонова, соприродны его языковой
личности, о чем свидетельствуют «Записные книжки» писателя и речь героев ранней
прозы. «Балагурство - одна из национальных русских форм смеха, в которой значительная
доля принадлежит „лингвистической“ его стороне. Балагурство разрушает значение слов и коверкает их
внешнюю форму. Балагур вскрывает нелепость в строении слов, дает неверную этимологию…»
[Лихачев, Панченко, Понырко 1984].
В этой статье выделен только один пласт смехового мира Платонова, его лингвистического
представления - словообразовательный. Наша цель - показать, какие стороны словообразовательного
механизма русского языка используются Платоновым для создания комического, пародийного,
для выражения иронии.
Неузуальное словообразование Платонова имеет ярко выраженный пародийный характер.
М. М. Бахтин говорил, что в пародии скрещиваются «две языковые точки зрения,
две языковые мысли и, в сущности, два речевых субъекта» [Бахтин 1975: 439].
Пародийность возникает в результате рефлексии над явлениями нового советского
языка, она выражается в актуализации и обыгрывании продуктивных словообразовательных
моделей того времени, а сами новообразования можно рассматривать как пародии
на узуальные слова официального языка, созданные по этим моделям.
В партийных документах и речах высших партийных руководителей, в газетах 20-х
годов широко употреблялись оценочные наименования лиц с суффиксом -енец:
отщепенец, перерожденец и др. В текстах Платонова по этой модели образованы
неузуальные слова упущенец, угожденец, переугожденец, опереженец, головокруженец,
которые помещены в контексты, содержательно перекликающиеся, в частности, со
статьями Сталина «Головокружение от успехов» и «Ответ товарищам колхозникам»,
где речь идет о перегибах линии партии, о забегании вперед, об опережении партийных
директив и т. д. Приведем примеры: Перегибщик или головокруженец есть
подкулачник («Впрок»); Переугожденцы, момент забеговщины,
опереженцы, парт-пашкинщина, член ВСХН, героическая тварь
(«Записные книжки»); - Ты нам не переугождай! - возражающе произнес Сафронов…
- Значит,
я переугожденец, все более догадываясь, пугался профуполномоченный
(«Котлован»); И только изредка он словно замирал на мгновение от тоски жизни
- тогда он жалобно глядел на любого человека…; это он чувствовал воспоминание,
что он головотяп и упущенец, - так его называли в бумагах из района
(«Котлован»).
В этом же ряду стоят такие новообразования, как: перегибщина, переусердщина,
забеговщество, переусердие, образованные на базе ключевых слов и выражений,
актуальных для того времени: перегибать линию, забегать вперед, переусердствовать,
упускать. Примеры: А опасения от переусердия уже имеются («Впрок»);
Случилось ужасное явление упущения; …в лежащей директиве отмечались
маложелательные явления перегибщины, забеговщества, переусердщины и всякого
сползания по правому и левому откосу с отточенной остроты четкой линии…
(«Котлован»).
Яркий иронически-пародийный пафос имеют слова, созданные по принципу антонимического
противопоставления уже существующим, узуальным (перегиб - разгиб, перегибщик
- разгибщик, зажим - отжим, беднота - среднота): Такое единичное явление
в районе обозначили впоследствии разгибом, а Евсеич прославился как разгибщик
вопреки перегибщику («Впрок»); Я убедился, что мнение о зажиме
колхозной массы со стороны колхозных руководителей неверно. От Упоева колхозники
чувствовали не зажим, а отжим, который заключался в том, что Упоев
немедленно отжимал прочь всякого нерачительного или ленивого работника
(«Впрок»); Вот проверну здесь генеральную линию, покажу всей средноте
(ср. беднота), что такое колхоз в натуре…, а потом уеду учиться
(«Впрок»).
Глубокий трагикомический смысл имеет окказионализм обычайка. Намеренно
сближая его с широкоупотребительным словом из революционного лексикона чрезвычайка,
Платонов подчеркивает обыденность и привычность репрессивных мер со стороны
властей: - А раньше кто тут жил? - Раньше буржуи жили. Для них мы с Чепурным
второе пришествие организовали… Был просто несчастный случай по распоряжению
обычайки. - Чрезвычайки? - Ну да («Чевенгур»).
В языке Платонова пародийно обыгрывается еще одна характерная особенность
- тотальная аббревиатизация в языке революционного времени [Кожевникова 2003].
Платонов образует множество сложносокращенных слов окказионального характера
по распространенной модели «усечение + полное слово»: оргдом, оргдвор, колхозцентр,
окртрактор, ревчеловек, ревзаповедник, госум, генлиния, трудгужповинность, профтрепач
и др. Приведем некоторые примеры наименований учреждений и организаций: Организационный
двор покрылся сплошным народом; Народ выступил со дворов на этот
звук и всем неорганизованным составом явился на площадь оргдвора
(«Котлован»); Колхозцентр уже трудится («Город Градов»);
в «Записных книжках» встречается слово окртрактор, которое, по-видимому,
означает окружную организацию, ведающую тракторами: Окртрактор
выдумал специальные выдуманные свои функции. В романе «Чевенгур» словом
ревзаповедник названо место, в котором хранятся в законсервированном
виде революционные традиции. Пародийность иронии усиливается в тех случаях,
когда сложносокращенные слова используются для наименования различных реалий
новой жизни, например ревчеловек: Тема большая. Цетральный ревчеловек
нашего времени («Записные книжки»); генлиния: Специализация колхозов
- вот генлиния («Записные книжки»); госум - «государственный
ум»: В ней (в комиссии. - З. С.) Чумовой проработал сорок четыре
года и умер среди забвения и канцелярских дел, в которых был помещен его организационный
госум («Усомнившийся Макар»); больраненые - «больные и раненые»:
Шумилин говорил с Фуфаевым. Того губком собирался назначить председателем
комиссии помощи больраненым красноармейцам («Чевенгур»). Откровенно
негативная оценка содержится в слове профтрепач: Профтрепача
послушал, ты работай, как гепеус, вот где умные люди («Город Градов»).
Пример пародирования бюрократического языка новой жизни представляют собой
сложные прилагательные, обозначающие сельскохозяйственные кампании, из повести
«Впрок»: План изображал закрепленные сроки и названия боевых кампаний… землеуказательной,
супряжно-организационной, пробно-посевной, учетно-урожайной, крутильно-молотильной,
ивово-корьевой, транспортно-тарочной...
Издевательски насмешливы трехкомпонентные прилагательные: Штаты безобразно
раздуты и раздуваются. Планово-организационно-руководящий персонал («Записные
книжки»); Число ежедневно-трамвайно-наказуемых в Воронеже равно московскому
числу («Че-Че-О»).
Иронически окрашены составные прилагательные, используемые Платоновым в целях
характеристики человека, оценки его облика, поведения, мыслительной деятельности:
От наблюдения сплошных научно-грамотных людей Макару сделалось жутко
во внутреннем чувстве («Усомнившийся Макар»); …Упоев глянул на говорящих
своим активно-мыслящим лицом…(«Впрок»); Сафронов повернул к нему
вежливо-сознательное лицо («Котлован»); Утерев затем свое утомленно-пролетарское
лицо, медведь плюнул в лапу и снова приступил к труду молотобойца («Котлован»).
В тексте повести «Город Градов» использована окказиональная краткая форма прилагательного
областно-мыслящий: Другой собеседник был более областно-мыслящ.
Стилистически разнородные компоненты соединены в шутливом прилагательном бабье-дамский:
А именно, когда Евсеев увидел горку каких-то бабье-дамских драгоценных
предметов…(«Впрок»).
Особый способ создания комического у Платонова - игровое словообразование
[Санджи-Гаряева 2000]. Для пародийного слова обязателен прототип в виде реального
слова из официального языка, поэтому пародийные слова, как правило, образуются
по продуктивным моделям и имеют «серийный характер». Смысл словообразовательной
пародии в демонстрации абсурдности новых «казенных» слов, состоящий (по Геллеру)
в расшатывании «языка утопии», его оглуплении. Для игрового слова прототип необязателен,
оно, как правило, образуется с сильным отклонением от нормы, окказиональным
способом. Цель образования игрового слова - шутка, юмор, сатирический смех.
К игровым прежде всего относятся одиночные индивидуальные образования сугубо
окказионального характера. Так, слово дубъект возникает в результате
замены первой буквы (ср. субъект): Впрочем, живу как дубъект, думаю
чего-то об одном себе, потому что меня далеко не уважают («Чевенгур»). Смысловое
наполнение этого «странного» слова, как часто бывает у Платонова, двоякое, оно
ассоциируется либо со словом дуб, либо со словом думать.
Способом междусловного наложения образуется окказионализм констервация
(консервация и стерва): Тут, дорогой человек, констервация
- советская власть сильна, а здешняя машина тщедушна, она и не угождает
(«Котлован»). В тексте речь идет о неработающем, законсервированном кафельном
заводе. В имени героини «Чевенгура» Клабздюша, Клобзд происходит соединение
женского имени Клавдюша и нелитературного глагола, способствующее
снижению образа. В ранних рассказах повторяется слово, образованное подобным
способом, - жлобораториия, сочетающее в себе компоненты: лаборатория и жлоб.
Сугубо юмористический и, более того, балагурный характер (из-за
двусмысленности базового слова) имеет обозначение женщины-члена колхоза,
колхозницы - членка:
Ты хоть бы раз на колхозные дворы сходила, посмотрела бы, как там членки
доют («Впрок»).
Неясность внутренней формы слова кустарник со значением лица (соотносится
либо с кустом, либо с кустарником) и одновременно его омонимическое
сближение с кустарником-растением в словосочетании День кустарника
также порождает комический эффект («Записные книжки»).
Паронимическое обыгрывание слов главарь, глава содержит сатирический
оттенок: …пришел товарищ Упоев, главарь района сплошной коллективизации
(«Впрок»). Добавление суффикса -арь придает слову совершенно отчетливый
зловещий смысл, а всей кампании коллективизации характер насильственной акции.
Определенная шутливость (род передразнивания) есть в буквенной аббревиатуре
«Че-Че-О» (названии очерка), к фонетическому облику которого Платонов дает пояснение:
ЦЧО - центральная черноземная область, по-воронежски «ЧЧО». ЦЕЧЕО - по воронежскому
говору выговорить трудно - говорят ЧЕ-ЧЕ-О.
Другой вид использования словообразовательного механизма в целях создания
комического представлен в случаях, напоминающих обратное словообразование. Жачев
в повести «Впрок» говорит о себе: Ведь слой грустных уродов не нужен
социализму (ср. слой - прослойка); Из всякой ли базы образуется
надстройка? («Впрок»). Или: Баба - база двора, а мужик - надстройка
(ср. база - базис) («Записные книжки»). Эти примеры демонстрируют превращение
трудных, малоизвестных терминов в знакомые слова, более доступные говорящим,
и свидетельствуют, как и в других случаях, об игровой форме рефлексии Платонова
над элементами нового языка.
Налет комизма есть в использовании базового слова вместо его производного,
например, средний в значении «середняк»: Ишь ты, средний дьявол
какой! - знать, колхоз тебе не по диаметру! («Впрок»); После того он
обязан был еще обойти всех средних единоличников, оставшихся без колхоза…(«Котлован»);
Сегодня утром Козлов ликвидировал как чувство любовь к одной средней
даме («Котлован»); Особо Полпашкин любил средне-прекрасных дам
(«Записные книжки»). Компонент средний в последних двух примерах допускает
двоякое толкование: либо это дамы-середнячки, либо умеренно красивые дамы, а
может быть, и то, и другое.
Особый вид комического словотворчества у Платонова - его антропонимы. Фамилии
(иногда отчества) героев выражают их социально-политическую позицию. Так, в
повести «Впрок» руководитель одного из районов наделен фамилией Упоев,
это главарь района сплошной коллективизации, который с упоением
и страстью предается революционной деятельности - он был неудержим в своей
активности и ежедневно тратил тело для революции. В повести «Ювенильное
море» действуют герои Умрищев, Федератовна, Определеннов. Герой, названный
Умрищевым, по своей политической сущности оппортунист, человек
пассивный, главный жизненный принцип которого: «не суйся», он обречен умереть,
не дожив до коммунизма. «Советская старушка» Федератовна поясняет
внутреннюю форму своего имени так: Я всю республику люблю, я день и ночь
хожу и щупаю, где что есть и где чего нету… ай кому жалко нашу федеративную
республику?! Герой по фамилии Определеннов, секретарь райкома,
имеет определенную политическую позицию, ясную цель, в отличие, например,
от Умрищева.
В целях создания комического и сатирического используются окказиональные мотивации
узуальных слов, в результате чего разрываются устоявшиеся словообразовательные
связи и возникают новые. Интересен в этом отношении пример игры со словами «большевизм»
и «большевистский», которые, вопреки узуальному соотношению «большевизм - большевик»
и «большевистский - большевик», мотивируются у Платонова прилагательным «большой»:
При большевизме я ничего среднего не видел. - И я тоже… Все одно только
большое («Впрок»). Пастух Климент из «Ювенильного моря» говорит:
- Во мне, вот, лежит большевистский заряд, а как начну им стрелять в
свое дело, так выходит кой-что мало… Ты стараешься все по-большому, а
получается одна мелочь-сволочь! Игровой момент в том, что «по-большому»
имеет в русском языке совсем другое устойчивое значение.
Изменение мотивации становится основой игрового, сатирически окрашенного
лингвистического сюжета, связанного со словом «оперплан» в повести «Город
Градов». Приведем в качестве примера диалог Шмакова с секретаршей Соней: - Соня, ты оперплан
не переписала еще? - Переписала, Степан Ермилыч! - ответила Соня. - Это операционный
план? Ах, нет, не переписала… Вы про операционный спрашиваете, Степан
Ермилыч? - Ну, да, не про опереточный. Оперплан и оперплан! Аббревиатура
в этом сюжете так и не получила истинной мотивации (оперативный),
абсурд в том, что бюрократ Шмаков сам не знает, что означает компонент «опер»: - Оперплан
и оперплан!
Проанализированный словообразовательный материал показывает еще недостаточно
изученную сторону платоновского отношения к слову: комизм, имеющий корни в народной
культуре и проявляющийся в пародийно-ироническом анализе и синтезе поэтического
слова. Смех Платонова, часто близкий к балагурству, кроме веселости, включает
в себя и некий трагизм, связанный с сатирической, часто издевательской критикой
официального бюрократического языка и риторики советского официоза.
Примечания
1. О соединении трагического и комического
в слове Платонова см. также [Санджи-Гаряева 2004].
Литература
Бахтин 1975 - М. М. Бахтин. Из предыстории романного слова
// М. М. Бахтин. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 408-446.
Геллер 1999 - М. Я. Геллер. Андрей Платонов в поисках счастья. М., 1999.
Кожевникова 2003 - Н. А. Кожевникова. Аббревиатуры в русской литературе ХХ
века // Русский язык сегодня. Вып. 2. М., 2003. С. 148-159.
Корниенко 2003 - Н. В. Корниенко. «СКАЗАНО РУССКИМ ЯЗЫКОМ…» Андрей Платонов
и Михаил Шолохов: Встречи в русской литературе. М., 2003.
Лихачев, Панченко, Понырко 1984 - Д. Лихачев, А. Панченко, Н. Понырко. Смех
в древней Руси. М., 1984.
Санджи-Гаряева 2004 - З. С. Санджи-Гаряева. Андрей Платонов и официальный
язык // ВЯ. 2004. №. 1. С. 118-132.
Шубин 1987 - Л. А. Шубин. Поиски смысла отдельного и общего существования.
Об Андрее Платонове. Работы разных лет. М., 1987.
