Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

Б. Я. Шарифуллин

О ЛИНГВИСТИЧЕСКОМ ЭКСПЕРИМЕНТЕ В ИЗУЧЕНИИ ЯЗЫКА ГОРОДА

(Речевое общение: специализированный вестник. - Вып. 3 (11). - Красноярск, 2000. - С. 88-95)


 
Лингвистическое изучение современной городской речи со всеми ее типами и формами, жанрами общения и текстами, функционирующими в пространстве города, в настоящее время переживает свой ренессанс, или, скорее, “пост-Ренессанс” после длительного застоя, последовавшего за пионерными работами Б.А. Ларина, Е.Д. Поливанова и др. Исследование языка города началось в 70-е годы с описания разговорной речи и городского просторечия. Исследования по "лингвистическому градоведению" (Л.З. Подберезкина) опираются на описание и анализ записей городской речи, собранный текстовый материал, наблюдения над речью горожан в различных коммуникативных ситуациях. На основе имеющегося в распоряжении лингвиста речевого материала решаются очень важные и актуальные задачи создания языкового портрета современного российского города - как в целом, так и отдельных его социальных групп и отдельных языковых личностей. Однако прием наблюдения, сбор материала по языку города (и вообще по любому явлению современного русского языка), при всех интересных и значительных результатах его последующего описания и анализа, недостаточны для полного и всестороннего проникновения в сущность такого лингвистического феномена, как языковое пространство российского города.
Разумеется, отдельные компоненты языка города, например, тексты городской среды, требуют прежде всего скрупулезной фиксации, сбора полных данных, отслеживания нового материала и его включения в существующее описание (с возможными коррективами последнего) [1]. Однако сбор языкового материала и наблюдения над имеющимися текстами (по выражению В.З. Санникова, "это не лишенное приятности занятие") дает не так уж много [2], особенно при изучении живой разговорной речи, различных форм и типов речевого общения в городе и т.п. Как хорошо заметил Ю.Д. Апресян, "можно десятилетиями собирать факты и ни разу не заметить семантического секрета слова, который оно мгновенно отдает в условиях острого эксперимента" [3]. Отсюда с грустной для практики языкового "накопительства" неизбежностью следует, что при изучении целого ряда, может быть, весьма значительного, явлений в языке города возможен и необходим лингвистический эксперимент (ЛЭ) – либо социо-, либо психолингвистический, либо какой-нибудь иной.
Огромную роль ЛЭ еще в 10-20-е годы подчеркивали А.М. Пешковский и особенно Л.В. Щерба, специально посвятивший этому свою известную статью "О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании". Ср.: "В возможности применения эксперимента и кроется громадное преимущество - с теоретической точки зрения - изучения живой речи" [4]. К сожалению, теория и практика ЛЭ в отечественном языкознании не получили должного развития, но были востребованы и развиты в зарубежной лингвистике, откуда потом - как всегда - идеология и процедуры были "реимпортированы" к нам [5]. Конечно, ЛЭ как базовый прием изучения языка и как основной методологический принцип использовался и в российской (советской) лингвистике, но лишь в "специфических" её направлениях, к тому же работающих в 60-70-е годы практически полулегально (формальная лингвистика, модель "СМЫСЛ ↔ "ТЕКСТ" И.А. Мельчука, работы Ю.Д. Апресяна, А.К. Жолковского, А.А. Зализняка, Е.С. Падучевой и др., психолингвистика и т.д.). В исследованиях же по современному русскому языку, так сказать, "main-stream", вплоть до недавнего времени то или иное выдвигаемое положение, даже очень любопытное и существенное, подкреплялось лишь списком примеров из обследованных текстов, причем "сама величина списка расценивается как доказательство правильности" [6]. При этом упускается из виду тот факт, что всякий реальный текст "имеет ограниченную протяженность и, следовательно, не содержит всех принципиально мыслимых в данном языке фраз" [7]. Кроме того, в реальных текстах, как отмечает В.З. Санников, анализируемое явление языка часто искажается "воздействием добавочных факторов". Экспериментирование языковыми фактами (например, замена слова синонимом или антонимом, изменение типа речевого акта, замена адресата высказывания и т.д.) может исключить или, по крайней мере, минимизировать данное воздействие, раскрывая при этом более тонкие и глубокие языковые смыслы или отношения. В полной мере это применимо и к изучению языка современного города, особенно тех его явлений, которые не представлены явно в корпусе текстов или скрыты, недоступны для исследователя, существуют в имплицитном виде: например, различия в мужском и женском типах речи, особенности речевых жанров городского общения и др.
Поэтому ЛЭ может и должен стать для лингвиста, изучающего особенности языка города, не менее важным приемом, чем простой сбор материала, записывание текстов обиходно-разговорной речи, наблюдение над речевым поведением горожан и пр. В ряде же случаев - и единственным способом выявить существенные особенности языковой коммуникации в пространстве города.
Какие же возможности и сферы применения ЛЭ можно увидеть или наметить в нынешней ситуации в лингвистическом градоведении? Здесь отмечу только некоторые, на мой взгляд, возможные и желательные случаи, где использование ЛЭ может помочь в более адекватном представлении особенностей языка города.
1. Простейший вид ЛЭ - опрос информантов. Причем имеется в виду не запись спонтанно звучащей речи в виде текста, что тоже, разумеется, немаловажно, а такой способ обращения к носителю языка, когда тот по поводу каждого предъявляемого ему языкового факта должен переинтерпретировать его определенным образом. Такой опрос достигается с помощью специально составленного вопросника или анкеты, сконструированной таким образом, чтобы явление или единица языка не просто фиксировались бы, как факт языкового исполнения (performance) опрашиваемого, но и отражали бы особенности их устройства или функционирования, т.е. форму их существования в языковой компетенции (competence) говорящего. Иначе говоря, цель таких анкет - экспликация имплицитно представленных в реальных текстах языковых особенностей и отношений. Примерно такая методика опроса уже применяется в полевом описании русских диалектов, в социо- и психолингвистических исследованиях.
При составлении и использовании анкет-вопросников немаловажны, на наш взгляд, "образ автора" (опрашивающего) и "образ адресата" (опрашиваемого), поскольку сам опрос как речевое действие можно интерпретировать как жанр речи с соответствующими жанрообразующими признаками (в смысле Т.В. Шмелевой). Так, если опрос проводит преподаватель или учитель среди студентов (школьников), то очевидно и понятно стремление информантов, ориентирующихся на "образ опрашивающего", обучающего их русскому языку, как-то скорректировать (осознанно или нет) свои ответы, дать более стандартизованные или нормированные, "приглаженные" с "оглядкой" на учебник ответы. Это, понятно, необходимо учитывать при интерпретации полученных данных, чтобы не делать неверных или лежащих на поверхности выводов. С другой стороны, такой материал также может послужить основой для особой интерпретации языковых данных - например, с точки зрения
прагматики текста, характеристики речевого поведения информанта в социальной иерархии коммуникативных ролей ("образ опрашиваемого") и т.д. Стремление показать свою "культуру", "отметиться" перед преподавателем, блеснуть своей эрудицией и т.п. - тоже немаловажная характеристика такой интерпретации полученных данных. Степень неформальности анкетирования как речевого жанра играет свою роль: при более тесных и дружеских отношениях между преподавателем и студентами ответы могут быть более раскованными, более разнообразными, лишенными шаблонности или монотонности, окказиональными и т.д. То же имеет место и при опросе студентов своим же однокашником (при сборе материала для курсовых или дипломных работ). Нередко при ответах проявляется языковая игра, что может послужить прекрасным материалом для наблюдений и толкований. Как известно, языковая игра, по сути, и есть ЛЭ над словом, высказыванием и пр.
При необходимости и при желании отсечения формальных, ориентированных на образ преподавателя ответов можно составить анкету таким образом, чтобы снять эти наслоения, элиминировать внелингвистический фактор.
2. В современной русской речи у языковых личностей проявляются различия не только социальные или возрастные, но и так называемые “гендерные”, т.е. различия, обусловленные принадлежностью к разному биологическому полу. Особенности мужского и женского типа речи в общении между представителями одного и того же или разных полов - проблема практически совсем еще не изученная и даже едва только осознаваемая как достаточно актуальная и интересная, во всяком случае, в российской лингвистике [8]. Различия между мужским и женским типами речи или, по крайней мере, их особенности можно, конечно, обнаружить и при наблюдении над записями (текстами) спонтанной речи [9], однако многие явления, учитывая различия в мужской и женской психологии, в том числе восприятия и отражения действительности в языковой картине, останутся все же скрытыми и не замеченными. Существенную роль, следовательно, должен сыграть психолингвистический эксперимент со специально выбранной процедурой - как, например, при изучении особенностей детской речи. Тестирующим инструментом ЛЭ при изучении женской и мужской речи должно стать и анкетирование с помощью специально составленных вопросов. Они должны быть построены таким образом, чтобы информанты женского и мужского пола дали однозначные ответы, эксплицирующие различия в их языковой рефлексии и речевом поведении. Опрашиваемых обоего пола можно попросить дать свою интерпретацию стандартных языковых средств (синонимия, полисемия, метафора, сравнения, эпитеты и пр.), перестраивая данные высказывания или конструируя свои на основе заданных структур (задания типа "Закончить высказывание...", "Закончить сравнительный оборот", "Как можно обратиться к знакомому / незнакомому человеку" и т.п.). В итоге можно выявить, что различия в мужском и женском типах городской речи обусловлены во многом различиями в их когнитивных структурах мышления. Возможно, какую-то роль при интерпретации полученных данных, как, впрочем, и при составлении самой анкеты, и проведении опроса, сыграет и принадлежность самого исследователя к определенному полу: его "мужской" (vs. "женский") тип когнитивного мышления ("мужская / женская логика" в обыденном представлении) может влиять и на результаты поставленного ЛЭ.
3. ЛЭ можно широко использовать в исследовании различных речевых жанров городского общения. Понятие "речевой жанр" (РЖ) было впервые сформулировано в работах М.М. Бахтина, опубликованных большей частью посмертно и вплоть до конца 80-х годов практически не известных широким кругам российских лингвистов [10]. Актуализировавшиеся ныне исследования РЖ, развивая идеи Бахтина, стараются сочетать (или примирить) теорию РЖ с теорией речевых актов (Дж. Сёрль и др.) и/или концепцией "языковых игр" Л. фон Витгенштейна. Речевые жанры у Бахтина - это определенные, относительно устойчивые тематические, композиционные и стилистические типы высказываний. Важным представляется у Бахтина различение первичных (простых) и вторичных (сложных, комплексных) РЖ. Его концепция охватывает "типовые модели построения речевого целого", всевозможные проявления типических форм высказываний (в смысле автора) [11].
Здесь я не буду останавливаться на современной проблематике теории РЖ, представленной в известных работах Т.В. Шмелевой, М.Ю. Федосюка, Т.В. Матвеевой и др. [12]. Нужно, однако, подчеркнуть, что РЖ в ситуациях современной языковой коммуникации в городе - это такая форма высказывания, которая представляет из себя не четко структурированый объект изучения, а, скорее, недискретное пространство [13], в котором довольно причудливым образом переплетаются, взаимодействуют разные более или менее близкие по структуре РЖ (ср. "принцип фамильного сходства" у Витгенштейна, комплексные РЖ и "протожанры" у М.М. Бахтина). Можно выделить разные РЖ по набору жанрообразующих признаков, но только, видимо, как лингвистические (исследовательские) модели-конструкты. В реальности же РЖ недискретны, "перетекают" друг в друга, смешиваются, одни формы жанра "наползают" на другие и т.д. Это даже не синкретизм, как в протожанрах у М.М. Бахтина, а явление более глубинное и тонкое (ср., например жанр "комплимент-оскорбление"). В городском общении смешиваются и "культуры" разных РЖ ("высоких" и "низких" - например, в обращении). Подобные "аномалии" в построении и использовании РЖ и их произведений можно выявить с помощью ЛЭ: например, с помощью "перекодирования" жанровых высказываний, их перифразирования и т.д., вплоть до пародирования клишированных РЖ (стандартных типов высказываний). Анкетирование по РЖ города при этом строится как сознательная установка на нарушение канонов общеизвестных РЖ, их структуры, их жанрообразующих признаков. При таком приеме в ходе ЛЭ могут быть выявлены факторы, обусловливающие известное явление вырождения, трансформации РЖ. Ср., например, трансформацию русского литературного анекдота от А.С. Пушкина до Даниила Хармса, или вырождение РЖ "военная команда" в высказываниях типа "Копать от забора и до обеда!" [14]. Небесполезен будет также и такой вид ЛЭ, как создание информантом речевых произведений по формулам РЖ (например, по тем, что разработаны А. Вежбицкой [15]).
4. При интерпретации полученных в ходе ЛЭ данных особую значимость имеет анализ так называемого "отрицательного языкового материала", речевых аномалий, т.е. высказываний или форм, которые противоречат или вступают в конфликт с языковой интуицией, знанием языковых норм. Ю.Д. Апресян предложил единую экспериментальную шкалу для измерения степени языковых аномалий: ПРАВИЛЬНОЕ (+), ДОПУСТИМОЕ (-), СОМНИТЕЛЬНОЕ (?), ОЧЕНЬ СОМНИТЕЛЬНОЕ (??), НЕПРАВИЛЬНОЕ (*), ГРУБО НЕПРАВИЛЬНОЕ (**). В речи горожан, в текстах городской среды можно встретить немало такого отрицательного языкового материала, различного рода аномальности, по-разному соотносящиеся как с нормами литературного языка, так и с "нормами" субстандартных или нестандартных форм городской речи, а также (что заметно, например, в текстах современной рекламы) с нормами, "переведенными" с иностранных языков. В случае с уже существующими реальными текстами, содержащими те или иные аномалии разной степени неправильности (от "допустимого" до "грубо неправильного"), ЛЭ может состоять в приведении их к кодифицированному виду путем различных преобразований структуры или смысла. Так, в рекламе Herbalife, списанной мной с объявления на автобусной остановке в Лесосибирске, представлен следующий текст:
"Обращайтесь о возможности приобретения великолепного продукта на снижение веса, набора мышечной массы и очистки организма. Уникальная косметика на травах. Возможность получения дополнительного заработка. Обращайтесь к Наталье, тел. №...".
Как мне кажется, неправильности в управлении предложно-падежными формами отражают скорее не неграмотность автора объявления (некой Натальи), а ориентацию (возможно, буквальный перевод) на оригинальный английский рекламный текст. Можно, в качестве эксперимента, предложить студентам или школьникам (шире - любому носителю русского языка) перестроить данный текст так, чтобы получить грамматически (и, может быть, семантически) правильное высказывание, и тем самым измерить степень неправильности и её удаление или приближение к различным формам русской речи (литературной, разговорной, просторечной и пр.).
Возможно также, используя предложенную Ю.Д. Апресяном экспериментальную шкалу, "измерить" удаленность отдельных форм городской речи от литературного языка, более точно выявить различия между разговорной речью, городским просторечием, обиходно-разговорной речью и т.д., при признании того, что литературный язык маркирован индексом (+).
5. Важным и интересным видом ЛЭ следует считать также анализ феномена языковой игры, исходя из того очевидного факта, что сама языковая игра и есть, по сути, спонтанное (или сознательное) экспериментирование над языком. Такое толкование годится и для витгенштейновского понимания языковых игр как форм речевого общения, связанных с жизнью, т.е. с действиями [16]. В принципе, и сам язык можно толковать (в терминах герменевтики) как "игру", как это делает Х.Г. Гадамер: в речи "играет сама игра, втягивая в себя игроков" [17]. В этом смысле любое речевое произведение есть своего рода игра в стихию языка, эксперимент над ним, для постижения (понимания), или, по крайней мере, для участия в которой самым адекватным средством является герменевтика, в нашем случае - толкование текста через ЛЭ.
6. Экспериментальным способом может быть решена и проблема лексикографического толкования значений единиц разных типов и форм городской речи, особенно таких, как сленг, жаргон, корпоративный "язык" и пр. Далеко не всегда контекст слова, его лексическое окружение позволяет точно определить его значение - это известная проблема практической и теоретической русской лексикографии. В таких случаях (а желательно - и во всех) необходимо обращаться к ЛЭ, опирающемуся на языковое сознание говорящего. Полезным будет и специальное моделирование в ходе эксперимента по возможности всех контекстных окружений данной лексемы.
В работе затронуты, естественно, лишь некоторые важные моменты, касающиеся возможности и необходимости применения ЛЭ в изучении языка города. При этом, вероятно, что-то не менее важное осталось за пределами данной работы, что-то мною не замечено или не учтено. Любые замечания и предложения будут приняты с благодарностью.
 

Литература

1. В пространстве современного города отмечается, например, постоянная смена наименований, когда один и тот же объект (магазин и т.п.), переходя от одного владельца (арендатора) к другому, меняет не только свой профиль, но и название (эмпороним). Так, в Лесосибирске объект, сначала кафе "Сказка", за последние годы претерпел ряд номинаций: "ТОО Гала Ltd.", "Панда", "АвтоРИО", "Ирбис-Запчасти" и пр. Естественно, что такой материал необходимо фиксировать и отражать в анализе соответствующего явления.

2. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. М., 1999, c. 33.

3. Апресян Ю.Д. Основные дискуссионные вопросы теории семантики // Вопросы языкознания. 1971. № 1, c. 54.

4. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974, c. 32.

5. Аналогичные ситуации имели место и в случае некоторых других приоритетных лингвистических идей ХХ в.: например, коммуникативное членение предложения (Ф.Ф. Фортунатов), теория речевых жанров (М.М. Бахтин), "перелитая" в теорию речевых актов, основы психолингвистики, в частности, изучение детской речи (Л.С. Выготский), и др.

6. Санников В.З. Указ.раб. С. 34.

7. Апресян Ю.Д. Идеи и методы современной структурной лингвистики. Краткий очерк. М., 1966, c. 149.

8. Хотя эта проблема была поставлена еще на рубеже XVIII-XIX вв. В. фон Гумбольдтом. За рубежом вопросами гендерной лингвистики занимаются С. Гюнтнер, Х. Коттхоф, Дж. Коутс и др. См., например, Coates J. Women, men and language. A sociolinguistic account of sex differences in language. New York, 1986.

9. См., например, Земская Е.А., Китайгородская М.В., Розанова Н.Н. Особенности мужской и женской речи // Русский язык в его функционировании: Коммуникативно-прагматический аспект. М., 1993, с. 90-136.

10. Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М., 1986.

11. Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках // Там же. С. 499.

12. См., например, сб.: Жанры речи. Саратов, 1997; а также: Федосюк М.Ю. Нерешенные вопросы теории речевых жанров // Вопросы языкознания,1997, № 5, c. 102-120.

13. Ср. предложение рассматривать РЖ как организованные по принципу поля: Федосюк М.Ю. О полевом принципе организации речевых жанров // Теоретические и прикладные аспекты речевого общения: Научно-методич. бюллетень. Вып. 3. Красноярск - Ачинск, 1997. Специально о РЖ как недискретном пространстве будет сказано в готовящихся к публикации работах: Шарифуллин Б.Я. "Комплимент": заметки о природе речевых жанров; Речевые жанры городского общения: Учебно-методическое пособие по спецсеминару для студентов филфака. Лесосибирск, 1999.

14. См. Шарифуллин Б.Я. Военная команда как жанр речи и формы ее вырождения // Русский язык: Прошлое, настоящее, будущее / Всероссийская научная конф.: Тез. докл. Саратов - Сыктывкар, 1999 (в печати).

15. Вежбицка А. Речевые жанры // Жанры речи. Саратов, 1997.

16. Витгенштейн Л. фон. Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. Вып.16. М., 1985.

17. Gadamer H.G. Wahrheit und Methode. Grundzuge einer philosophisches Hermeneutik. Tübingen, 1960. S. 464.