Следите за нашими новостями!
Philology.ru - Русский филологический портал
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

Т. И. Кузнецова

ЛЮБОВНО-ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РОМАН. АНТОНИЙ ДИОГЕН. ЯМВЛИХ

(Античный роман. - М., 1969. - С. 156-185)

 
Среди греческих романов обособленную группу составляют романы, в которых основная любовная фабула сочетается с всевозможными фантастическими приключениями. Это романы Антония Диогена «Невероятные приключения по ту сторону Фулы» и сирийца Ямвлиха «Вавилонская повесть», относящиеся, примерно, к одному и тому же времени (II в. н. э.) и обладающие рядом сходных между собой черт, как по содержанию, так и по общей композиционной структуре. Поэтому нам представляется позволительным рассмотреть их если не вместе, то все же в некотором соотношении друг с другом.
Действие обоих романов развертывается в полусказочных странах и перенесено в отдаленное прошлое. Традиционный сюжет скитаний влюбленных обогащен в них вводными эпизодами, осложняющими композицию. Невероятные фантастические события и обстоятельства, чудеса, магия, мистика и вместе с тем индивидуализированное изображение внутреннего мира действующих лиц - вот элементы, из которых складывается содержание этих необычных, но, по-видимому, весьма характерных для своего времени произведений. В обоих романах, несмотря на всю их фантастичность, найдется немало откликов на современность.
Оригиналы романов Антония Диогена и Ямвлиха до нас не дошли, но известны по конспективным пересказам византийского писателя, патриарха Фотия, относящимся к IX в. н. э., да по ряду незначительных фрагментов и извлечений, сохранившихся у разных авторов.
Время написания романов приходится на II в. н. э. Тяжелые условия существования в Римской империи создавали благоприятную почву для развития всякого рода мистических настроений и учений. Мистико-религиозные интересы являлись своеобразным пассивным протестом против существующего социального уклада жизни; «задавленные материальной нуждой, бесправные и ревниво опекаемые императорской бюрократией люди теряли веру в собственные силы, общественные условия приводили их, таким образом, к отрицанию культуры и даже самого смысла жизни, заставляли предпочитать мир идей и фантазий реальному миру» [1]. Это было время, когда на фоне обостряющегося кризиса социальной системы, кризиса и общего и идеологического, оживали старые примитивные религиозные верования, смешиваясь и перекликаясь в то же время с идущими широкой волной с Востока религиозными учениями и культами. Религиозный синкретизм, подготовленный еще в эллинистическое время, в период I-II вв. н. э. распространился особенно широко [2]. Все более усиливались религиозно-мистические настроения. Большую популярность приобрели астрология, предсказывающая по небесным светилам будущее человека, и учение о потустороннем мире. Философия все больше сливалась с религиозно-мистическими учениями и культами. Восприятие жизни как серии случайностей, как чего-то подвластного лишь высшим таинственным силам, интерес к магии и волшебству, вера в сверхъестественное: чудеса, знамения, заклинания, вещие сны, пророчества, призраки - все эти религиозно-мистические настроения захватили и художественную литературу. В романах с фантастическим уклоном Диогена и Ямвлиха они выступают особенно явственно, отражая состояние духовной и умственной жизни греко-римского общества первых веков нашей эры.

Антоний Диоген

Поскольку Антоний Диоген признается писателем более ранним, чем Ямвлих, а его роман Фотий называет источником романа последнего [3], следует, очевидно, прежде рассмотреть «Невероятные приключения по ту сторону Фулы». Тем более, что он и по своим формальным особенностям, по-видимому, был проще романа Ямвлиха, отличающегося стилистической изощренностью.
Кроме основного содержания романа Диогена «Невероятные приключения по ту сторону Фулы», пересказанного константинопольским патриархом, отрывки его сохранились в сочинении писателя III в. н. э. Порфирия «Жизнь Пифагора» [4]. Эти отрывки пифагорейского содержания (рассказ Астрея, ученика и последователя Пифагора, о своем учителе) могли относиться ко времени распространения неопифагорейского учения, т. е. к I-II вв. н. э. - времени жизни Антония Диогена. По-видимому, эти отрывки имели целью популяризацию неопифагореизма.
Сравнительно недавно, в 1931 г., был найден еще один отрывок из романа Диогена, также относящийся ко II в. н. э. Этот небольшой фрагмент на папирусе (PSI № 1177), названный «Немая Мирто», - единственный образец, по которому можно получить хоть какое-то представление о романе в его оригинальном виде [5].
Возможно, что роман Диогена о невероятных приключениях по ту сторону Фулы, в числе других сочинений подобного же типа, послужил материалом для пародии Лукиана на безбрежную фантазию романистов, историков, географов [6]. Об этом прямо говорит Фотий: «Источником и основой «Правдивой истории» Лукиана и «Метаморфоз» Лукия является, по-видимому, именно эта книга» (§ 13).
О личности Антония Диогена мы почти ничего не знаем. Исследователи, принимая во внимание ряд соображений, определили предположительно время его жизни II в. н. э. Имя Фаустина, к которому обращается с письмом автор романа, да и само имя автора - Антоний указывают на римский период, упоминание же Порфирием (III в. н. э.) замыкает верхнюю границу возможного времени жизни Диогена.
Составить представление о сочинении, не располагая его подлинным текстом, трудно; и все же краткое содержание его в изложении Фотия позволяет с некоторой долей условности выявить характерные черты формы романа, а также его идейную установку.
Содержание «Невероятных приключений по ту сторону Фулы» представлено в основном в виде записей аркадянина Диния, обращенных к земляку Кимбу. В его рассказ о своих приключениях и странствиях включены рассказы и других персонажей: Деркиллиды, Астрея, Асулида. Обрамлением основного содержания служат письма самого автора романа: одно, посвятительное, обращено к сестре Исидоре, другое - к какому-то Фаустину, в котором Диоген и сообщает, «что он сочиняет книгу о невероятных приключениях по ту сторону Фулы и что сочинение это он посвящает любознательной сестре своей Исидоре» (§ 11). В письме же к Исидоре Диоген выводит фигуру некоего Балагра, приближенного Александра Македонского, который якобы в письме к своей жене Филе, дочери Антипатра, рассказывает о найденных в захваченном македонскими войсками городе Тире саркофагах с начертанными на них странными надписями, обозначающими срок прожитой жизни умерших в летах и ночах. Он сообщает также о найденном близ надгробной насыпи кипарисовом ларце, внутри которого и хранились записи Диния, повествующие об удивительных приключениях по ту сторону Фулы, легендарного острова на крайнем севере Европы. Письмо Балагра, таким образом, представляет своеобразный пролог к основному содержанию романа - рассказу Диния о том, «что либо он сам видел во время странствия, либо слышал от других очевидцев» (§ 4) [7].
Итак, после долгих скитаний Диний прибывает на остров Фулу, где встречается с Деркиллидой, бежавшей с братом Мантинием из родного города Тира в поисках спасения от злого египетского жреца Паапида. Жрец проник к ним в дом и обманом, с помощью волшебных средств принудил брата с сестрой привести своих родителей в состояние, подобное смерти. Деркиллида с братом попадают на Родос, затем на Крит, к этрусскам и киммерийцам, у которых Деркиллида видела жителей царства Аида, а давно умершая служанка Мирто была ее проводницей и наставницей. По возвращении оттуда Деркиллида, уже без брата, оказалась на могиле Керила и Астрея. Из рассказа последнего она многое узнала о Пифагоре и отце его, Мнесархе. Астрей рассказал ей и о себе и еще о том, что услышал от Филотида [8]. Далее Деркиллида рассказывает о жителях Иберии, видевших ночью и слепых днем, о кельтах, артабрах, астурийцах, о своих скитаниях по Италии и Скифии, о том, как она снова попала в руки Паапида. После встречи с братом, поведавшем Деркиллиде о своих необычайных и чудесных странствиях, следует ряд совместных приключений брата и сестры. Они пытаются бежать от Паапида, захватив его волшебную книгу и травы. Оракул предсказывает об ожидавшем их возмездии за нечестие по отношению к родителям - отныне их жизнь будет чередоваться со смертью. Наапид преследует беглецов и насылает на них беду. Предсказание исполняется. Влюбленный в Деркиллиду юноша Фрускан убивает Паапида, но думая, что Деркиллида действительно мертва, пронзает мечом и себя. «Обо всем этом и многом другом, что он узнал от Деркиллиды на острове Фула, Диний рассказывает аркадянину Кимбу, искусно сплетая повествование в одно целое. Он говорит о похоронах Деркиллиды и Мантиния, об их тайном возвращении из могил, о любовных делах Мантиния и о том, что из-за них случилось» (§ 7). На этом кончается 23 книга Диогена. В последней, 24-й, книге Диний продолжает рассказ о своих необычайных скитаниях по странам, о возвращении в Тир, где он встретился с Деркиллидой, ее братом и их пробудившимися родителями. Этот рассказ искусно соединен с рассказом спутника Диния Асулида о том, как ему удалось избавить Деркиллиду и Мантиния от злых чар Паапида и пробудить их родителей.
Приключения, содержащиеся в рамках рассказа Диния, весьма разнообразны: тут и бегство из дома, и преследование, и скитания, встречи и расставания, мнимая смерть, прорицание оракула, благополучный конец. Как видим, сюжет построен по универсальной схеме греческого романа. Но, несмотря на наличие этих традиционных для любовного романа мотивов, преобладающая роль принадлежит в романе Диогена сказочно-фантастической тематике. По существу любовная тематика в «Невероятных приключениях» скрыта за кадром. Любовные эпизоды в нем носят скорее сопроводительный характер, не осложняя и не развивая сюжета. Они лишь присутствуют, обозначаются и связывают элементы повествования. Отношения Диния и Деркиллиды мало похожи на отношения влюбленных: нет в них горечи разлуки, страданий, как нет и радостей свидания и любви. Чувства и переживания влюбленных тонут в стремительном потоке их удивительных приключений [9]. А ведь Деркиллида, которая живет лишь ночью, рассказывает Динию о своих приключениях, по-видимому, во время их ночных свиданий. Возможно, что в соответствии с этими «любовными ночами» роман делился на 24 книги [10]. Прием рассказа о минувших испытаниях сходен с техникой повествования других авторов любовного романа, в частности Харитона и Ксенофонта. Но сами влюбленные, Диний и Деркиллида, - не совсем типичная для любовных романов пара. Они - два совершенно самостоятельных в своих действиях и приключениях персонажа. Примечательно, что даже мотивы их скитаний различны и независимы друг от друга. Если Деркиллиду вынуждает к побегу и странствию преследование Паапида (хотя причина его преследований неясна, но, по-видимому, она все же любовного характера), то Диний отправляется в путешествие по свету вместе с сыном добровольно, в поисках знаний. Дальнейшим обоснованием скитаний героев служит прорицание оракула, которое и побуждает их к странствиям.
Вскользь упомянуто в романе о каких-то любовных похождениях Мантиния, о влюбленном в Деркиллиду юноше Фрускане, но внимание заостряется на фантастических путешествиях по невиданным странам. В описании скитаний и необыкновенных приключений и заключается главный интерес романа Диогена. Целая серия событий и поступков персонажей лишь очень слабо связывается между собой указанными выше излюбленными мотивами любовного романа. И получается, что основные для греческого эротического романа черты вытесняются здесь чертами, присущими сказочно-фантастическому повествованию. Пристрастие к чудесному и необыкновенному выступает у Диогена на первый план.
Исходя из комментариев Фотия и замечаний самого Диогена, можно предположить, что содержание для своего романа Диоген заимствовал из сочинений предшествующих писателей, прежде всего историографов и географов. По мотивам этих источников он и составил свой роман, переработав их соответственно своим намерениям. Фотий полагает, что Диоген ссылается на свидетельства своих источников в целях подтверждения достоверности описываемого: «Диоген... говорит, что если он и изображает невероятное или вымышленное, то располагает относительно очень многих рассказанных им чудес свидетельством древних писателей, у которых он собрал этот материал, по его словам, с большим трудом. В начале каждой своей книги он указывает имена тех людей, которые еще раньше описывали подобные чудеса, чтобы не показалось, будто его невероятные повествования не подкреплены чужими свидетельствами» (§ 11). Далее Фотий сообщает, что «Диоген упоминает о некоем Антифане, более древнем, чем он, писателе, который рассказывал о подобных же чудесах» (§ 14).
Не исключено, что Диоген мог позаимствовать отдельные рассказы о чудесном у Ктесия, Онесикрита и других писателей романической историографии. Авл Геллий [11], например, сообщает, что, будучи в Калабрии и Брундизии, он слышал много чудесных историй о людях, видевших ночью и слепых днем, рассказанных Ктесием, Онесикритом, Аристеем.
Для придания достоверности рассказам о невероятных путешествиях и приключениях Диоген пользуется историческими именами, а также прибегает к приему документированного повествования: включения в текст писем Балагра и рукописи, содержащей рассказ Диния, якобы найденной воином Александра Македонского.
Исторические имена Александра Македонского и его приближенных Гефестиона и Пармениона, Антипатра, философа Пифагора и его отца Мнесарха соседствуют с вымышленными персонажами: Деркиллида, Диний, Мантиний, Фрускан. Есть и чисто сказочные образы: злой маг Паапид и верная служанка Деркиллиды - Мирто. То же самое можно отметить в отношении названий стран: названия известных географических мест, гор, морей и рек смешиваются с чисто вымышленными названиями несуществующих мест, в том числе и самого острова Фулы, за пределами которого и происходят все невероятные приключения. Так, например, говорится, что Диний, «пройдя через Понт, дошел до Каспийского и Гирканского морей и гор, называемых Рипейскими, и до устья реки Танаис. Затем, из-за сильных холодов, повернули они к Скифскому океану и, наконец, направились на Восток и пришли к месту восхода солнца. Потом, скитаясь в течение долгого времени и пережив множество разнообразных приключений, они прошли по берегу наружного моря, окружающего землю» (§ 2).
В романе рассказывается о полусказочных народах и странных животных. Деркиллида вспоминает, например, о стране Иберии, где люди видят лишь ночью, о диких и глупых кельтах, о лошадях, на скаку меняющих масть, о стране артабров, «где женщины воюют, а мужчины стерегут дом и исполняют женскую работу» [12]. Она передает Динию и то, что поведал ей брат, «который долго скитался по свету и мог теперь прекрасно истолковать ей многие невероятные явления как у людей, так и у других живых существ, а также рассказать ей многое касательно солнца, луны, растений и островов, предоставив ей тем самым богатый материал для чудесного повествования, которое впоследствии она могла сообщить Динию» ( § 5).
Три рассказа основных героев романа о своих скитаниях и приключениях полны невероятных вымыслов. Диний сообщает Кимбу о необычных вещах, увиденных им по ту сторону Фулы, например, что «есть люди, которые могут жить в самых далеких арктических пределах, где ночь иногда продолжается целый месяц; бывает она и короче и длиннее месяца, и шесть месяцев, но не больше года». Далее он говорит о таких чудесах и таких людях, «каких никто не только не видел и не слышал, но даже и вообразить не мог», а сам он на луне увидел «такие чудеса, которые превзошли все прежние фантастические истории» (§ 9).
Сказочно-фантастические элементы переплетаются в романе с религиозными и философскими элементами.
Как уже отмечалось, в I-II вв. н. э. в философии и религии широкое распространение получили различные мистические направления, в том числе неопифагореизм, легендарным проповедником которого считался Аполлоний Тианский.
Все это, в большей или меньшей степени, нашло свое отражение в романе Диогена. Даже то, что записки Диния найдены в ларце, захороненном вместе с ним, сообщает повествованию Диогена определенную таинственность и может свидетельствовать о влиянии на Диогена мистицизма неопифагорейской школы. Об этом же говорит эпизод встречи Деркиллиды с умершей служанкой Мирто в подземном царстве.
Не случайно, по-видимому, включены в «Жизнь Пифагора» Порфирия отрывки из сочинения Антония Диогена, в которых идет речь о Пифагоре и его учениках, Астрее и Замолксе [13].
В одном из них Астрей, мифическая личность, олицетворяющая у греков астрономию [14], рассказывает о том, как однажды во время своего путешествия Мнесарх, отец Пифагора, нашел мальчика, лежащего под белым тополем и смотрящего прямо на солнце. Ребенок держал в руке тростянку и пил росинки, стекающие в нее с дерева. Мнесарх взял мальчика с собой, дал ему имя Астрея и отвез домой, поручив его младшему из сыновей - Пифагору. Пифагор и приобщил его к своему учению.
Далее у Порфирия излагается рассказ Диогена о путешествиях Пифагора по Египту, Аравии, Иудеи и воспринятых там особенностях мистических учений (толкование снов, изучение системы письма жрецов иероглифами и символами, учение об очищении и переселении душ и приобщении к бессмертию, принципы мироздания), рассказывается также об образе жизни Пифагора (занятия, пение пеанов Фалеса и чтение стихов Гомера и Гесиода для успокоения души, танцы для упражнения тела, прогулка в обществе друзей, вегетарианское питание) и о чудесах, связанных с его именем.
Философские и религиозные элементы сопутствуют один другому в романе Диогена. Рассказ Астрея о философах Пифагоре, Мнесархе, Замолксе перемежается с рассказами о магических действиях египетского чародея Паапида, о пребывании Деркиллиды в подземном царстве и ее встрече с умершей Мирто, о каре, постигшей Деркиллиду и Мантиния за нечестие по отношению, к родителям. Элемент языческой веры - справедливая кара судьбы за моральный проступок - окрашивается здесь мистикой; возмездие, возвещенное оракулом, выполняющим в романе роль Тихи, совершается магическими действиями египетского чародея, заколдовавшего Мирто, Деркиллиду и Мантиния и их родителей. При этом показаны разные способы черной магии Паапида: Мирто лишена речи, Деркиллида и Мантиний днем мертвы и лишь ночью освобождаются из-под власти жреца, родители их погружены в непробудный сон.
Здесь налицо сочетание разнородных, греческих и египетских, верований - религиозный синкретизм, столь характерный для времени написания романа.
В романе много чудес, связанных, с одной стороны, с египетским жрецом Паапидом, с другой, с Пифагором и с Астреем.
В образе злого чародея Паапида отразилась антиегипетская настроенность романа. Ведь именно в это время антагонизм между египтянами и пифагорейцами был особенно острым. В романе как бы противопоставляются два вида искусств: одно - египетское, несущее зло (Паапид), другое - чудесное искусство неопифагорейцев (Пифагор, Астрей, Замолкс), несущее людям добро. Рассказывается, например, о невероятных свойствах глаз Астрея, изменением величины которых он мог действовать на луну, вызывая увеличение или уменьшение лунного диска. Этим он разрешил спор о власти двух местных царей, «которые отныне царствовали попеременно, сменяя друг друга, в зависимости от размеров луны. Поэтому-то и был так рад народ Астрею и его спутникам» (§ 4).
Интерес к астрологии отражен и в эпизодах, описывающих чудеса за пределами земли, на луне [15].
Автору развлекательного сочинения Диогену не могли быть чуждыми ни местные предания, ни фольклорные мотивы. Легенды о философе Пифагоре и его отце, об учениках самосского философа Астрея и предсказателе Замолксе, по-видимому, имели широкое хождение в устной передаче. Строки об Астрее и Замолксе, полуисторическом-полумифическом мудреце, почитавшемся у гетов богом, близко напоминают ареталогическую литературу о странствующих философах-проповедниках типа Филостратовой «Жизни Аполлония Тианского» [16]. Правда, у Диогена философские элементы незначительны и так же, как и любовные, почти теряются среди множества удивительных фантастических приключений, связанных с путешествием.
Как необычно содержание романа Антония Диогена, так необычна и его форма.
В отличие от прямолинейной композиции других романов, композиция «Невероятных приключений» несколько усложнена: основной рассказ, занимающий 23 книги, ведется от первого лица, Диния, а уж в его рассказ вставлен рассказ Деркиллиды о себе и о том, что она услышала от Мантиния и Астрея, а этот, в свою очередь, от Филотида. Обо всех этих необыкновенных приключениях, изложенных в записках Диния, Антоний прочитал якобы в письме Балагра к Филе и написал об этом книгу, сообщив о своем авторстве Фаустину. В последней, 24-й, книге вводится рассказ Асулида и продолжается рассказ Диния, искусно соединяющего то, что он узнал от Асулида, с тем, что он раньше сообщил Кимбу.
Роман, таким образом, состоит из вставленных один в другой рассказов разных лиц, разлученных и затем вновь встретившихся, сюжетно довольно слабо связанных между собой. Лишь временами сюжетные линии переплетаются, а в основном каждая из них, имея свой исходный момент, самостоятельна. Письма же самого автора служат обрамляющим стержнем содержания романа, составленного из серии рассказов его персонажей.
Действие романа развивается, переходя из уст в уста, хотя рассказывает, казалось бы, один лишь Диний, главный персонаж. Основная сюжетная линия романа постоянно перебивается вставными новеллами. Даже по изложению Фотия легко увидеть, что сюжетная структура и композиция романа дробная и прерывистая, вобравшая в себя ряд эпизодов, вымышленных или заимствованных из легендарных преданий, занимательных и интересных, иной раз даже выпадающих из общей тематической и тональной целостности повествования (например, эпизоды, сохранившиеся у Порфирия).
По-видимому, сочинение Антония Диогена представляло собой в изначальном и оригинальном виде цикл самостоятельных новелл, преимущественно фантастического характера, о невероятных путешествиях в различные части света и за его пределы - на луну и даже в царство мертвых, объединенных общим обрамляющим рассказом.
Подобное сочетание новелл получило еще большее развитие и усложнение в композиции последующих любовных и сатирико-бытовых романов. Новеллы часто входят в роман в качестве необходимого структурного элемента. Вставные новеллы имеются у Ксенофонта Эфесского (история Гиппотоя и Гиперанта), у Гелиодора (рассказ о Кнемоне и Демэнете), наконец, в романе Апулея.
Эта традиция использования в романе вставных новелл уходит корнями в раннюю греческую историографию: вспомним хотя бы историю об Абрадате и Панфее в «Киропедии» Ксенофонта Афинского, или новеллы в «Истории» Геродота (о перстне Поликрата, о спасении Ариона дельфином и др.).
Невозможно судить о стиле романа Антония Диогена по сухому, тезисному пересказу Фотия, который дает только перечень основных нитей этого, по-видимому, обширного и увлекательного фантастического повествования. Нам остается лишь поверить Фотию, знавшему роман в оригинале, без подтверждения его похвалы анализом.
Вот что он говорит по поводу стилистических достоинств романа Диогена: «Книги полны действия, слог их так ясен и чист, что почти не нуждается в истолковании, только отступления от основного повествования не достаточно ясны. Способ изложения у автора чрезвычайно приятен, он умеет так расположить свой материал и придать ему такую форму, что сказочные и невероятные события кажутся правдоподобными» (§ 1).
Впрочем, мы располагаем незначительным (всего лишь в 29 неполных строк) фрагментом на папирусе [17] из романа Диогена, который, являясь единственным образцом его писательской манеры, может хоть сколько-нибудь подтвердить вышеприведенное суждение о нем Фотия.
В отрывке содержится часть рассказа Деркиллиды о том, как ее немая служанка Мирто, жертва злого жреца Паапида, пытается предостеречь ее и тем самым спасти от какой-то грозящей ей опасности. Деркиллида, заметив, что Мирто хочет ей что-то сообщить, пытается узнать, в чем дело: «Я протянула Мирто двустороннюю табличку, которую мы носим с собой в школу, и сказала ей: «Ты молчишь; если и вправду ты не можешь говорить, так напиши, по крайней мере, на этой табличке то, что хочешь сообщить. Я прочту и напишу ответ». Служанка обрадовалась (это выдал ее взгляд) тому, что скоро должна получить удовлетворение за все, что претерпела. Она взяла табличку, подошла к лампе, наскоро нацарапала грифелем то, что было у нее на сердце, при этом писала очень мелкими буквами, чтобы уместилось побольше, и протянула ее мне. Одновременно она подала мне знак уйти. Я взяла табличку, однако не вышла оттуда тотчас, а прежде стала читать. На табличке было написано следующее: «Госпожа, иди сейчас же к кормилице и дай ей знать об опасности, пусть она не остается в неведении, благодушная, и пусть также узнает о моем положении. Иди же теперь, прежде чем явится ко мне Паапид, разделяющий со мной ложе, чтобы самой не пострадать от злобного демона». Когда я это прочла, я хотела приготовиться...» [18].
На этом текст обрывается.
В этих не полностью сохранившихся строках проглядывает кусочек обыденной жизни с ее реалистическими чертами и деталями, приоткрывается какой-то уголок быта. По-видимому, действие происходит в доме Деркиллиды, еще до того, как она вместе с братом спасается бегством от преследований жреца.
По мнению исследователей этого фрагмента [19], содержание его указывает на самое начало романа. Тогда, действительно, представляется вполне логичной и оправданной и вторая встреча Деркиллиды и Мирто, уже в царстве мертвых, несколько лет спустя, когда верная и преданная служанка снова, как некогда дома, в Тире, служит своей хозяйке наставницей и проводницей.
Остается неясным, почему Мирто оказалаоь немой. Вероятнее всего, она была заколдована злым чародеем. Паапид сблизился с ней, как явствует из фрагмента, чтобы затем подчинить своей злой воле кормилицу и Деркиллиду. Потому-то так настойчиво звучит в коротком фрагменте призыв Мирто: «уходи» (строки 22 и 27). Но лишение речи не помешало ей жестами и мимикой дать понять Деркиллиде, что она хочет сообщить нечто важное, а затем и написать о грозящей ей опасности со стороны того же Паапида.
Итак, роман динамичен, полон действия, ясен по изложению, если не считать тех отступлений, о которых упоминает Фотий (по-видимому, каких-то рассуждений в духе неопифагорейства или описания явлений мистического порядка). Фотий отмечает как достоинство умение Диогена придать невероятному видимость достоверного, хотя этот прием весьма характерен и для других писателей-романистов. В оценке Фотия нет никаких указаний на наличие в романе Диогена каких-либо признаков риторического искусства, свойственных романам софистического направления: патетических речей, пространных описаний природы, вставных писем героев, стихотворных частей. Но едва ли в нем в самом деле не было ничего из тех риторических красот, что особенно отличало более поздние романы, хотя бы «Вавилонскую повесть» Ямвлиха, подобного же фантастического характера.
Такой художественный прием, как описание, несомненно, был использован Антонием Диогеном в его фантастическом романе-путешествии, самый сюжет которого предоставлял богатейшие возможности для рассказа о далеких и неведомых странах и населяющих их народах. Можно предполагать, что в романе были описания быта и нравов кельтов, киммерийцев, артабров, астурийцев, о чем вскользь упоминается в изложении Фотия ( § 4-6).
Между тем, Фотий высказывает предположение, что сочинение Антония Диогена «Невероятные приключения по ту сторону Фулы» послужило источником и основой для других греческих любовных романов (Ямвлиха, Геллиодора, Ахилла Татия): «для образов самих героев, для истории их скитаний, любви, похищений и опасностей образцами стали Деркиллида, Керилл, Фрускан, Диний» (§ 13).
Зная роман в его подлинном виде («Прочтены 24 книги Антония Диогена...»), Фотий, по-видимому, имел достаточно веские основания для подобного высказывания. И все же нам представляется более верным отделить роман Диогена от группы романов, названных Фотием (исключение составляет лишь Ямвлих), несмотря на наличие в нем внешне сходных с этими любовными романами тематических и композиционных признаков. Отличие это явственно обозначается при сравнении соотношения содержания и формы в сочинении Диогена и сочинениях других романистов.
У Диогена главным было содержание романа: его острая сюжетная занимательность и необыкновенность, заложенная в нем мораль, а также и популяризация религиозно-мистических учений неопифагорейской школы.
Судя по замечаниям Фотия о стиле «Невероятных историй», забота об искусном изложении и изысканной форме сочинения не отягощала автора и уж во всяком случае не превышала его заботы о содержании сочинения. Что касается авторов поздних романов, для них стилистическая усложненность и изощренность форм - фактор первостепенной важности.
Не имея романа Антония Диогена в оригинальной форме, а лишь в пересказе IX в., вряд ли возможно судить о мировоззрении Антония Диогена, о его взглядах на те или иные стороны жизни, взглядах, которые должны были быть отражены в характере и языке его персонажей, в манере их обрисовки. К сожалению, в калейдоскопе событий и приключений, перечисляемых Фотием, характеры персонажей почти не улавливаются. Разве что можно выявить их отдельные, единичные черты. Например, из положительных персонажей, Динию и Мантинию, свойственны любознательность и любовь к путешествиям, Мирто - верность и преданность, Фрускану - пылкость и отвага, Астрею и Замолксу - мудрость. Из отрицательных персонажей выделяется фигура египетского жреца Паапида, неслыханного злодея, коварного и хитрого чародея.
Какую цель преследовал Диоген, на какие слои читательской публики ориентировался - об этом можно лишь догадываться.
С одной стороны, кажется, что сплетение острых событий, занимательных и фантастичных, было самоцелью и предназначалось для привлечения широкой читательской массы. Это может подтвердиться живым и простым стилем романа, о котором говорит Фотий. Но, с другой стороны, роман мог быть рассчитан и на вкусы более образованной публики. Об этом свидетельствует введение в сюжет мало понятных для простого читателя отступлений, так же как и рассказы о Пифагоре и его приемном брате, мудреце Астрее и фракийском предсказателе Замолксе, имевшие целью, по-видимому, пропаганду учения неопифагорейской философии.
Наиболее ясной остается этическая установка романа Диогена: неотвратимость возмездия за совершенное, волей или неволей, зло и вознаграждение невиновности. Кара за нечестие родителей, за невольное соучастие в преступлении постигла Деркиллиду и ее брата. Не миновала кара и Керилла «за совершенное некогда преступление. Спасшись от прежних опасностей, он теперь (во время пребывания у астурийцев) был растерзан на куски» (§ 5). Бесчисленным злодеяниям Паапида положил конец меч Фрускана (§ 7).
В мотиве наказания за старую, уже забытую вину, также сквозит пифагореизм.
Впрочем, мораль возмездия за зло и вознаграждения добра присуща и другим романам сказочно-фантастического характера.
Как справедливо заметил Фотий, в сочинениях подобного рода «есть две чрезвычайно поучительные особенности, на которых стоит остановить внимание. Первая заключается в том, что всякий, совершивший какое-нибудь преступление, неминуемо подвергается заслуженному наказанию, даже если тысячу раз кажется, что ему удалось избежать его, а вторая - в том, что многие невинные, подвергавшиеся большой опасности, не раз, вопреки ожиданиям, оказываются спасенными» (§ 14).

Ямвлих

Кроме «Невероятных приключений по ту сторону Фулы» Антония Диогена, до нас дошел другой роман, подобного же фантастического содержания: «Вавилонская повесть» Ямвлиха.
Этот роман написан сирийским писателем на греческом языке, но, как и роман Диогена, он известен по пересказу патриарха Фотия, да по незначительным отрывкам, сохраненным лексикографом X в. Судой [20]. В преобладающем большинстве эти фрагменты состоят из одной-двух строк, и лишь два из них, самые крупные и наиболее достоверные, могут дать самое минимальное представление об оригинале романа.
Всего, достоверно принадлежащих Ямвлиху, насчитывается 20 фрагментов. По сравнению с изложением Фотия ничего существенно нового они не дают [21].
Мы не располагаем какими-либо определенными биографическими сведениями о Ямвлихе. О нем в сущности известно не многим более, чем об Антонии Диогене. По изложению Фотия все же выясняются некоторые детали его жизни, сообщенные им самим. Родом Ямвлих из Сирии. Себя он называет современником Арсакида и Ахеменида Соэма, которого в 164 г. римляне сделали правителем Армении. Он сообщает, что был воспитанником ученого вавилонянина и сумел предсказать исход войны римлян с парфянами (в 165 г.). Вот что говорит Фотий: «Писатель сообщает, что он и сам вавилонянин и знаток магии, но сведущ и в эллинской образованности, что его цветущий возраст приходится на время Соэма, сына Ахеменида, потомка Арсаки, который царствовал, происходя от царственных предков, и все же стал членом сената в Риме, даже консулом, а затем снова был царем великой Армении; на его время и пришелся расцвет Ямвлиха, как он сам говорит об этом. Он упоминает, что над римлянами царствовал Антонин (Марк Аврелий), когда Антонин, по его словам, послал Вера, главного полководца, брата и свояка, на войну с парфянином Вологесом, Ямвлих предсказал и начало и исход войны; Вологес убежал за Евфрат и Тигр, а парфянская земля стала подвластной римлянам» (§ 10) [22]. Таким образом, благодаря данным, сообщаемым самим Ямвлихом, роман датируется с известной достоверностью последней третью II в. н. э.
Название романа - «Вавилонская повесть», или «Вавилоника» - указывает на географическое место действия событий и как бы подчеркивает связь его с преданиями древнего Вавилона. Впрочем, упоминание о вавилонском воспитателе могло быть всего лишь вымыслом Ямвлиха, понадобившимся ему для придания видимости вавилонской литературной традиции.
Действие романа происходит в отдаленном прошлом, в Вавилоне. Содержание его настолько запутано и сложно, что передать его можно лишь в самых общих чертах. Это нагромождение фантастических эпизодов, чаще всего любовно-авантюрного характера, смешение ужасов, жестокостей, убийств, чудес, невероятных приключений. В романе множество действующих лиц, судьбы которых сталкиваются между собой. Главные персонажи романа - любящие супруги Родан и Синонида и вавилонский царь Гарм, преследующий их. Кратко содержание «Вавилонской повести» сводится к следующему. Гарм, не добившись любви Синониды, сковывает ее золотой цепью, а Родана велит распять на кресте. Супругам удается бежать, взбешенный Гарм приказывает отрезать носы и уши евнухам Даму и Саку, которым была поручена казнь, и посылает их в погоню за беглецами. Это завязка романа, состоящего из описаний побега супругов и их преследования. Родан и Синонида испытывают самые невероятные приключения, спасаясь от преследований Гарма: они скрываются в тайниках пещеры, отравляются пчелиным медом, попадают в хижину людоеда-разбойника, сталкиваются с убийствами и самоубийствами, их одолевают необыкновенные страсти. Несколько раз в романе встречается традиционный мотив мнимой смерти: оживают те, кого считали мертвыми, живые принимаются за мертвых. Интрига осложняется путаницей, создаваемой сходством персонажей, различными недоразумениями и случайностями. Положение запутывает подозрительность и ревность Синониды. Подозревая в неверности своего мужа, она покидает его. После долгих скитаний и необыкновенных приключений она выходит замуж за сирийского царя. Узнав о ее свадьбе, Гарм посылает Родана полководцем против сирийского соперника. Победитель Родан возвращает себе Синониду и становится царем Вавилона [23].
Такова в самых общих чертах основная тематическая линия романа, состоящего из замысловатых и необыкновенных приключений действующих лиц самых различных социальных слоев: царей и рабов, торговцев и врачей, стражников и палачей, разбойников, жрецов, земледельцев.
Каких только ужасов не найдешь в романе. В Синониду, например, влюбляется призрак козла; спасаясь от преследователей, Синонида и Родан попадают в дом разбойника, преследователи сжигают дом, но беглецы спасаются, выдав себя за призраков убитых разбойником людей; затем они укрываются в пустой гробнице, из которой вышла мнимоумершая девушка. Обстоятельства складываются так, что Синонида подозревает Родана в измене и в порыве ревности пытается убить ни в чем неповинную дочь земледельца, считая ее своей соперницей, ее схватывают. По ходу событий Родан и отец Синониды принимают труп убитой рабом молодой женщины за останки Синониды. Отец вешается, Родан собирается также покончить с собой, но его спасает дочь земледельца.
События подобного рода непрерывно и стремительно сменяются одни другими, отдельные эпизоды соединяются в один общий рассказ, судьбы действующих лиц переплетаются и скрещиваются.
По-видимому, роман был довольно длинным. Данные о числе его книг различны: по сообщению Суды, роман состоял из 39 книг, а изложение Фотия заканчивается 16-й книгой, завершающей действие победой Родана над сирийским царем и получением им вавилонского царства.
Если внимательнее приглядеться к построению сюжета «Вавилонской повести», можно почувствовать определенную задуманность композиции, на первый взгляд кажущейся раздробленной и рыхлой.
Роман четко делится на три части, каждая из которых отмечена своим особым характером.
1-я часть посвящена совместным приключениям супругов-беглецов, вплоть до спасения их в храме Афродиты.
2-я часть - вводная, она как бы разрывает сюжет, но в то же время мотивирует введение в сюжет новых имен и ситуации, побуждающих к новому действию.
3-я часть продолжает сюжет. Родан и Синонида разъединены, и действие растекается по нескольким руслам. Внимание читателя привлекается скрещиванием сюжетных нитей [24]. Приключения главных героев переплетаются с приключениями других персонажей. В романе можно наметить целый ряд таких тематических линий: Родан - Синонида - Гарм, Родан - дочь земледельца - Синонида, Тигр - Евфрат - Родан, Сетап - Синонида, Месопотамия - Зобар, дочь земледельца - Евфрат и др.
Роман Ямвлиха, как и роман Диогена, похож на сборник пестрых рассказов, соединенных между собой особыми связующими звеньями (правда, у Диогена цикл рассказов заключен в обрамляющую рамку, а у Ямвлиха рассказы последовательно складываются в общее повествование).
Стержневая тема романа, бегство Синониды и Родана от Гарма, осложняется все новыми частностями, и развитие сюжета идет путем наслоений. Иногда это сделано искусно и создает впечатление логической связанности событий, а порой кажется весьма слабо соотнесенным с основным ходом действия романа. Связующие звенья побуждают к новому действию, дают предпосылку к новым приключениям. Но связь событий в романе почти исключительно внешняя, последовательная во времени. Внутренней психологической связи между ними нет, за исключением ревности Синониды, которая служит психологическим обоснованием последующего развития действия.
В судьбы главных персонажей вплетаются судьбы вновь введенных, которые активно вторгаются в ход событий. Таковы, например, Сорех, помогающий Синониде и Родану, или дочь земледельца, возбудившая ревность Синониды и обусловившая ее уход от Родана. Менее активны персонажи: Евфрат, Месопотамия, Сетап, Береника, но и они играют свою роль в движении сюжета. Эпизоды с их участием служат различными основаниями для развертывания основной темы - бегство от злодея и злоключения любящей четы. Эти эпизоды как бы притормаживают действие, повышая его напряженность и тем заинтересовывая читателя. Роман построен так, что в момент кажущейся развязки действие принимает вдруг неожиданный оборот и действительная развязка оттягивается. Крайняя опасность и нежданное спасение, напряжение и ослабление - вот схема строения сюжета.
Мотив гонения традиционен для греческого романа. Он встречается у того же Антония Диогена, где Деркиллиду и Мантиния преследует злой жрец, а также в анонимном романе-сказке «Истории Аполлония Тирского», где действию дает ход гнев царя Антиоха.
Все эти романы объединяет, кроме общей линии фабулы, лт сходство композиционного построения. Во всяком случае исходный момент у всех трех одинаков. Гнев гонит героев к странствиям, навстречу злоключениям. Мотив гнева движет сюжет и в других романах, однако в них скитания героев обусловлены гонением со стороны богини судьбы и случая Тихи. В указанных же выше романах и в романе Ямвлиха героев гонят к странствиям сами участники действия, выполняющие, таким образом, функцию Тихи [25].
При этом в романе Ямвлиха Гарм, как и в романе об Аполлонии Тирском Антиох, не принимает активного участия в ходе действия, а между тем именно он является побудительной причиной действия и его основным связующим и направляющим стержнем. В первой части, казалось бы, Гарм отсутствует, находится как бы вне действия, за кадром. Тем не менее связь его с действием не прерывается, а к концу романа заметно активизируется и он становится непосредственным участником
всего происходящего.
Роману Ямвлиха между тем присущ ряд особенностей, отличающих его от других романов, и прежде всего то, что с самого начала Родан и Синонида соединены узами брака, а уж затем следует их разлука, для которой Ямвлих находит удачную психологическую мотивировку - Синонида покидает Родана в порыве ревности. Это, пожалуй, единственная психологическая мотивировка дальнейшего развития действия: Синонида встречается с Сетапом, но в ответ на его притязания убивает его, ее схватывают, ведут к Гарму, но, извещенный о ее поимке, Гарм объявляет амнистию узникам, и Синониду по его указу освобождают.
Для романа Ямвлиха характерен мотив постоянной игры со смертью, имитация ее, путаница живых и мертвых. Особенно часты мотивы смерти в первой части романа. Но звучат они и в третьей части: Родана и Синониду принимают за ожившего Тигра, сопровождаемого Корой; Синонида убивает Сетапа; отец Синониды кончает самоубийством, узнав о якобы умершей дочери; то же хочет сделать и Родан и т. д. Но здесь они связывается не столько с судьбой главных героев, сколько с судьбой второстепенных. Характерным для этой части является нагромождение путаницы и недоразумений, переодеваний и смешения одних персонажей с другими. Сак приводит к Гарму Евфрата вместо Родана. Родана принимают за Тигра, Месопотамию за Синониду. Ювелир принимает дочь земледельца за Синониду. Путаница обыгрывается в различных ситуациях.
Этих мотивов путаницы и смешения персонажей нет в более ранних романах (Харитона, Ксенофонта Эфесского, Антония Диогена). Они встречаются лишь позже в романах Ахилла Татия и Гелиодора. И это можно считать в некотором роде новшеством Ямвлиха.
По сравнению с другими ранними романами у Ямвлиха можно отметить более развитую композиционную технику [26]. Композиция «Вавилонской повести» несколько отклоняется от традиционной схемы. Примечательны экскурсы, введенные как бы со стороны, но обычно непосредственно связанные с общим содержанием романа и стимулирующие дальнейшее его развитие. Они служили удобным переходом к последующему рассказу, а также замедляли его темп. Роман построен по принципу нарастания интереса: вначале идет простой, последовательно развивающийся по прямой линии рассказ с наслоением приключений главных героев, затем он прерывается серией вставных новелл, ассоциативно связанных с сюжетом и вводящих новые персонажи, наконец, следует многолинейное сплетение сюжетных тем и смешение персонажей. Гладкое простое течение рассказа сменяется запутанным, многоплановым, прерывистым.
Интересна средняя часть романа, где действие разбавлено и украшено рядом вставных рассказов. Подобные экскурсы мы встречали и у Диогена, но у него они вводились устами самих действующих лиц (Астреем, Мантинием, Деркиллидой). У Ямвлиха же экскурсы вторгаются в текст романа со стороны и исходят от самого автора. В каждом из них Ямвлих преследовал определенную цель: по-видимому, он хотел позабавить читателя, блеснуть изяществом слога. В одном из фрагментов описывается, например, красота отрезанных волос Синониды, которыми она доставала воду из колодца для себя и для Родана, скрываясь в пещере: «Она отрезала себе волосы, они были длинные, белокурые и пышные» [27].
Однако задача романа сводилась не только к развлекательности, но была в какой-то мере дидактическая. Ведь в экскурсах Ямвлих говорит и о себе, и о своем времени, вводит исторические имена, сообщает сведения о разного рода древностях, например, об обычаях и узаконениях палачей, об обычаях погребения людей, о мистериях Афродиты. В виде отступления рассказывается о святилище Афродиты на островке, расположенном между Тигром и Евфратом, и о легенде, связанной с этим местом. Вот эта занимательная новелла любовного характера в изложении Фотия: «Там у жрицы Афродиты было трое детей - Евфрат, Тигр и Месопотамия, безобразная видом от рождения, но превращенная Афродитой в красавицу; из-за нее возник спор у трех ее поклонников и тяжба между ними. Дело разбирал Бохор, наилучший из тогдашних судей. Судебная тяжба шла из-за того, что одному Месопотамия дала бокал, из которого пила сама, другому - цветочный венок, сняв его со своей головы, а третьего она поцеловала. На суде выиграл тот, кто получил поцелуй, но от этого спор еще пуще разгорелся, пока они не поубивали друг друга в пылу распри» (§ 8).
Отступление о капризной красавице, весьма забавное само по себе, выполняет определенную функцию: оно вводит в действие новое лицо, занимающее затем свое место в сюжете романа. Не исключено, что рассказ о Месопотамии давал Ямвлиху повод к описанию ее красоты, как и рассказ об отрезанных волосах Синониды.
К новелле о Месопотамии Ямвлих дополнительно присоединил рассказ о «святилище Афродиты и о том, что женщинам, посещавшим его, надо было во всеуслышание сообщать о снах, виденных ими в храме; здесь же подробно рассказывается о Фарнухе, Фарсириде и Танаиде - откуда и река Танаис - и о том, что у живущих около этого места в области Танаида есть мистерии Афродиты, учрежденные Танаидом и Фарсиридом. На вышеупомянутом острове Тигр, поедая розы, скончался, потому что в еще не распустившихся лепестках роз скрывалась ядовитая мушка; мать мальчика, поворожив, убедилась, что сын ее стал полубогом» (§ 9).
Герои этой вводной новеллы расширяют действие романа и продолжают его новыми осложнениями и путаницей. Родан поразительно похож на Тигра и Евфрата. Мать скончавшегося Тигра принимает Родана за своего ожившего сына, сопровождаемого Корой, а Евфрата схватывают слуги Гарма, принимая его за Родана, и судят. На допросе он вынужден назвать Синоиидой свою сестру Месопотамию, ее схватывают и ведут к Гарму. Узнав об обмане, Гарм приказывает Зобару обезглавить Месопотамию, но тот, напившись из любовного источника, влюбляется в девушку, спасает ее и отправляется с ней к Беренике, уже воцарившейся над египтянами; там справляется их свадьба. Евфрата же передают на казнь его родному отцу, которого из жреца сделали палачом, они узнают друг друга, сын спасается и вместо отца исполняет обязанности палача; впоследствии Евфрата спасает дочь земледельца: он бежит, переодевшись в ее платье, а она исполняет обязанности палача.
Подобного нагромождения нелепых и невероятных приключений с переодеваниями и недоразумениями не найдешь ни в одном греческом романе. Здесь налицо весь реквизит занимательного любовно-авантюрного романа: преследования, злодейства, убийства, отравления, доносы, подкупы, мнимые смерти. Есть в нем и призраки, и спрятанные сокровища, есть и предсказания: Родану дважды предсказано быть царем над вавилонянами (халдейским старцем и ласточкой, § 6 и 22).
В вводных рассказах, кроме сведений о себе, Ямвлих рассказывает об интересных вещах, касающихся разного рода древностей. Он рассуждает, например, о каких-то неизвестных магических действиях и заклинаниях, считая себя знатоком магии и разносторонне образованным человеком: «... Рассказывает о видах магии, о заклинаниях саранчи, львов и мышей; отсюда название мистерий - от мышей, ведь магия мышей наиболее древняя [28]. Он говорил о заклинателе градобития, заклинателе змей, о вызывании умерших, о чревовещателе, которого, по его словам, эллины называют Эвриклеем, а вавилоняне именуют Сакхуром» (§ 10). Здесь же Ямвлих сообщает, что он и сам вавилонянин. Эти два экскурса ассоциативно между собой связаны. В «Вавилонской повести» фантастические и мистические мотивы причудливо сплетаются с мотивами эротического характера. Фотий, сравнивая роман Ямвлиха с другими греческими любовными романами, отмечает, что он «отличается большей скромностью, чем повесть Ахилла Татия, но все же не так скромен, как изложение финикийца Гелиодора. Они все трое, поставив себе почти что одинаковую цель, взяли предметом любовные приключения, но Гелиодор делает это более возвышенно и благопристойно, Ямвлих уступает ему в этом, Ахилл же непристоен и бесстыден» (§ 1).
Антония Диогена тот же Фотий называет образцом Ямвлиха (см. выше, стр. 168).
И это, как нам кажется, не лишено основания. Ведь роман Ямвлиха, действительно, близко напоминает роман Диогена «Невероятные приключения по ту сторону Фулы». При сопоставлении романов обнаруживаются определенные совпадения некоторых мотивов. Здесь, разумеется, важно видеть не собственно тематические совпадения, а родство всей системы мотивов и их характер. Оба романа построены почти по однотипной схеме и повторяют выработанные приемы любовного романа: тут и бегство и преследования, странствования и удивительные приключения, разлуки и встречи, опасности и нежданное спасение в момент крайней опасности. Не нарушен в них и основной принцип этого вида литературы - герои после разных превратностей достигают благополучия, зло побеждается добром. Традиционен и мотив спасения в храме (ср. у Ксенофонта Эфесского в храме Солнца, в «Истории Аполлония, царя Тирского» в храме Артемиды в Эфесе, у Диогена в храме Геракла, у Ямвлиха в храме Афродиты). Все эти мотивы есть в романах Ямвлиха и Диогена. Разве что отсутствует в них мотив кораблекрушения и морской бури, столь свойственных романной литературе.
Вместо традиционного морского плавания герои Ямвлиха, спасаясь от преследований, ищут пристанища то в пещере, то на постоялом дворе, то в хижине земледельца, то в храме Афродиты. А герои Диогена путешествуют по всей земле, и под землей, и даже за пределами земли.
Оба романа объединяет фантастичность сюжета и этическая его направленность.
Впрочем, пожалуй, интереснее при сравнении подобных романов выделить то различное, что свойственно неповторимой индивидуальности каждого из их авторов и потому именно и характерное для него.
Прежде всего следует отметить, что в обоих этих романах самое соотношение фантастических элементов с любовными неодинаковое. Если в романе Диогена любовные элементы выражены недостаточно выпукло, то в романе Ямвлиха они преобладают. Эротике уделено в нем большое место, и он, безусловно, а не с оговоркой, как роман Диогена, может быть причислен к определенному типу греческого любовного романа, хотя и насыщен таким количеством фантастических, несуразных выдумок, ошеломляющих читателя своей неожиданностью и невероятностью, какого не найдешь ни в одном из греческих романов. Гарм влюблен в Синониду, в нее же влюбляется какой-то «призрак козла» и богач Сетап. Сама Синонида любит Родана, но в порыве ревности и мести выходит замуж за сирийского царя. Зобар влюбляется в Месопотамию, которую должен убить. Любви этой красавицы добиваются трое юношей. Раб убивает свою возлюбленную, молодую госпожу и т. п. По-видимому, не случайна та роль, которая отведена в романе богине любви Афродите. Из всех языческих богов в «Вавилонской повести» упоминается лишь одна эта богиня - покровительница любви. Ее храм служит спасительным убежищем для гонимых влюбленных, о ее могуществе рассказывает приведенная в романе легенда о превращении уродливой Месопотамии в красавицу, уделено внимание описанию мистерий Афродиты и обычаев ее храма. Культ Афродиты вполне соответствовал тематической основе романа - прославлению истинной любви - и оправдывался ею.
При всей своей фантастичности роман содержит и некоторую долю реальности. Есть в нем и любопытные бытовые подробности, жизненная правдивость которых пробивается сквозь нагромождение фантастических эпизодов. Сквозь фантастику и временную отдаленность действия в романе просвечивает живая жизнь города: тут и базар, и суд, и постоялый двор, и лавка ювелира. Роман, хотя и слабо, отражает действительность, приметы современной жизни то там, то тут вкраплены в роман.
Современный мотив можно увидеть в жалобе войска аланов на царя, который не выплатил им жалования, чем и вызвал их недовольство. Во времена империи мятежи в армиях нередко вспыхивали по разным поводам.
Приметы современности видны и в мотивах магии и волшебства, встречающихся в романе. Ведь в обществе времени Ямвлиха усилился наплыв таинственных религиозных представлений, идущих с Востока. Вера в призраки, различное колдовство и чудеса была широко распространена. Правда, эти мотивы у Ямвлиха играют меньшую роль, чем у того же Диогена, и необычные явления частично получают в его романе рационалистическое, естественное объяснение. Следы чудесного, сверхъестественного есть в рассказе о Месопотамии, или в эпизоде, где халдейский старец узнает, что девушка на погребальном ложе не мертва, а лишь погружена в глубокий обморок. В другом эпизоде жрица храма, увидев Родана и Синониду, верит, что это ее сын Тигр возвратился из царства мертвых в сопровождении Коры.
Мотивы мнимой смерти и воскрешения часты в романе Ямвлиха. Они сопровождают действие с самого начала и до конца.
Эти мотивы говорят о связи греческого романа с ареталогической литературой, получившей большое значение в связи с религиозными движениями первых веков н. э. [29].
Мы встречались с ними и в романе Антония Диогена: захоронение и выход из могил Деркиллиды и Мантиния, а также смерть и воскрешение ее родителей. Ареталогический характер носят чудеса, связанные с Астреем и Пифагором.
Новое у Ямвлиха, по сравнению с другими романами, то, что двое влюбленных вместе умирают и воскресают, и даже надпись на предполагаемой могиле Синониды Родан пишет общую для них обоих.
Следует отметить, что в «Вавилонской повести» большую роль играют животные, птицы, насекомые. Ряд зверей упомянут в экскурсе о магии. В самом сюжете встречаются пчелы, мед которых вызывает глубокий обморок. От этого обморока Синониду и Родана пробуждает ворон. От пожара герои спасаются, бросив в огонь ослов. Верблюд несет им сообщение о предательстве врача. Тигр умирает, съев ядовитое насекомое. Гирканская собака Родана поедает труп убитой Трофимы и ее убийцы. Предсказание дают птицы. Такой повышенный интерес к миру животных - своеобразное явление литературы времени римского владычества вообще, но в романе мы его видим главным образом у Ямвлиха и у Ахилла Татия. И в этом также есть примета современности.
В романе Ямвлиха ряд мотивов носит чисто сказочный характер. Таков, например, традиционно-сказочный, хорошо известный мотив сватовства трех женихов к Месопотамии, которым она дарила венок, бокал и поцелуй, и спор их, разрешенный судьей (вспомним в «Истории Аполлония, царя Тирского» сватовство Архистратиды); однако Месопотамия остается свободной, чтобы сыграть свою роль в дальнейших перипетиях романа. К другим сказочным мотивам относится мотив любовного источника, напившись из которого, Зобар влюбляется в Месопотамию, мотив освобождения по царскому указу всех узников в честь готовящегося свадебного торжества, а также мотив найденного на лугу золотого клада.
Может быть, в основе некоторых эпизодов фантастического романа Ямвлиха лежит народная традиция, заимствованная из широко распространенных на Востоке легенд и преданий. Из народной литературы могли быть заимствованы вставные новеллы и рассказы. Ряд мотивов мог быть также взят и из Геродота (например, рассказ о том, что Родан и Синонида встретили на своем пути реку, чистую воду которой пили лишь цари. См. Геродот, I, 188).
В романе «Вавилонская повесть» ощутимо веет восточным колоритом, даже имена персонажей большей частью восточные (Родан, Тигр и Евфрат, Зобар, Месопотамия, Фарнух, Фарсирид).
Некоторые образы героев даны в романе в гиперболической манере сказочно-фантастического повествования.
Как и в других романах, персонажи романа Ямвлиха разделены на положительных и отрицательных. При этом главные герои наделены, как и положено традицией, прекрасной наружностью, хотя описания их внешности и не приводятся, а есть лишь указания на красоту. Одни из персонажей обрисованы схематично, другие, напротив, наделены сильными страстями.
Такова, например, фигура царя Гарма, неистовая, неразделенная любовь которого к Синониде служит причиной всех бед, преследований и убийств. Восточный царь свиреп и садистски жесток; гнев его не знает меры: Родана он распинает на кресте [30]; Синониду заковывает в цепи; стражникам, допустившим побег узников, велит отрезать носы и уши; слуг, которые не смогли задержать Синониду, он приказывает закопать живыми вместе с женами и детьми; Сореха, помогавшего беглецам, приговаривает к распятию на кресте; Родана вторично велит распять на кресте, а сам пляшет и ликует вокруг креста. Гарм не только жесток, но он и лицемерен и коварен. Это типично сказочный злодей, весь сотканный из пороков. Узнав о предстоящей свадьбе Синониды и сирийского царя, он отменяет казнь Родана и посылает его полководцем против его соперника, но замышляет против него зло: «Затаив вражду, Гарм относится к Родану с притворной благосклонностью, он пишет тайное письмо его подчиненным, приказывая убить Родана, если будет одержана победа и захвачена Синонида» (§ 22). Жестокий царь приказывает умертвить невинную Месопотамию, которую привели ему вместо Синониды, а узнав, что Зобар отвел ее к царице Беренике, чуть было ие объявил ей войну.
Примечателен в романе образ главной героини Синониды. В отличие от других персонажей он наиболее живой и разносторонний, данный без всякой идеализации. Синонида - пылкая натура, беззаветно любящая своего супруга. Ее любовь к Родану не похожа на трогательные и нежные чувства героинь других романов. Это сильная и яркая любовь, не знающая прощения, выраженная в ее безумной ревности и толкнувшая ее на ответную измену подозреваемому в неверности Родану. Обуреваемая бешеной ревностью, вызванной недоразумением, она настойчиво пытается убить свою «соперницу», дочь земледельца. Но, потерпев в этом неудачу, находит другой жестокий способ отомстить ей, свято чтящей память своего мужа: «Выйдя замуж за сирийского царя, Синонида возымела силу сорвать на ней свой гнев, и приговорила ее стать наложницей палача» (§ 20). Неукротимая ревность Синониды получает в романе жизненное выражение и в то же время, как и гнев Гарма, служит связующим звеном в цепи последующих событий. Интересно, что ревность, подозрительность, мстительность, жестокость - это черты характера Синониды, проявляющиеся лишь во второй части романа. Мы видим здесь развитие характера от простого к сложному. В начале романа Синонида предстает перед читателем как любящая жена, отвергающая ненавистного ей Гарма. В трудную минуту она проявляет решительность и находчивость. Это она спасает Родана от смерти, готова делить с ним все беды и лишения. Скрываясь от преследователей в пещере, Синонида обрезала свои прекрасные, длинные волосы, чтобы ими доставать воду для питья. Она предпочитает смерть встрече с Гармом и принимает яд, но Сорех тайком заменяет его на снотворное зелье и проснувшаяся Синонида, обнаружив подмену, пронзает себя мечом.
Образ Синониды овеян ароматом восточной сказки. Порывистость, темпераментность, мстительность, свирепая ревность типичны именно для восточной царицы. Она, не задумываясь, закалывает Сетапа, претендующего на ее любовь, с ножом в порыве ревности кидается на дочь земледельца. Кажется, что любовь заслоняет в ней все остальные чувства и даже заставляет ее забыть супружеский долг верности: она покидает Родана и выходит замуж за другого. Однако в конце романа Синонида все-таки возвращается к своему любимому Родану-победителю. Ревность Синониды - отклонение от традиционного типа героини, которая в большинстве других романов сохраняет верность своему возлюбленному в любых обстоятельствах и в долгой разлуке (вспомним хотя бы Архистратиду из «Истории Аполлония» или героев «Эфиопики» Гелиодора).
Верность любви, даже несмотря на вынужденную измену героини, - основная тема греческого романа, здесь она осложняется ревностью. Но от этого образ Синониды только выигрывает в своей жизненности.
В противоположность Синониде Родан почти никак не очерчен, это безликая фигура. Ни о его уме, ни о его душевных качествах читатель не вынесет ни малейшего впечатления. Вся роль его фактически сведена к тому, чтобы связывать в единое целое всех остальных действующих лиц.
Зато наделен многими добродетелями положительного героя второстепенный персонаж романа Сорех. Он ловок, хитер, храбр, он добр и предан друзьям. Недаром его прозвали Справедливым. На протяжении всего действия Сорех стремится помочь беглецам, Родану и Синониде, рискует собой ради их спасения. В конце концов, он все же схвачен слугами Гарма и приговорен к распятию, но его освобождают аланы, которым Гарм не выплатил жалования, чем и вызвал их недовольство. Сорех, найдя золотой клад, становится их царем, идет войной на Гарма и побеждает его, символизируя торжество добра над злом.
К числу положительных персонажей романа, выделенных более выпукло, чем другие, относится образ дочери земледельца, укрывшей в своей хижине Синониду и Родана. Ямвлих не дал ей имени, называя ее просто «девушкой». Это красивая женщина, любящая и верная жена, после смерти мужа в знак печали о нем отрезавшая свои прекрасные волосы. Отзывчивая и добросердечная, она по ходу романа дважды помогает сначала Родану и Синониде, предупреждая их об опасности, затем Родану и Сореху, спасая их от покушения на самоубийство. Далее она спасает Евфрата: переодетый в ее одежду, он бежит. К тому же она храбрая женщина, не боится вернуться к месту трагического убийства, свидетельницей которого она случайно оказалась, чтобы отыскать спрятанные убийцей сокровища. Моральная ценность человека и здесь, в образе дочери земледельца, выступает на первый план.
Каждый из основных персонажей имеет свою историю и служит причиной нового отклонения хода действия.
Остальные персонажи интереса не представляют. Все они лишены характера и индивидуальности, это лишь преходящие фигуры, служащие внешнему движению сюжета.
Примечательно, однако, то, что в романе много отрицательных персонажей, принадлежащих к самым различным слоям общества, среди которых царят жестокость, продажность, алчность наушничество, предательство. Таковы слуги Гарма Сак и Дам, Монас, мастер золотых дел, врач, стражники и, конечно, сам вавилонский царь - скопище всех пороков.
Несомненно, ближайшей целью романа было осуждение морального уродства человека и утверждение его нравственной высоты.
Роман заканчивается, как и положено ему по традиции, победой главных героев и торжеством добра над злом. Родан и Сорех становятся царями, Гарм повержен. Мысль о непременной наказуемости зла и порока, хотя и не высказана здесь прямо, как в романе Диогена, проявляется весьма отчетливо между строк на протяжении всего действия, иллюстрируется и подтверждается самим содержанием романа. По ходу повествования преследователи Родана и Синониды отравляются пчелиным ядом, врач-доносчик тонет в реке, Дама предают смерти и его казнит тот самый палач, которого он сам из жреца святилища Афродиты сделал палачом, труп раба-убийцы растерзан собакой, наконец, побежден сам Гарм.
Верность в любви, преданность в дружбе, доброта, бескорыстие - вот что лежит в основе идейного содержания романа Ямвлиха, прославляющего моральную чистоту человека и осуждающего его нравственные уродства.
При сопоставлении романов Ямвлиха и Диогена легко устанавливается общность их этического замысла. Следует, однако, заметить, что характеры, призванные воплотить этот замысел, очерчены в романе Ямвлиха более выпукло и колоритно, чем в романе Антония Диогена. Конечно, в обоих романах нет и речи о психологическом решении характеров, когда логика сюжета была бы обусловлена внутренней логикой характеров. В них различные драматические ситуации не приводят в движение характеры. Напротив, герои чаще всего становятся , лишь объектами приключений. Исключение составляет образ Синониды, в характере которой Ямвлих открывает все новые и новые грани, нарушая этим устойчивую традицию изображения характера, выработанную фольклором, следы которого то тут, то там обнаруживаются в романе. Образ Синониды многогранен и противоречив, и он вовсе не соответствует той строгой нормативности нравственных состояний человека, которая была выработана фольклорной традицией и затем воспринята в сказочно-романной литературе.
Следует отметить наличие в идеологическом содержании греческого романа прогрессивных с точки зрения общего литературного процесса тенденций. Это новая концепция человека как психологической индивидуальности, новый взгляд на человеческие отношения, внимание к внутреннему миру среднего человека, моральная ценность которого определяется в романе отнюдь не его социальной принадлежностью, а достоинствами иного порядка, в частности высоко моральными качествами души: верностью и чистотой любви, преданностью и бескорыстием в дружбе. В романах I-II вв. мы встречаемся с подобными носителями положительных идеалов, людьми различного социального положения и чаще всего среднего и низкого. В «Истории Аполлония, царя Тирского» это кормилица Тарсии, старые рыбаки - люди из простонародья, но также и люди более высокого социального положения (эфесские врачи), и даже цари (Архистрат, его дочь, Аполлоний). В романе Антония Диогена роль носителя высокой морали выполняют служанка Мирто и пифагорейцы, в романе Ямвлиха выделяются в этом плане Сорех, друг и помощник героев, и дочь земледельца. Таким образом, в этих романах интерес перемещен к простому человеку с его многообразными связями с живой действительностью. И несмотря на фантастичность и сумбурность, в них все же звучат социальные мотивы нового отношения к самому человеку, к его духовному миру.
Почти невозможно судить о художественных заслугах или просто о художественной специфике романа, не имея его подлинника, а всего лишь краткий сухой пересказ, даже скорее перечень событий. Сохранившиеся фрагменты могут дать самое относительное впечатление о стиле и языке романа. Можно сделать только одно заключение: в зависимости от характера рассказываемого менялась, по-видимому, и манера изложения Ямвлиха. Например, в некоторых фрагментах, особенно в описаниях, ощущается склонность автора, подверженного влиянию софистической риторики, к языковой изощренности. Это и не удивительно во II в., на который приходится расцвет софистического искусства. Ямвлих, очевидно, намеревался привлечь внимание широких читателей не только необычностью и занимательностью содержания романа, но и удивить знатоков формального искусства утонченным словесным мастерством, считая немаловажным фактором изящество внешней формы сочинения, изысканность его слога. Фабула романа, кроме своего прямого назначения, стала у Ямвлиха и средством показа риторической техники. И от романа Диогена «Вавилонская повесть» Ямвлиха отличается большей риторической окрашенностью: в ней встречались, вероятно, изящные экскурсы, и речи, и письма, и ученые рассуждения на различные темы, свойственные софистическому искусству. Пестрая смена событий, движущих действие, многолинейность и занимательность сюжета, уложенного в довольно сложную, продуманную композицию, разнообразие характеров, так или иначе доносящих до читателя этическую направленность романа, - все это свойственно роману Ямвлиха, на первый взгляд сумбурному и путаному.
Фотий высоко ценил слог и композицию Ямвлиха: «Слог у Ямвлиха плавный и мягкий, а если местами и звучит резко, то все же без какой-либо напряженности; он, так сказать, щекочит и нежит. Достоинствами своего слога и композиции, стройностью повествования Ямвлих обнаруживает мастерство и силу речи не только в игривых вымыслах, но даже и в самых серьезных вещах» (§ 1).
Эту похвалу Фотия автору «Вавилонской повести» мы вынуждены принимать на веру.
По-видимому, Ямвлих действительно был мастером слова, писателем большого воображения, а может быть, и знаний. Для нас он может представлять интерес как автор любопытного образца романной литературы, затронутой уже влиянием софистической риторики, как писатель, внесший в этот жанр какие-то черты художественного своеобразия, продиктованные временем и его индивидуальностью.
Рассмотренные выше романы Антония Диогена и Ямвлиха - своеобразные и весьма характерные литературные явления определенной конкретно-исторической эпохи. Эти любовно-фантастические романы были, конечно), не единственными сочинениями подобного рода (о чем свидетельствуют фрагменты из других романов), и, вероятно, не лучшими их образцами.
Но, если даже они не достаточно интересны и значительны по своей социальной сущности и литературно-художественному уровню, то все же они могут привлекать внимание как разновидности или боковые ответвления нового романного типа повествования, представленного всего лишь несколькими полностью сохранившимися образцами.
 

Примечания

1. В. С. Сергеев. Очерки по истории древнего Рима. М., 1938, стр. 549.

2. См. ниже статью М. Е. Грабарь-Пассек «Философский роман. Филострат. «Жизнь Аполлония Тианского», где освещается историческая обстановка и идеологические течения этого периода.

3. Рhоtii. Bibl. Cod. 166.

4. Porphyrii opusculi. Vita Pithagorae. Ed. A. Nauck. Lipsiae, 1886, § 10-14.

5. См. ниже, примеч. 17.

6. См.: «Правдивые истории», I, 9; II, 29.

7. Отрывки из Фотия даются в переводе Н. Мильштейн («Поздняя греческая проза», М., 1961, стр. 171).

8. У Фотия рассказ Астрея опущен, но он сохранился в изложении Порфирия («Жизнь Пифагора», § 10-13).

9. Впрочем, это впечатление может быть вызвано неточным пересказом Фотия, который, не уделив должного внимания эротическим элементам, изложил то, что ему казалось наиболее существенным в романе, т. е. путешествия и приключения.

10. О. Schissel, V. Fleschenberg. Novellenkranze Lukians. - RF, I, 1912, S. 105.

11. См.: «Аттические ночи», ТХ, 4, 6.

12. Ср. подобное описание воинственного племени амазонок в «Романс об Александре» Псевдо-Каллисфена (II, 27).

13. Роде считает взятыми из Диогена следующие отрывки «Жизни Пифагора»: §§ 10-14; частично 36 и 44. См. указ. соч., § 253.

14. Е. Rhode. Указ. соч., § 264, примеч. 3.

15. Мотивы астрологии и некромантии, отражающие влияния, идущие с Востока, звучат и в романе Ямвлиха, а особенно в «Эфиопике» Гелиодора (III, 16).

16. К. Керени так и определяет роман Диогена «путешествие-ареталогия», который имеет своей целью противодействие египетской религии (указ. соч., стр. 45, 239).

17. Описание фрагмента и комментарий к его тексту см.: F. Zimmermann. Griechische Roman Papyri. Heidelberg, 1936, стр. 85-89; F. Zimmermann. Eine Szene aus dem Antonios Diogenes. - «Philologische Wochenschrift», 55, 1935. S. 474-480. Композиционно-техническое обоснование текста фрагмента дается в ст.: F. Zimmermann. Die Fragmenta des Antonios Diogenes im Lichte des neuen
Fundes. - «Hermes», 71, 1936, S. 312-319.

18. Перевод фрагментов сделан автором статьи.

19. По поводу принадлежности фрагмента Диогену в научной литературе высказывались довольно противоречивые мнения. А. Керте, например, сомневался в авторстве Диогена и предполагал, что по ситуации и тону отрывок относится уже к развитому любовно-приключенческому роману (APF, 10, 1932, S. 234). Напротив, Галлавотти высказывался за принадлежность Диогену этого отрывка (Framento di Antonio Diogene? - SI, 8, 1932, p. 247-257). К его мнению присоединился и Ф. Циммерман, считающий отрывок из начала «Невероятных приключений» драгоценным даром судьбы, позволившим познакомиться с образцом подлинного романа Диогена (см. указ. выше соч.).

20. См.: Photii Bibliotheca. Cod. 94; Suidае. Lexicon, V, 87 ed. A. Adler. Leipzig, 1938. Достоверно принадлежащие Ямвлиху отрывки также напечатаны: R. Hercher. Erotici graeci. Leipzig, 1885, I, 217. Последнее издание всех фрагментов Ямвлиха, так же как и пересказ Фотия, принадлежит Е. Хабрих (Е. Habrich. Iamblichi babyloniacorum reliquiae. Lipsiae, 1960).

21. О соотношении фрагментов с изложением Фотия см.: U. Sсhnеider-Menzel. Jamblichos «Babylonische Geschichten». - В кн.: F. Allheim. Literatur und Gesellschaft im ausgehenden Altertum, I, Halle, 1948, S. 48 ff.

22. Перевод А. Н. Егунова («Поздняя греческая проза». М., 1961, стр. 185).

23. Ср. у Харитона в конце романа «Повесть о любви Херея и Каллирои» (VIII, 1) Херей также отнимает у другого свою супругу Каллирою в войне.

24. Подобным же образом построен роман Диогена. Сначала приключения переживаются героями, Деркиллидой и Мантинием, совместно, затем действие разветвляется и следуют уже раздельные приключения и главных и второстепенных персонажей.

25. У Ямвлиха Тиха упоминается лишь раз (R. Hercher, II, стр. 65).

26. См.: U. Sсhnеider-Меnzel. Указ. соч., стр. 48-93.

27. См.: R. Hercher, I, 217; Suidае. Lexicon, I, 447, 13.

28. Фантастическая этимология, основанная на созвучии слов μυς - мыть и μυστεριος - таинство.

29. К. Kerényi. Указ. соч., 34.

30. Мотив распятия на кресте есть у Ксенофонта Эфесского (IV, 6, 3).