Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

Д. С. Пенская

ИРЛАНДСКОЕ "ПЛАВАНИЕ БРЕНДАНА" И ВИЗАНТИЙСКОЕ "СКАЗАНИЕ ОТЦА НАШЕГО АГАПИЯ": ВОЗМОЖНЫЕ ТОЧКИ ПЕРЕСЕЧЕНИЯ

(Индоевропейское языкознание и классическая филология - XVII (чтения памяти И. М. Тронского). - СПб., 2013. - С. 697-716)


 
The paper is dedicated to the possibile interconnections between the Latin version of the Irish “Navigatio Sancti Brendani” dated from 9-10th cent. and the “Narration of Our Father Agapius”, Byzantine apocryphon, presumably, attested to the area of Syro-Palestinian monasticism 4-6th cent.
In both cases the diverting form, recalling one of the fairy-tale, reveals a story of monastic life.
Some episodes of the “Navigatio” (the events before monks’ depature to Paradise; the monastery of St. Ailbe and the Promised Land) are supposed to prove the influence of the “Narration”. The whole set of motives and their sequence in the scenes mentioned above traces back to the corresponding episodes in the “Narration”. If the author of the “Navigatio” indeed used the “Narration” as a source, certain tendency in its’ adaptation is discerned: in the “Narration” motives and images that formed a unique description of symbolic ascent to Christ and to Wisdom, lost their symbolic substance in the “Navigation”and plunged back into folklore.
This relation of unique and symbolical in one case to standard and folk in the other is systematically followed in the paper. For example, the snow white bread as the main symbol of Christ, brought by Agapius from Paradise back to earth in the “Navigatio” is replaced by white and wonderful food of the otherworld. The symbolical sequence of helpers in the “Narratio” representing the Holy Trinity (the eagle, the child, the handsome man) in the “Navigatio” corresponds to a handsome man and a youth, met by Barinthus and Brendan in the Promise Land; they are simply helpers similar to standard characters of the fairy-tales.
If our hypothesis is true, it clarifies the origin of some motives of the “Navigation” and the text of the “Navigation” in its turn testifies that the plot of the “Narration” was known in the Celtic world. Thus, the discussion on the relations between Ireland and Eastern Orthodoxy (especially the one in Syria) in the early period that goes on nowaday acquires a new source.
 
История о чудесном плавании св. Брендана к берегам земли, обетованной cвятым, обрела славу и в ирландской, и в европейской культуре. Известно более 100 рукописей «Плавания Брендана» [1], множество созданных в период с 11 по 17 вв. переводов [2]. Памятник служит источником по истории культа святого и развитию ирландского монашества; пытаясь положить маршрут Брендана на карту, в тексте находят свидетельства пути в Америку, Ньюфаундленд или Мехико (Little 1945; Creston 1957: 231-234; Ashe 1962). Обсуждение особенностей самого памятника строится вокруг нескольких ключевых проблем: когда и где был написан текст; кто его автор [3]; как он возник - существовало ли некое исходное ядро, на основе которого впоследствии был выстроен пространный нарратив [4]; каковы его источники и к какому жанру его следует относить.
Наиболее ранние рукописи «Плавания св. Брендана» написаны на латыни в 9-10 вв. [5], место создания произведения неизвестно, однако, очевидно, что текст возник и первоначально бытовал в рамках ирландской культуры.
Памятник сложен по форме и содержанию, и его жанр едва ли поддается однозначному определению. «Плавание», как описал его J. F. Kenney, представляет собой сплав ирландской мифологии; христианских видений Ада и Рая; западноевропейского фольклора; актуальных географических представлений; и реминисценций из Библии (Kenney 1929: 415).
Среди ирландской системы жанров «Плавание» одновременно обладает чертами immram (описание скитаний по миру иному) и echtra (странствие по миру иному с конкретной целью).
Начиная с XIX в., ученые искали источники «Плавания» за пределами кельтской культуры - в литературе Древней Греции и Рима, Византии, средневековой Испании и мусульманского Востока.
Литературным образцом «Плавания» предлагали считать рассказ Идриси о странствии неких братьев-лиссабонцев по Атлантическому Океану; или «Путешествие Синбада-морехода». Однако эти гипотезы были отвергнуты [6].
В «Плавании» видели христианизированный вариант «Одиссеи» или «Энеиды» [7]. Истоки образности памятника находили также в литературе эпохи эллинизма и в византийской словесности. Так, в 1892 г. A. Graf отметил влияние эллинистического романа и апокрифов на текст «Плавания». Во второй четверти XIX в. E. Beauvois говорил о знакомстве ирландцев с апокрифической «Книгой Еноха и Илии», повестью о чудесном плавании монахов к острову, где обитали Енох и Илия (Guy 1982: 23). В 1960 г. M. Esposito вновь обратился к апокрифу как к вероятному источнику «Плавания». Текст «Книги» сохранился только в поэтическом переложении Годфрида Витербоского последней четверти 12 в., оригинал же, по мнению исследователей, с кон. 6 - нач. 7 вв. был популярен в Ирландии и мог стать моделью для историй о чудесных путешествиях (Плавание Майл-Дуйна; Брендана; Снегдуса и Мак Риагла) [8].
В 1968 г. G. Оrlandi подчеркнул сходство композиции «Плавания» с некоторыми восточнохристианскими житиями и апокрифами, в частности, «Житием Павла Фивейского», «Житием Макария Римского» и «Видением Павла» (Orlandi 1968: 99-129). Отдельные замечания о влиянии на бренданиану «Откровения» Иоанна Богослова высказывала D. A. Bray (Bray 2000: 182-184). Совсем недавно, в 2006 г., A. M. Fagnoni опубликовала предварительные результаты сравнения «Плавания» с корпусом переведенных на латынь восточнохристианских житий (в частности, житий Антония Великого, Онуфрия Великого, Макария Римского и др.) и патериков, выявив структурные параллели, а также наметив набор общих мотивов и образов (Fagnoni 2006).
Представляется, что среди восточнохристианской литературы существует еще один возможный источник некоторых эпизодов «Плавания св. Брендана», не учтенный A. M. Fagnoni. Речь идет о малоизвестном византийском памятнике «Сказание отца нашего Агапия». Апокриф повествует о путешествии в Рай некоего Агапия, монаха и настоятеля монастыря, который на протяжении 35 лет неустанно молил Бога даровать ему ответ на вопрос, который, в сущности, лежит в основе всего монашества: зачем, ради чего должно оставить суетный мир и последовать за Христом.
Глас Господа велит Агапию покинуть монастырь, и герой, следуя за проводниками, под конец оказывается в райском саду. Там его встречает Иисус с двенадцатью апостолами и велит продолжить путь. Подчинившись слову Христову, Агапий отправляется в место под названием Феоктист, где находит Илию Фесвитянина. Посвятив путешественника в таинства, пророк открывает Агапию божественную премудрость и на прощание дает кусок чудесного неубывающего хлеба, которым герой питается до самой смерти и совершает с его помощью чудеса. Жизнь свою Агапий завершает в келье у моря, записывая рассказ о странствии.
Судьба этого текста в Византии неизвестна [9]. На основании косвенных признаков памятник может быть датирован 4-6 вв., местом же его создания вероятнее всего следует считать сиро-палестинскую зону (о датировке «Сказания» см. Pope 1983: 2; Pope 1984/85: 233). По структуре и идейному содержанию «Сказанию Агапия» близки «Житие Макария Римского» и «Сказание Зосимы» (Pope 1983: 1). Все три текста, очевидно, происходят из монашеской среды; во всех рассказ о хождении в мир иной - в Рай, к пределам Эдема и в царство блаженных соответственно, - строится по модели волшебной сказки; все они насыщены фольклорными мотивами. Впрочем, «Сказание» выделяется из этого ряда своим символическим характером. Параллелью несколько иного рода, является «Житие св. Онуфрия Великого», последней четверти 4 в. (Voytenko 2007: 637), причем житие имеет множество текстуальных пересечений со «Сказанием Агапия», и сходства этих произведений еще предстоит осмыслить.
Думается, что появление на свет «Сказания Агапия» и «Плавания Брендана» было обусловлено типологически сходными причинами: возникновением и развитием монашества; стремлением объяснить его цели и смысл; спорами о превосходстве жизни отшельнической над киновиальной. Оба текста доносят до нас отголоски этих проблем, облекая описание монашеской жизни, ее сути и смысла, в форму занимательной полусказочной истории [10].
«Сказание Агапия» содержит ключи к символическому прочтению повести в ткани самого нарратива: в Раю герой проходит несколько этапов посвящения, узнавая от Христа, а затем от Илии Пророка истинное значение видимых предметов. Символическую фактуру обнажает и отсутствие подробной биографии Агапия, и говорящее имя героя, в котором заключена основная для всего повествования идея христианской любви, αγάπη.
В «Плавании» отсылки к многочисленным историческим и географическим деталям, сама фигура главного героя, Брендана (ок. 484 - ок. 578 гг.), знаменитого монаха и основателя нескольких монастырей на территории Британии и Ирландии, подталкивали к восприятию текста в реалистическом ключе. Впрочем, не вызывал сомнений и тот факт, что «Плавание» - аллегория духовной жизни, монашеского послушания, веры, благая весть о грядущем спасении, и все повествование представляет собой символический свод монашеских правил, календарь праздничных дней и часов молитвы [11].
Почву для восприимчивости одного текста по отношению к другому могла создать как историческая ситуация, так и сама сюжетная канва, поскольку в «Сказании» присутствует редкий в византийских «райских» текстах мотив морского пути к берегам чудесной страны (2), напротив, распространенный в ирландской литературе.
Ниже пойдет речь об эпизодах, которые, на наш взгляд, могут стать свидетельствами непосредственного знакомства автора «Плавания св. Брендана» с текстом «Сказания».
 
При анализе мы ограничимся рассмотрением комплекса мотивов, связанных с тремя сценами «Плавания св. Брендана»:
1. Отправление в путь;
2. Пребывание на острове последователей св. Албея;
3. Два описания Рая: начальный эпизод - рассказ Баринта о Земле, обетованной святым; конечный эпизод - пребывание на райском острове Брендана.

1. Отправление в путь

1.1. Фигура главного героя
 
Оба текста объединяет исключительный мотив - настоятель монастыря покидает свою паству с тем, чтобы совершить чудесное путешествие в Рай.
 
«Сказание»: «В доме своем провел он тридцать пять лет, а после, покинув его, удалился в монастырь и стал там игуменом» (1) [12];
«Плавание»: «Был он … отцом почти трех тысяч монахов» (с. 23) [13] («Erat … trium milium fere monachorum pater» сap. 1) [14].
 
Оба настоятеля уходят открыто, прощаясь с братией, и перед уходом назначают преемников.
 
«Сказание»: «“Братья мои и сыны, решайте, кого для треб своих вы хотите поставить игуменом вместо меня?” Братья на это сказали ему: “А ты куда хочешь убежать от нас?” Агапий отвечает им: “Господь Бог повелел забрать меня от вас, и я отправляюсь по пути Господнему. Так кого же вы хотите поставить себе игуменом?” Тогда отцы сказали: “Кто угоден Богу, того ты, честной отче, и назначь нам игуменом”. Агапий поставил им игумена и ушел из монастыря, сказав: “Да будет у вас всегда мир”» (1)
«Плавание»: «Попрощавшись с братьями и утвердив вместе со всеми препозита своего монастыря, который затем стал его преемником <…>» (с. 25) («Salutatis fratribus commendatisque omnibus preposito monasterii sui qui fuit postea ejus successor (in eodem) loco <…>» сap. 3).
 
В рамках краткого вступления в «Сказании» (1), где едва намечена биография Агапия (благочестивая жизнь в миру - уход в монастырь), сцена эта неожиданно подробна. Описание воспроизводит порядок, установленный со времен св. Пахомия, когда игумен в случае приближения смерти или по иной причине был вынужден оставить свое место и назначить преемника [15]. Таким образом, эпизод о назначении нового настоятеля, призван подобрать неслыханному, не имеющему параллелей сюжету об уходе Агапия в Рай, земные соответствия. Столь пристальное внимание автора ко всей процедуре, возможно, является одним из свидетельств ранней датировки памятника, когда порядок назначения нового игумена еще не был определен и требовал отсылки к авторитетному источнику.
«Плавание» же лишь кратко упоминает о поставлении препозита, никак не поясняя эту деталь, что, вероятно, объясняется иными условиями бытования подобной практики в Ирландии, но этот вопрос мы оставляем на суд специалистов по истории развития церковного права.
Помимо исторических причин, немногословие автора могло стать результатом обращения к готовому источнику, откуда была заимствована лишь канва эпизода. Но и на сюжетном уровне сообщение об уходе двух настоятелей, Агапия и Брендана, имеет различный «вес»: Агапий навсегда покинет свою паству, принеся весть о Рае в мир людей (15); Брендан же вернется в свой монастырь. Соответственно, мотив ухода из монастыря в «Сказании» подчеркнут, а в «Плавании» редуцирован.
 
1.2. Цель путешествия
 
Путь Агапия и Брендана, лежит к берегам Рая, но цель их странствия в текстах сформулирована по-разному: Агапий надеется обрести ответ на важнейший для монаха вопрос. Брендан же отправляется на поиски определенного места - прекрасного острова, о котором ему поведал монах Баринт.
 
«Сказание»: «Господи, открой мне, на что уповают покинувшие дом свой, родителей, жен и детей, чтобы последовать за Тобой?» (1) [16].
«Плавание»: «<…> сердце мое и все мои мысли соединились в одном желании. Если на то есть воля Божья, то от всего сердца я предлагаю отыскать Землю, обетованную святым» (с. 25) («<…> cor meum et omnes cogitationes meae conglutinatae sunt in una voluntate. Tantum si Dei voluntas est terram de qua locutus est pater Barinthus repromissionis sanctorum in corde meo proposui querere» cap. 3).
 
В «Плавании» чуть ниже звучат те же евангельские слова, что и в «Сказании Агапия», но произносит их не Брендан, так отвечают монахи, на просьбу героя посоветовать ему, пускаться ли в опасное путешествие.
 
«Плавание»: «Разве мы не покинули родителей, разве мы не отвергли потомков и не вручили плоть свою в руки твои?» (с. 25) («Nonne parentes nostros dimisimus? Nonne hereditatem nostram despeximus et corpora nostra tradidimus in manus tuas?» саp. 3).
 
«Теоретическая задача» Агапия уникальна, Брендан не задается подобным вопросом, цель героя выражена в сказочном ключе, напоминая формулировку в таких византийских текстах как «Сказание Зосимы» и «Житие Макария Римского» [17]. Однако вопрос «Разве мы не покинули...», который следует за словами героя о цели путешествия, все-таки пристутствует в тексте, хотя и не имеет сюжетообразующей функции. Это наводит на мысль о знакомстве автора «Плавания Брендана» с текстом «Сказания». Но поскольку для спутников Брендана вопрос о значении монашества не стоит, сюжетообразующий мотив заменяется риторическим украшением.

2. Остров последователей св. Албея

Другой комплекс мотивов, параллели которому содержит «Сказание Агапия», связан с описанием острова, где обитают блаженные последователи св. Албея.
 
2.1. Введение за руку в пространство мира иного
 
В обоих памятниках упоминается редкий, насколько нам удалось проследить по агиографическим описаниям, жест - обитатель мира иного за руку вводит героя в чудесное пространство: Агапия подобным образом ведет Илия Пророк, Брендана - аббат монастыря св. Албея.
 
«Сказание»: «Сказал мне старец: “Да будет воля Господня!”, - и, взяв меня за руку, провел меня за стену» (5)
«Плавание»: « <…> и тогда этот старец взял за руку святого Брендана и повел его к монастырю по дороге длиной примерно в одну стадию» (с. 34). («<…> tenuit manum sancti patris idem senex et ibat cum illo iter unius stadii usque ad monasterium» cap. 16).
 
В обоих случаях действие происходит в ритуальном пространстве. Как и в «Плавании св. Брендана», пророк Илия по сути вводит Агапия в монастырь, чей образ прочитывается в описании высоких стен от земли до неба и маленькой дверцы, в которую стучит герой. Жест введения за руку в «Сказании» - мистериальный символ с отчетливой мифологической семантикой: в пространстве мира иного герой слеп, и его человеческие глаза до поры не могут переносить сияния света (5-6). В «Плавании» это действие получает естественное объяснение: в монастырь героя вводят за руку, поскольку монахи этой обители соблюдают обет молчания, - и, таким образом, происходит рационализация того же мотива.
 
2.2. Белоснежный хлеб
 
Образ неубывающего белоснежного хлеба, центральный в описании Агапиева Рая, насколько удалось проверить, не встречается в византийских монашеских текстах. В «Плавании» же, монахам на острове св. Албея пищей служат хлеба удивительной белизны.
 
«Сказание»: «Рядом с ложем стоял стол из драгоценного камня, на нем лежал огромный хлеб, и сам он тоже подобен снегу» (7).
«Плавание»: «встал один из братьев и начал подавать кушанья: хлеба удивительной белизны и какие-то замечательно пахнущие коренья» (с. 34) («surrexit unus ex fratribus patris monasterii et cepit ministrare mensam panibus miri candoris et quibusdam radicibus incredibilis senoris» cap. 18).
 
В «Сказании» хлеб, символ Христа и сам Христос, - важнейшая деталь происходящего мистериального действа. После причастия божественной премудрости, ломоть этого хлеба герой примет из рук Илии и принесет его на землю людям.
«Плавание Брендана» использует этот редкий образ в гораздо более обычном для монашеских историй контексте, когда благоуханный, теплый или «чистый» хлеб чудесным образом возникает в келье отшельника, либо же его приносит ангел, птица или животное [18].
Таким образом, центральный символ «Сказания Агапия», в «Плавании» предстает в сказочном, фольклорном контексте.
 
2.3. Мнимая задержка
 
На одном из этапов пути герои просят позволения остаться в райских местах: Агапий - среди цветущего райского сада; Брендан - в монастыре св. Албея.
 
«Сказание»: «Для того Господь Бог мой и привел меня сюда, чтобы я нашел здесь подходящее место, устроил себе келью и в ней окончил жизнь» (3). «Господи, помилуй меня и позволь мне не покидать этих дерев, но здесь окончить свою жизнь». Однако Господь велит Агапию продолжить путь: «Не за тем Я привел тебя сюда…» (4).
«Плавание»: «Дозволено ли нам здесь остаться?» Аббат ответил: «Не дозволено, ибо не в этом воля Божья. Почему ты меня спрашиваешь, отец? Разве не дал тебе Бог откровения о том, что тебе делать еще прежде, чем ты прибыл к нам?» (с. 36) («Licet nobis nunc hic esse annon?» Qui ait: «Non licet quia non est Dei voluntas. Cur me interrogas pater? Nonne revelavit tibi Deus quae te oportet facere antequam hunc venisses ad nos?» cap. 19).
 
Оба эпизода имеют единую фольклорную основу, восходя к мотиву обольщения, задержки на пути героя к цели. Однако, сама форма и контекст, в котором появляется просьба в обоих произведениях, разительно отличается. В «Сказании», где рассказ ведется от первого лица, сначала звучит внутренняя речь героя, а затем Агапий обращает свой наивный и дерзкий вопрос прямо ко Христу, и сам Господь велит продолжить путь. «Плавание Брендана», где о путешествии святого рассказано от третьего лица, не передает мыслей героя, а его желание облечено в более каноническую, смиренную и почтительную форму. Повеление же продолжить путь здесь произносит монах, ссылаясь на божественное откровение, которое перед отправлением в путь получил Брендан.
Весь мистический опыт непосредственного богообщения, описанный в «Сказании Агапия», в «Плавании» вынесен за пределы повествования, на него лишь ссылаются. Однако, именно эта косвенная отсылка может указывать на переработку автором «Плавания» соответствующего эпизода «Сказания».

3. Описание Рая и околорайских пространств

Изображение Рая в «Сказании Агапия» имеет необычную двухчастную структуру: сначала Агапий попадает в райский сад, куда на корабле перевез его Господь в образе отрока-корабельщика (2-3); там герой встречает Иисуса Христа в его собственном облике (4), а затем приходит в место, где обитает Илия Пророк (5-8).
В «Плавании» описание Рая также повторяется дважды: произведение открывает рассказ Баринта о Земле, обетованной святым (с. 24 / сap. 1); в конце же туда попадет Брендан со спутниками (c. 53-54 / cap. 37-38).
Эти сцены содержат набор близких мотивов и образов:
• Приглашение взойти на корабль;
• Чудесные помощники и проводники: Господь-кормчий;
• Приветствие героя по имени;
• «Смена обличий»: муж - отрок;
• Откровение о райских таинствах;
• Предмет, принесенный из Рая.
 
3.1. Приглашение взойти на корабль
 
Приглашение подняться на корабль, естественное в ситуации отправления в путь, звучит и в «Сказании Агапия», и в начальном эпизоде «Плавания Брендана», но исключительным по отношению к другим путешествиямявляется то, что в обоих случаях героев обещают доставить к их цели.
 
«Сказание»: «Агапий, взойди к нам, и мы отвезем тебя туда, куда ты хочешь добраться» (2).
«Плавание»: «Отец, взойди на корабль, и мы поплывем к острову, называющемуся Земля, святым обетованная» (с. 23) («Pater ascende in navim et navigemus contra occidentalem plagam ad insulam quae dicitur terra repromissionis sanctorum» сap. 1).
 
Разница в формулировках подчеркивает различие задач героев: Агапий не стремится попасть в Рай, но ищет ответ на вопрос, в «Плавании» же герои жаждут увидеть Рай, удостовериться в его существовании.
 
3.2. Чудесные помощники и проводники: Господь-кормчий
 
Представ отроком-корабельщиком, Господь спасает Агапия с острова, полного диких зверей, и перевозит его в райский сад (2-3).
В «Плавании» же Господь все время незримо правит лодкой монахов, укрывая их от опасностей в пути.
 
«Плавание»: «Братья, ничего не бойтесь. Бог - наш помощник, лоцман и управитель, ныне Он нами правит. Уберите весла, отпустите руль» (с. 26) («Fratres nolite formidare. Deus enim noster adjutor est et nautor et gubernator atque gubernat. Mittite intus omnes remiges et gubernamus» cap. 5).
 
Несмотря на распространенность подобной метафоры в христианской литературе, в том числе у отцов Церкви [19], при сопоставлении со «Сказанием Агапия» упоминание Господа, направляющего лодку монахов, может стать свидетельством переосмысления образа отрока-кормчего автором «Плавания». Таким образом, метафора, реализованная в сюжете «Сказания», в «Плавании Брендана» вновь возвращается в исходную метафорическую форму.
 
3.3. Приветствие героя по имени
 
В обоих текстах обитатели мира иного обращаются к героям по имени: Агапия окликает отрок-корабельщик и муж, пришедший по дороге в райском саду; Баринта со спутниками в Земле, обетованной святым, приветствует по именам вышедший им навстречу человек; Брендана с монахами - отрок.
 
«Сказание»: «Здравствуй, Агапий» <…> - «Кто назвал тебе мое имя и откуда знаешь меня?» (2); «Здравствуй, Агапий, куда путь держишь?» <…> «Путь мой - Господь Бог» (4).
«Плавание»: «вдруг перед нами появился удивительной красоты человек, который окликнул нас по именам» (с. 24) («apparuit quidam vir magno splendore coram nobis. Qui statim propriis nominibus nos (appellavit)» сap.1); «вдруг перед ними появился отрок, расцеловавший их с великой радостью и приветствовавший каждого по имени» (с. 53) («juvenis occurit obviam illis osculans eos cum magna laetitia et singulos nominatim appellabat» cap. 37).
 
«Плавание» передает неизменным этот фольклорный топос: обитателю мира иного известно имя пришельца [20], Агапий же, оказавшись в типической для фольклора ситуации, сначала воспринимает ее наивно и как бы впервые, удивляется, а затем, во второй раз, не выказывает удивления, словно «распознав» законы мира иного. Если предполагать влияние «Сказания Агапия» в этом пункте, то «Плавание» возвратило мотив его фольклорной стихии, тогда как у Агапия фольклорная условность трактована как религиозный личный опыт.
 
3.4. Смена обличий: отрок - муж
 
Описание духовного восхождения по пути Господню в «Сказании Агапия» воплощено и в том, что Господь, неотступно сопровождая героя, является ему в трех разных обликах: орла (2) - отрока (2) - мужа (3-4), - что символически воплощает идею единства божественной Троицы.
В «Плавании» же в первом райском эпизоде навстречу героям выходит некий человек, «муж» (с. 24 / «vir» cap.1), во втором «отрок», «юноша» (с.53 / «juvenis» cap. 37). Мы предполагаем, что эта, на первый взгляд, незаметная смена персонажей-помощников, в обратном порядке воспроизводит один из «сегментов» последовательных, символически обусловленных перемен облика помощником-Господом в «Сказании Агапия». «Плавание», таким образом, заимствует форму без ее идейного наполнения, символическая же сторона опущена, утеряна.
 
3.5. Откровение о райских таинствах
 
Центральной в «Сказании» сцене эпифании Господа в райском саду имеются близкие соответствия в первом описании Земли, святым обетованной.
Эпизоды строятся по единой схеме: подчеркнута красота обитателя мира иного; - герой спрашивает о том, кто перед ним, и в ответ слышит укор в излишнем дерзновении, но чаемые разъяснения получает.
 
«Сказание»:
красота облика Господа - «<…> и был среди них <один> наипрекраснейший <…> великий муж», вокруг него Агапий видит «множество лиц человеческих и птиц пернатых, которые славят тебя славой великой» (4).
вопрошание о том, кого видит герой; о местах - «Господин, кто ты и <кто> эти двенадцать мужей <…> И что это за места, где я нахожусь?» (4).
укор за вопрос и объяснение - «Агапий, зачем спрашиваешь меня дерзновенно? <…> Это Я - Бог, сотворивший небо и землю и всякое творение видимое и невидимое. <…> А места эти зовутся райскими. И плоды эти - райские» (4).
«Плавание»:
красота обитателя мира иного - к Баринту с монахами пришел «удивительной красоты человек, который окликнул нас по именам» (с. 24) («apparuit quidam vir magno splendore coram nobis. Qui statim propriis nominibus nos (appelavit)» cap. 1).
вопрошание о том, кого видит герой - Баринт спрашивает человека, «откуда он и как его зовут» (с. 24) («Cum haec dixisset (statim illum interrogavi unde esset) aut quo nomine vocaretur» cap. 1),
укор за вопрос и объяснение особенностей того места - человек упрекает Баринта: «Почему ты меня спрашиваешь, откуда я или как зовусь? Почему ты не спрашиваешь меня об этом острове? <…> все здесь сохранилось [неизменным со времен сотворения мира]» (с. 24) («Cur me interrogas (unde sim aut quomodo vocer?) Quare me non interrigas de ista insula? <…> Sicut illam vides (modo ita ab inicio) mundi permansit» cap. 1).
 
Итак, Господь открывает себя Агапию; человек же в Земле, обетованной святым, не называет себя; Агапий сам спрашивает Господа о том, где он оказался; а Баринту со спутниками этот вопрос предлагает обитатель мира иного, упрекнув героев в излишнем любопытстве. При одинаковом наборе и последовательности мотивов, в «Сказании Агапия» сцена эпифании апокалиптична, тогда как в «Плавании» изображена обычная для сказки встреча с обитателем мира иного.
Второе описание райских пространств (места Феоктист в «Сказании» и Земли, обетованной святым, которую достиг Брендан) в обоих произведениях строится по принципу повтора с вводимым в текст небольшими изменениями.
 
«Сказание»:
Эпизод беседы с Илией в Феоктисте (5-8) почти дословно повторяет сцену эпифании (4), и за счет повторов явственнее очерчены смысловые различия: сияющий старец - не Господь; в его образе видны черты монаха, отшельника; именно он ответит на главный вопрос Агапия и направит героя обратно, в мир людей.
«Плавание»:
В «Плавании» два райских эпизода обрамляют текст, конечная сцена с точностью повторяет начальный эпизод, замыкая таким образом круги путешествия Брендана. Однако финал «Плавания», где отрок обещает Брендану, что его последователи вернутся в Землю, обетованную святым, обращен в будущее, разрывая эту кольцевую композицию [21].
 
На фоне по-сказочному закольцованного «Плавания св. Брендана» становится видна уникальная задача Агапия: принести в мир Христа. Две встречи с обитателями мира иного в «Сказании» выстраиваются в единую символическую линию: эпифания Христа становится кульминацией всего повествования, но Господь указывает герою путь туда, где ему откроют смысл его земной жизни, который состоит в служении людям.
Как видно, приведенные эпизоды «Сказания» и «Плавания» выстроены по сходному принципу, с использованием сходных мотивов, но там, где в одном случае необычайная мистическая дерзновенность, в другом - «прикрытый» агиографией фольклор в своей основе.
Помимо возможного влияния «Сказания Агапия» на образность двух описаний Рая в «Плавании», ее несомненным источником является библейский сюжет о пути Израиля к земле, «где течет молоко и мед»: самому Брендану, как и прежде Моисею, не позволено пройти вглубь райского острова, но благодаря ему потомки Брендана войдут в Землю обетованную (ср. Чис. 13,1-14,39).
 
3.6. Предмет, принесенный из Рая
 
Существенное сходство двух финальных райских сцен в «Плавании» и «Сказании» заключается также в том, что и Агапий, и Брендан выносят из мира иного некий чудесный предмет.
 
«Сказание»: с помощью принесенного из Рая хлеба Агапий спасает моряков от голода (12); воскрешает четырехдневного мертвеца (14).
«Плавание»: монахи, возвращаясь, возьмут с собой «от плодов этой земли и от всех разновидностей драгоценных камней» (с. 54) («de fructibus terrae et omnibus generibus gemmarum» cap. 37).
 
Однако, в «Сказании Агапия» чудесный хлеб, символ вновь пришедшего на землю Христос, фактически становится самостоятельным персонажем, производя изменения в мире людей. Фрукты же и драгоценные камни, которые берут с собой спутники Брендана, лишь подтверждают правдивость истории, напоминая яблоки повара Евфросина (VE 44,21-23), смокву Патермуфия (HME 84), цветы, принесенные монахами из Рая Павла Послушливого (VPH 281-288,41-42).
Достигнув своей кульминационной точки, «Сказание Агапия» подробно опишет возвращение героя из Рая, сотворенные им чудеса, и, таким образом, вся история Агапия и сам текст свидетельствуют о воплощении райского блаженства на земле, тогда как «Плавание» содержит лишь обетование этого блаженства в будущем, и герой, как то происходит в сказке, доказывает свое пребывание в мире ином.
Итак, анализ избранных отрывков позволил наметить в «Плавания св. Брендана» те текстологические «швы», которые, на наш взгляд, отмечают места стыковки двух текстов. Если перечисленные детали подтверждают знакомство автора «Плавания св. Брендана» с византийским апокрифическим «Сказанием Агапия», становится различима общая тенденция при их адаптации. Образность и идейное полотно «Плавания» лежит в рамках христианского канона, тогда как «Сказание Агапия» - произведение исключительное в своей простоте и наивной вере, многие его образы и мотивы, находясь на стыке христианства, живой мифологии и фольклора не имеют прямых аналогов в византийской литературе. И если предположить включение некоторых элементов «Сказания Агапия» в текст «Плавания св. Брендана», то происходило это за счет рефольклоризации фольклорных образов и реметафоризации обретших в «Сказании» плоть метафор.
 

Примечания

1. Описание рукописной традиции: Burgess, Strijbosch 2000; Zelzer 2006: 337-350; и актуального состояния исследования Mackley 2008: 250.

2. Библиографический обзор переводов, осуществленных до 1956 г. составлен Selmer 1956: 145-57. Издание переводов важнейших рукописей «Плавания» см. в Barron, Burgess 2005.

3. Основные точки зрения приведены в Guy 1982: 15-16. Болландисты приписывали авторство «Плавания» самому Брендану; C. Selmer полагал, что текст был написан в Лотарингии епископом Израилем, автором первой половины 10 в.

4. Исследователями предложены две основные модели: либо «Плавание» развивает темы нескольких отрывков о чудесном путешествии из «Жития св. Брендана»; либо же эпизоды «Плавания» вошли в состав более поздних версий «Жития». Обзор основных точек зрения на этот счет приведен в: Guy 1982: 14-15; Mackley 2008: 17-19.

5. О датировке см.: Selmer 1959; Orlandi 1968: 131-160; Carney 2000: 45-49; Dumville 1988; Kenney 1929: 11, 410, 415, 417; Mackley 2008: 14-16, 66; Wooding 2011.

6. Мы почерпнули сведения об этих гипотезах в статье M. Esposito (Esposito 2000: 29-30), диссертации V. Guy (Guy 1982: 21-23) и книге J. S. Mackley (Mackley 2008: 61-62), где приведены ссылки на соответствующие работы.

7. F. A. Ozanam назвал «Плавание» «монашеской Одиссеей» (Ozanam 1845: 21); H. Zimmer (Zimmer 1889) считал ее христианизированной Энеидой; J.F. Kenney именует его «Одиссеей древнеирландской церкви» (Kenney 1929: 415).

8. Esposito 2000; Guy 1982: 19-20. D.N. Dumville полагал, что «Книга Еноха и Илии» могла быть источником «Плавания Снегдуса и Мак Риагла», но никаких оснований связывать ее с «Плаванием св. Брендана» нет (Dumville 1973: 299, 310).

9. В кон. 12 - нач. 13 в. текст вошел в состав славянского Успенского сборника и впоследствии именно на славянской почве обрел невероятную популярность, сохранившись в живой традиции вплоть до начала 20 в.

10. Символизм в «Сказании Агапия» отмечали слависты: Селиванова 1992: 92-161; Мильков 1997: 130-132; Рождественская 2003: 44.

11. См.: Kenney 1920; Bourgeault 1983; Bray 2000; Mackley 2008: 2-3; 17-18; 31-42; 51.

12. Нумерация глав «Сказания Агапия» дана по переводу, который находится в процессе подготовки к печати.

13. Перевод цитируется по изданию: Горелов 2009.

14. Латинский текст заимствован из электронного издания Guy 2013.

15. Ср. «Житие Пахомия Великого» (кон. 4 в.): «За два дня до кончины, святой созывает других отцов монастырей и других игуменов и говорит им: “Вот, видите, что посещает меня Господь. Изберите себе того, кто сможет управлять вами в Господе”. <…> “Поскольку Господь предал нас в твои руки, мы никого не хотим знать, кроме тебя”, на что Пахомий отвечает им: “Доверьтесь мне в этом, ибо я думаю, что если будет жить Петроний, то он сможет позаботиться о вас”» (Halkin 1932: 74-75).

16. Слова молитвы Агапия обращают в вопрос Иисусов ответу Петру: «Тогда Петр, отвечая, сказал Ему: “Вот, мы оставили все и последовали за Тобою; что же будет нам?” <…> Иисус же сказал им: <…> “И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную”» (Мф. 19, 27-29. Также см. Мк. 10,28-30. Лк. 18,28-30).

17. Ср. стремление трех монахов из «Жития Макария Римского» найти то место, где небо сходится с землей (VMR 135), или желание Зосимы увидеть страну блаженных (NZ I,4-5).

18. Подобные истории о появлении пищи в кельях монахов восходят к библейскому рассказу об отшельнической жизни Илии Пророка на берегу потока Хорафа: «И вороны приносили ему хлеб и мясо поутру, и хлеб и мясо по вечеру, а из потока он пил» (3 Цар. 17,6).

19. Например, Gregorius Nyssenus. De virginitate. (Aubineau 1966: 23,7); Basilius Caesariensis. Sermo 14 (De fide). (Gribomont 1953: 5).

20. Ср. подобную ситуацию со сказочными приветствиями: «Неоткуда взялся мужичок руки железны, голова чугунна, сам медный - “А, здравствуй, Иван-царевич!” Иван-царевич ему поклонился» (Афанасьев 2008: 166).

21. «По прошествии многих лет эта земля откроется наследникам твоим» (с. 53) («Post multa vero curricula annorum declarabitur ista terra successoribus vestris» cap. 37).


Литература

HME - Historia Monachorum in Aegypto / éd. par Festugière A. J. // Subsidia Hagiographica. No. 34 (1961). Bruxelles: Société des Bollandistes.
VPH - Vita Pauli monachi hypotactici / éd. par. Delehaye H. // Synaxarium Ecclesiae Constantinopolitanae. Propylaeum ad Acta Sanctorum Novembris. Bruxellis, 1902. P. 283-288.
VE - Vie abrégée d’Euphrosynus, le cuisinier / éd. par. Clugnet L. // Revue de l’Orient Chrétien, Vol. 10 (1905). P. 42-45.
VMR - Vita sancti Macarii Romani / ed. Vassiliev A. // Anecdota Graeco-Byzantina. Pars prior. Mosquae: Universitatis Caesareae, 1893.
NZ - Narratio Zosimi / ed. James M. R. // Apocrypha anecdota. Cambridge: University Press, 1983. P. 98-108.
Aubineau 1966 - Aubineau M. Grégoire de Nysse. Traité de la virginité // Sources chrétiennes, No. 119 (1966). Paris: Éditions du Cerf. P. 246-560.
Ashe 1962 - Ashe G. Land to the West: St. Brendan’s Voyage to America. London: Collins.
Barron, Burgess 2005 - The Voyage of St Brendan: Representative Versions of the Legend in English Translation / Ed. by Barron W. R. J., Glyn S. Burgess G. S. Exeter: University of Exeter Press.
Bourgeault 1983 - Bourgeault C. The Monastic Archetype in the Navigatio of St. Brendan // Monastic Studies, No. 14 (1983). P. 109-22.
Bray 2000 - Bray D. A. Allegory in Navigatio Sancti Brendani // The Otherworld voyage in Early Irish Literature. An Anthology of Criticism / ed. by Wooding J. M. Dublin: Four Courts Press. P. 175-187.
Burgess, Strijbosch 2000 - Burgess G. S., Srijbosch C. The legend of St. Brendan: A critical Bibliography. Dublin: Royal Irish Academy.
Carney 2000 - Review of Navigatio sancti Brendani abbatis // The Otherworld voyage in Early Irish Literature. An Anthology of Criticism / ed. by Wooding J. M. Dublin: Four Courts Press. P. 42-51.
Creston 1957 - Creston R.-Y. Journal de bord de Saint-Brandan à la recherche du Paradis. Paris: Éditions de Paris.
Dumville 1973 - Dumville D. N. Biblical Apocrypha and the Early Irish: A Preliminary Explanation // Proceedings of the Royal Irish Academy, No. 73 (1973). P. 299-338.
Dumville 1988 - Dumville D.N. Two approaches to the Dating of «Nauigatio Sancti Brendani» // Studii Medievali, No. 29 (1988). P. 87-102.
Esposito 2000 - Esposito M. An Apocryphal «Book of Enoch and Elias» as a Possible Source of the Navigatio Sancti Brendani // The Otherworld voyage in Early Irish Literature. An Anthology of Criticism / ed. by Wooding J. M. Dublin: Four Courts Press. P. 27-42.
Fagnoni 2006 - Fagnoni A. M. Oriental Eremitical Motifs in the Navigatio Sancti Brendani // The Brendan Legend: Texts and Versions / ed. by Burgess G.S. and Strijbosch C. Leiden: Brill. P. 53-79.
Gribomont 1953 - Gribomont J. Histoire du texte des ascétiques de S. Basile // Bibliothèque du Muséon, No. 32 (1953). Louvain: Université de Louvain. P. 314-316.
Guy 1982 - Guy V. Recherches sur la «Navigation de Saint Brendan»: ms.latin d'Alençon, Bibl. mun. 14, X-XI° s : poème anglo-normand de Benadeit, XII s. Marseille.
Guy 2013 - Vita sanctissimi confessoris Christi Brendani (Transcription du manuscrit d'Alençon à la bibliothèque municipale d'Alençon, Codex 14, f° 1 r à 11 v., XIème siècle) / éd. digitale Vincent Guy // Bibliotheca Augustana [Augsburg, 2013]. URL: http://www.hsaugsburg.de/~harsch/Chronologia/Lspost10/Brendanus/bre_navi.html (дата обращения: 10.05.2013)
Halkin 1932 - Sancti Pachomii Vitae Graecae / ed. F. Halkin // Subsidia Hagiographica. No. 19 (1932). Bruxelles: Société des Bollandistes.
Selmer 1956 - Selmer C. The Vernacular Translations of the Navagatio Sancti Brendani: A Bibliographical Study // Medieval Studies, No. 18 (1956). P. 145-57.
Selmer 1959 - Navigatio Sancti Brendani abbatis from Early Latin Mauscripts / ed. by Selmer C. // Publications in Mediaeval Studies, No. 16 (1959). Notre Dame: University of Notre Dame Press.
Kenney 1920 - Kenney J.F. The Legend of St. Brendan // Proceedings and transactions of the Royal Society of Canada, No. 14 (1920). P. 51-67.
Kenney 1929 - Kenney J. F. The Sources for the Early history of Ireland: Ecclesiastical. Dublin: Сolombia University. Vol. I.
Little 1945 - Little G. A. Brendan the Navigator: An Interpretation. Dublin: M. H. Gill and Son Ltd.
Mackley 2008 - Mackley J. S. The legend of St. Brendan: a comparative study of the Latin and Anglo-Norman versions. Leiden-Boston: Brill.
Ozanam 1845 - Ozanam A.F. Études sur les sources poétiques de la Divine Comédie suivvies de la Vision de S.Paul. Paris.
Orlandi 1968 - Orlandi G. Navigatio sancti Brendani. Milan: Istituto Editoriale Cisalpino di Varese. Vol. I.
Pope 1983 - Pope R. On the Fate of Utopian Apocryphal Apocalypses among the South and East Slavs: The Narration of Our Father Agapius / Canadian Slavonic Papers. Vol. 25, No. 1 (1983). P. 1-12.
Pope 1984/85 - Pope R. The Greek text of «The Narration of our pious father Agapios the Syrian» / Cyrillomethodianum, No. 8/9 (1984/85). P. 233-260.
Voytenko 2007 - Voytenko A. Paradise regained or Paradise lost. The Coptic. Sahidic Life of St. Onnophrius and Egyptian Monasticism at the End of the Fourth Century // Actes du Huitième Congrès International d'Études Coptes / éd. par Nathalie Bosson et Anne Boud'Hors. Vol. 2 (2007). Leuven-Paris-Dubley. P. 636-644.
Wooding 2011 - Wooding J. M. The date of the Nauigatio S. Brendani abbatis // Studia Hibernica, No. 37 (2011). P. 9-26.
Zelzer 2006 - Zelzer M. Philological remarks on the so-called Navigatio S. Brendani // The Brendan Legend: Texts and Versions / ed. by Burgess G. S., Srijbosch C. Leiden: Brill. P. 337-50.
Zimmer 1889 - Zimmer H. Keltische Beiträge: II. Brendans Meerfahrt // Zeitschrift für deutsches Alterthum und deutsche Litteratur, No. 33 (1889). P. 129-220; 257-338.
Афанасьев 2008 - Народные русские сказки // под ред. Афанасьева А.Н. М.: Альфа-книга.
Горелов 2009 - Плавание святого Брендана / пер. Горелова Н. С. // Волшебные страны, иные миры и их обитатели. Энциклопедия СПб: Aзбука-классика. С. 23-54.
Мильков 1997 - Апокрифы Древней Руси: Тексты и исследования / Отв. ред. и сост. В. В. Мильков. М.: Наука.
Рождественская 2003 - Рождественская М. В. Рай «мнимый» и Рай «реальный»: древнерусская литературная традиция // Образ рая: от мифа к утопии. Серия "Symposium". Выпуск 31. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество СПбГУ. 2003. С. 31-46
Селиванова 1992 - Селиванова С. В. Проблемы фольклорной основы литературного текста. Апокриф «Сказание отца нашего Агапия»: Дисс. на соиск. уч. ст. канд. филол. наук. СПб.