Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

М. В. Панов

ТРУДЫ ПО ОБЩЕМУ ЯЗЫКОЗНАНИЮ И РУССКОМУ ЯЗЫКУ

(М.: Языки славянской культуры. Т. 1 - 2. 2004 - 2007. - 568, 848 с.)


 
В настоящем двухтомнике собраны почти все статьи крупнейшего русиста второй половины XX века Михаила Викторовича Панова (1920-2001). Эти статьи М. В. Панова, рассеянные по научным журналам и малотиражным сборникам, стараниями коллег - Е. А. Земской и С. М. Кузьминой предстали теперь перед читателями как единое (и в то же время - многогранное) целое. Велик вклад в это издание и И. С. Макарова, который первым стал собирать материал для будущей книги, советуясь с самим автором. Полиграфическое исполнение книг соответствует высоким стандартам издательства «Языки славянской культуры».
Е. А. Земская и С. М. Кузьмина написали вступление к двухтомнику под названием «О Михаиле Викторовиче Панове», где даны основные вехи жизни ученого, кратко показана эволюция его научных взглядов, обоснована структура всего издания (т. 1, с. 8-13). Второй том открывается трогательной, вызывающей щемящее чувство статьей Вл. Новикова, названной «Личность» (т. 2, с. 9-14). «Именно Панов, со своей научно-культурной универсальностью, призван был возглавлять Отделение литературы и языка, вдохновлять коллективные научные исследования - как лингвистические, так и литературоведческие» (там же, с. 14). Увы! Призван-то он призван, но кто бы ему дал. Сам Михаил Викторович о своих злоключениях писал очень сдержанно. В предисловии к его шедевру «История русского литературного произношения XVIII-XX вв.» находим такие слова: «Эта работа была завершена в 1970 г. и тогда же утверждена к печати Ученым советом Института русского языка АН СССР. После этого она несколько лет безмятежно лежала в архиве одного из секторов Института. (Спасибо тем, кто сохранил рукопись.)
В настоящее время расположение светил стало опять благоприятно для ее издания, и Ученый совет снова утвердил ее к печати» [Панов 1990: 3].
Теперь научное творчество М. В. Панова предстает перед читателем в полном блеске - в 1999 г. появилась «Позиционная морфология русского языка», переизданы «Русская фонетика» и вышеупомянутое историческое исследование, наконец, два тома статей (не говорю здесь об учебниках и научно-популярных книгах). В списке трудов М. В. Панова (там же, с. 823-836) фигурирует 100 статей, 80 из которых составляют содержание восьми разделов этих двух томов.
Первый раздел назван «Общие вопросы теории». Здесь находим десять статей, в том числе одну из самых ранних (1956) - «О слове как единице языка» (т. 1, с. 51-87) в духе модных тогда дебатов об основных единицах языка (в данном случае это полемика с А. И. Смирницким) [1]. Новаторская, насквозь структурная работа 1960 г. «О частях речи в русском языке» (там же, с. 151-164) заканчивается ударным и стилистически очень характерным финалом: «Данная здесь классификация не может заменить другие классификации, выделяющие в грамматических классах слов иные существенные признаки. Но, может быть, и та точка зрения, которая высказана здесь, несводима к иным решениям данного вопроса. Возможно, Гренландия [2] оказалась здесь непривычно большой, но это обусловлено принятыми принципами: если сами принципы истинны, то такое отклонение от привычных средне-гренландских размеров, может быть, и простительно».
Раздел об аналитических прилагательных позднее был развернут в отдельную статью 1971 г. (там же, с. 137-151).
Общетеоретический раздел заканчивается самой большой статьей сборника - «Русский язык» (там же, с. 165-252). Эта работа появилась в 1966 г. в первом томе (Индоевропейские языки) серии «Языки народов СССР». Я помню то ощущение свежести и теоретической глубины, которое возникало при чтении статьи. Ничего подобного у других авторов этой (весьма полезной) серии не было. Хорошо, что редакторы не пожалели места для данной статьи.
В этот же раздел вошли и поздние работы, в которых постепенно вызревала генеральная идея позиционности, окончательно выраженная в последней книге Панова «Позиционная морфология русского языка»: 1980 «О парадигматике и синтагматике» (там же, с. 17-29); 1992 «Позиционные отношения в стилистике» (там же, с. 30-35); 1998 «Трансформы и нейтрализация» (там же, с. 41-50); 1999 «Позиционные мены значений у слов в зависимости от текста» (там же, с. 36-40).
М. В. Панов был, прежде всего, фонологом и фонетистом. Неудивительно поэтому, что раздел II «Фонетика. Фонология. Социофонетика. Орфоэпия» оказался самым большим во всем двухтомнике, в нем 22 статьи. Большинство этих статей относятся к концу 1960-х - началу 1970-х гг., они тесно связаны с его opus magnum - книгой 1967 г. «Русская фонетика». Целая часть этой книги («Из истории изучения русской фонетики») включена в раздел VIII двухтомника (т. 2, с. 647-706). В том же разделе VIII мы находим статьи о лингвистах, так или иначе связанных с фонетикой: о Яковлеве, Реформатском, Аванесове, Горшковой, Брызгуновой. Панов неизменно возвращался к историческим корням фонологии, охотно цитировал Бодуэна де Куртенэ. В фонетических (и грамматических) работах 1960-х гг. часто слышатся отклики на теоретические проблемы, поставленные в американской лингвистике (потом их становится все меньше). Конечно, сейчас трудно сказать, в какой мере идеи автора восходят к внешнему толчку [3], а в какой - обязаны собственным наклонностям и стилю мышления. Примечательна в этом отношении статья 1961 г. «О разграничительных сигналах в языке» (т. 1, с. 297-319), где мы впервые видим характерную черту пановской манеры изложения - выбор в качестве иллюстрации какого-то несуществующего слова или цепочки звуков (в данном случае лéчекрадо) и дальнейший перебор на этом примере всех возможностей теоретического анализа. Любовь к анализу всевозможных фантастических слов видна и в интереснейшей статье 1972 г. «О переводах на русский язык баллады “Джаббервоки” Л. Кэррола» (т. 2, с. 223-232), и в постоянных возвращениях к опытам В. Хлебникова.
Большинство статей, вошедших в раздел III «Орфография», исторически связаны с неудавшейся попыткой частичной реформы русской орфографии в 1963-1964 гг. (Обобщающий сборник - «О современной русской орфографии» 1964 г.). Активнейший участник московской фонологической школы, Панов, естественно, был горячим сторонником такой реформы. Центральная статья этого раздела «Об усовершенствовании русской орфографии» (т. 1, с. 522-537) заканчивается словами: «...все вопросы современной орфографической теории должны получить свое решение на основе фонематической теории; эти решения являются наиболее оправданными и с практической точки зрения». К сожалению, некоторое изменение социально-политического климата в стране, связанное с падением Хрущева, не позволило осуществить реформу орфографии. Еще меньше шансов поменять хотя бы детали орфографии в наше время, когда в обществе преобладает тяга к традициям, а реформа 1918 г. приписывается не академикам, а «разрушителям-большевикам».
Раздел IV, открывающий второй том, не очень удачно озаглавлен «Вопросы теории». В отличие от раздела I, где речь шла о принципах описания внутренней структуры языка, его можно было бы озаглавить «Динамика языка» или «Русский язык в движении». Бóльшая часть материалов этого раздела связана с проектом, уникальным для советской лингвистики 1960-х гг. Поразительны энергия и организаторские способности Панова, сумевшего увлечь сотрудников Сектора современного русского языка и в короткие сроки осуществить грандиозный проект коллективной монографии «Русский язык и советское общество». В 1962 г. в Алма-Ате (!) выходит в свет проспект работы, а в 1968 г. публикуются четыре тома монографии, посвященные фонетике, грамматике, словообразованию и лексике. Михаил Викторович стоял у истоков следующего важного проекта, посвященного разговорной речи. Вот как об этом пишет во вступлении к книге «Русская разговорная речь» Е. А. Земская: «В течение всей работы над книгой большую помощь авторскому коллективу оказывал М. В. Панов. Он принимал участие в выработке общей концепции монографии, вместе с авторами обсуждал первоначальные варианты всех глав, а также прочитал всю книгу в рукописи и своими критическими замечаниями и советами способствовал ее совершенствованию» [4] [Земская 1973: 3].
Погружение в социолингвистическую действительность влияло на Панова двояким образом. С одной стороны, тяга к философским обобщениям и вера в существование долгосрочных законов языка (ср. частые апелляции к закону фонологического развития славянских языков, открытому Бодуэном де Куртенэ) толкали автора к поискам внешних (идущих от общества) и внутренних (собственно семиотических) моторов развития языка. Последние рассматриваются в весьма характерной работе 1968 г. «Языковые антиномии как внутренние стимулы развития языка» (т. 2, с. 7-22). Что касается внешних влияний, то они разбираются в статье 1962 г. «О развитии русского языка в советском обществе (К постановке проблемы)» (там же, с. 43-62) и во всех остальных статьях 1968 г., включенных в данный раздел (там же, с. 85-193). Разнообразные языковые изменения 1920-1940-х гг. сводятся Пановым к драматической борьбе литературных норм с идущими снизу расшатывающими тенденциями, связанными с социальной подвижностью и приобщением к книге многомиллионных масс [5].
С другой стороны, столкновение исследователя с текучей и противоречивой языковой действительностью могло подорвать веру в реальность с таким трудом построенной конструкции внутренней структуры языка. У ясной структурной концепции мог появиться конкурент в виде более расплывчатого вероятностного взгляда. Этого не произошло. М. В. Панов оставался верным взгляду на язык скорее как на кристаллическую решетку, чем как на поле. Медленная экспансия понятия позиция (от фонетики к грамматике, лексике и стилистике) подтачивала исходный структурный постулат и логически вела к девальвации этого понятия. Но автор этого не замечал. Во всем творчестве Михаила Викторовича явно проступает антиномия логика-математика, твердо следующего раз принятым принципам, и лингвиста-эрудита, чувствующего тончайшие нюансы звучаний и смыслов, поэта, наконец.
В этом же разделе IV находим позднюю (1988) статью «Из наблюдений над стилем сегодняшней периодики» (там же, с. 63-84). «Перестройка» началась, русский язык стоит перед грядущими переменами, но тех внешних моторов, которые действовали в 1920-х гг., нет и в помине. Панов доволен наступившими переменами, но не ищет их корней, а ограничивается мягкими стилистическими рекомендациями.
В разделе V «Морфология и словообразование» собраны по преимуществу работы 1970-х гг., но есть и поздние, например, небольшая, но замечательно свежая статья 2001 г. «Отношение частей речи к слову» (там же, с. 286-304). Здесь есть работа, в которой виден Панов-полемист. Это статья «Об изучении русского словообразования» (там же, с. 269-281), отклик на книгу Н. М. Шанского «Очерки по русскому словообразованию» [Шанский 1968]. «Очерки...» Шанского подвергнуты сокрушительной критике, главным образом, за постоянное смешение диахронии и синхронии (вопреки теоретическим декларациям), но также за отступления от логики, претенциозное и бездоказательное утверждение собственного мнения на фоне ошибок предшественников и т. п. Статья написана в состоянии крайнего раздражения, она пестрит выражениями грубое смешение, напрасно приписывает, неверно, произвол, сбивчивость и эклектичность, самообман, несерьезный и т. д. При всем этом Панов находит и некоторые достоинства у критикуемого автора (методически удачно..., интересен материал..., плодотворно внимание к стилистическим аффиксам), но недостатки перевешивают, и потому (финальный язвительный coup de grace) «...необходимо сказать, что мнения Н. М. Шанского не всегда убедительны и значения последнего слова науки они не имеют». Пановский идеал ведения полемики косвенно проглядывает в описаниях фонологических споров далекого XIX в., ср. «Бодуэн де Куртенэ и видел неправильность взглядов Крушевского, и прозревал их плодотворность (если на их основе построить другую, не парадигматическую фонологию). Отсюда метания, резкие сдвиги в оценке деятельности Крушевского, отсюда жестокая борьба со взглядами Крушевского, кончившаяся тем, что Бодуэн де Куртенэ принял в качестве исходных отвергнутые им положения Крушевского и стал на их основе строить фонетику сочетаний» (там же, с. 668). И через страницу: «Суд Бодуэна де Куртенэ: “Крушевский не наметил ни одного нового направления в науке, не установил новых истин, а только умел старые истины излагать в привлекательной и доступной форме” - крайне несправедлив» (там же, с. 669).
Раздел VI «Преподавание русского языка» содержит 7 статей на педагогические темы. Судить о Панове как о педагоге средней школы можно будет только после серьезного анализа текста созданных им учебников и опыта их применения в школе - «Учебника для национальных школ» (в соавторстве с Р. Б. Сабаткоевым; 1982-1983, переиздания 1993 и 2002 гг.) и «Учебника для средней школы, 5 класс» (в соавторстве с И. С. Ильинской и С. М. Кузьминой, 1994 г.). Заметим характерное отступление от квалификации числительных. В работах 1960-х гг. им было отказано в статусе особой части речи, теперь же (в 1995 г.) они фигурируют именно как особая часть речи, ср. «Числительные в новом учебнике» (там же, с. 359-372). Означает ли это, что для школьников Панов заключал компромисс с традицией? Может быть, произошел сдвиг в его грамматической концепции, ведь в «Позиционной морфологии русского языка» числительные тоже считаются особой частью речи.
В разделе VII «Поэтика» собраны статьи 1980-1990-х гг., в которых Панов выступает как крупный специалист в этой специфической области. Программное значение имеет большая двухчастная статья «Ритм и метр в русской поэзии» (там же, с. 387-445). Здесь же находим фонетическую статью «Сценическая речь и театральные системы» (там же, с. 551-566) и замечательную статью «Даниил Хармс» (там же, с. 525-550), где есть все - и фонетика, и семантика, и поэтика, и политика, и это все проникнуто тонким эстетическим чувством и трагическим ощущением эпохи.
Завершает двухтомник раздел VIII «История отечественного языкознания». Очень точное название. Теоретическая концепция Московской фонологической школы навеяна самим русским языком с его развитой морфонологией, с его резким контрастом ударных и безударных слогов, разнообразием слабых позиций. Отсюда и своеобразный патриотизм фонологов-москвичей. Уже в пору зрелости МФШ возник соблазн углубить в прошлое свои идеи, найти своего идейного праотца не в Бодуэне де Куртенэ, а в москвиче Фортунатове, тем более что именно Фортунатов (с его «подспудным фонологизмом») возглавил в 1904 г. Орфографическую подкомиссию Академии наук. В 1971 г. в статье «Александр Александрович Реформатский» (там же, с. 789-801) находим такие слова: «А. А. Реформатский, вместе с другими основателями этой школы - Р. И. Аванесовым, В. Н. Сидоровым, П. С. Кузнецовым, отстаивал взгляды, имеющие очень ясную родословную. Все четверо зачинателей были учениками учеников Ф. Ф. Фортунатова. Новомосковская школа продолжала дело московской фортунатовской школы» (там же, с. 790). А через четверть века появилась большая статья Панова «Московская лингвистическая школа. 100 лет» (там же, с. 615-646). Впрочем, научная генеалогия МФШ не столь очевидна. Она сформировалась в конце 1930-х гг., и центром ее была кафедра русского языка в Мосгорпеде, созданная Аванесовым. Помимо только что упомянутых там работали А. М. Сухотин и Г. О. Винокур. Совместная работа, научные дискуссии, ощущение своей «научности» и «современности» на фоне марристских фантазий, шедших из Ленинграда, наконец, чтение зарубежной литературы (и Соссюра, и пражцев, и американцев) способствовали кристаллизации фонологических идей этой группы. Некоторые из отцов-основателей МФШ в 1920-е гг. участвовали в работах Московской диалектологической комиссии, руководителем которой был Д. Н. Ушаков. Ушаков и Реформатский на протяжении многих лет обменивались шутливыми cher élève и maitre, но считать Ушакова отцом МФШ было бы большой натяжкой. Не следует преувеличивать и научную зависимость Ушакова от Фортунатова. Конечно, Ушаков писал у Фортунатова кандидатскую работу «Склонение у Гомера» (по-видимому, насквозь компаративистскую), но затем занимался совсем другими сюжетами.
Одна статья стоит особняком в разделе VIII, это «Воспоминания об Алексее Михайловиче Сухотине» (там же, с. 776-778). Только здесь Михаил Викторович немного приоткрывается перед читателем.
Написать биографию Панова-человека едва ли возможно. Но вот создать научную биографию М. В. Панова, показать его идейную эволюцию в научном и общественном контексте эпохи было бы очень важно и поучительно. Вышедшие два тома его статей окажутся важным подспорьем для того, кто взял бы на себя этот труд.
 

Примечания

1. Ср. работу «О значении морфологического критерия для фонологии» [Макаев и др. 1953], опубликованную в ряду откликов на статью С. К. Шаумяна [Шаумян 1953] «Проблема фонемы».

2. В начале статьи М. В. Панов ссылается на опыт картографии, где разные проекции в равной мере истинны, хотя и кажутся очень разными человеческому глазу.

3. Огромное влияние на Панова оказала книга Якобсона, Фанта и Халле «Preliminaries to speech analysis» [Jakobson et al. 1955]. Дихотомические дифференциальные признаки надолго становятся важнейшим аргументом во всевозможных фонологических рассуждениях автора, ср. статью 1984 г. «О разграничении сегментных и суперсегментных единиц» (т. 1, с. 393-400).

4. Интересно, что думал Филин об этом признании заслуг опального ученого?

5. Трудно сказать, давили ли на автора обстоятельства времени. Интересен следующий пассаж (т. 2, с. 45): «Овладеть новым пониманием нормы, характерным для литературного языка, можно было только на первоклассных авторитетных образцах современной речи. Такими образцами оказались статьи, выступления В. И. Ленина и его соратников (М. И. Калинина, А. В. Луначарского, Я. М. Свердлова, Г. В. Чичерина и др.)». Явный перебор! Поскольку на следующей странице Сталин порицается за стремление к ультранейтральности, видно, что Панов рад десталинизации, но перечисленные соратники Ленина явно не влияли на язык масс. Труды Ленина, конечно, конспектировали все студенты, но большинство предпочитали Сталина, где «все короче и яснее».


Литература

Земская 1973 - Русская разговорная речь / Отв. ред. Е. А. Земская. М., 1973.
Макаев и др. 1953 - Э. А. Макаев, Н. А. Слюсарева, G. Kircher, И. А. Лукницкий, Т. А. Бертагаев, М. В. Панов. Отклики на статью С. К. Шаумяна «Проблема фонемы» // Изв. АН СССР. Отд. лит. и яз. Т. XII. 1953. Вып. 4.
Панов 1990 - М. В. Панов. История русского литературного произношения XVIII-XX вв. М., 1990.
Шанский 1968 - Н. М. Шанский. Очерки по русскому словообразованию. М., 1968.
Шаумян 1953 - С. К. Шаумян. Проблема фонемы // Изв. АН СССР. Отд. лит. и яз.. Т. XI. 1952. Вып. 4.
Jakobson et al. 1955 - R. Jakobson, G. M. C. Fant, M. Halle. Preliminaries to speech analysis. Camb., 1955.


Автор рецензии: А. Я. Шайкевич


Рецензия опубликована в: Русский язык в научном освещении. - № 1(15). - М., 2008. - С. 298-303.